благодарность. - И мы расстались.
которое светилось сочувствием к одиноким, и о его манере говорить,
выражавшей рыцарское отношение к бедным и слабым, молодым и неопытным. Этот
юный джентльмен был истинным англичанином.
величественными зданиями, над которыми вознеслись контуры высоких куполов и
шпилей, вероятно, дворцов или храмов - мне трудно было разобрать. Как раз
когда я проходила вдоль какого-то портика, из-за колонн внезапно выскочили
двое усатых мужчин с сигарами в зубах. Одеждой они старались походить на
джентльменов, но, бедняги, какие плебейские у них были лица! Они заговорили
со мной наглым тоном и не отставали от меня ни на шаг, хотя я шла очень
быстро. К счастью, нам встретился патруль, и моим преследователям пришлось
ретироваться. Однако они успели довести меня до полуобморочного состояния,
и, когда я пришла в себя, оказалось, что я понятия не имею, где нахожусь, с
гулко бьющимся сердцем я остановилась в полной растерянности. Я боялась
далее подумать о новой встрече с этими усатыми хихикающими болванами, но
надо было разыскать указанную мне дорогу.
том, что именно о них шла речь, спустилась вниз. На улице, куда я попала,
действительно узкой, не оказалось никакой гостиницы. Я побрела дальше. На
очень тихой, сравнительно чистой и хорошо вымощенной улице я приметила
горящий фонарь, а под ним дверь, ведущую в довольно большой дом, на один
этаж выше соседних зданий. Может быть, это и есть гостиница? Хотя у меня от
усталости подкашивались ноги, я ускорила шаг.
входом, гласила: "Пансион для девиц", ниже - "Мадам Бек".
мозгу, но временем подумать и принять какое-либо решение я не располагала.
Провидение шепнуло мне: "Войди сюда. Здесь ты и найдешь приют". Судьба
возложила на меня свою могучую длань, подчинила себе мою волю, управляла
моими действиями - я позвонила в дверь.
камни мостовой, освещаемые фонарем, считала их, разглядывала их форму и
блеск воды на зазубринах. Затем я позвонила вновь. Наконец дверь отворилась;
передо мной стояла служанка в изящной наколке.
но, поскольку я изъяснялась по-английски, она решила, что я учительница
из-за границы, приехавшая по делу, связанному с пансионом, и даже в столь
поздний час разрешила мне войти без неудовольствия или колебания.
изразцовым камином, позолоченными украшениями и натертым до глянца полом.
Часы с маятником, стоявшие на каминной доске, пробили девять.
бросало то в жар, то в холод. Я неотрывно глядела на дверь - большую белую
створчатую дверь, отделанную позолоченными украшениями. Я ждала, чтобы
дрогнула и открылась хоть одна створка, но все было тихо, недвижно, белые
двери не шелохнулись.
подпрыгнула, столь неожиданно прозвучали эти слова, столь уверена я была,
что нахожусь в полном одиночестве. Около меня витал не дух или призрак, а
стояла довольно полная коренастая женщина, в наброшенной по-домашнему шали,
капоте и чистом, нарядном чепце.
вступления, завязали весьма примечательный разговор. Мадам Бек (а это была
сама мадам Бек - она вошла через маленькую дверь у меня за спиной, на ней
были домашние туфли, и поэтому я не слышала, как она появилась и подошла ко
мне) - итак, мадам Бек израсходовала все свои познания в английском языке,
произнеся фразу "Вы англиссанка?", и вынуждена была сразу перейти на
французский, я же отвечала ей по-английски. Она в известной степени понимала
меня, но, поскольку я решительно ничего не понимала и мы обе оглушительно
кричали (я не только никогда не встречала, но и вообразить не могла такого
удивительного дара речи, каким обладала мадам Бек), то ощутимого успеха нам
добиться не удалось. Вскоре она позвонила, чтобы получить помощь,
появившуюся в виде maitresse, которая какое-то время воспитывалась в
ирландском монастыре и поэтому считалась отличным знатоком английского
языка. Что за лицемерная особа была эта наставница - типичная уроженка
Лабаскура! Как терзала она язык Альбиона! Все же она перевела мой нехитрый
рассказ. Я поведала ей, как покинула родину, чтобы лучше узнать мир и
заработать себе на жизнь, я заявила, что готова выполнять любую работу, если
она приносит пользу, а не вред, что согласна стать няней при ребенке,
компаньонкой у какой-нибудь дамы или даже заниматься посильной домашней
работой. Мадам все это слушала, и по выражению ее лица мне показалось, что
рассказ мой дошел до ее сознания.
она, - sont-elles donc intrepides ces femmes-la!*
(фр.)
без сочувствия и без интереса - ни тени участия или сострадания на лице. Я
поняла, что она не принадлежит к тем людям, которыми правят чувства. Она
глядела на меня серьезно и пристально, изучая и оценивая мой рассказ.
переводчицу она распорядилась, чтобы сейчас я ушла, а завтра утром
вернулась, но меня это не устраивало; я и подумать не могла об опасностях,
которые ждут меня на темной улице. Внутренне горячась, но сохраняя
приличествующую случаю сдержанность, я обратилась непосредственно к ней, не
обращая внимания на maitresse.
немедленно, вы не только не проиграете, но извлечете из этого выгоду. Вы
сможете убедиться в том, что я честно отрабатываю назначенное мне жалованье.
Если вы намерены взять меня к себе на службу, то лучше, чтобы я осталась на
ночь у вас. Ведь не имея здесь знакомых и не владея французским языком, я
лишена возможности найти пристанище.
какую-нибудь рекомендацию?
Она задумалась. В этот момент из вестибюля донесся звук мужских шагов,
быстро направляющихся к парадной двери. (Тут я поведу рассказ так, как будто
тогда я понимала, что происходит, на самом же деле я почти ничего не
уловила, но впоследствии мне все перевели.)
старшем классе.
коренастый, смуглый человек в очках.
Всем известно, как вы искусны в физиогномике. Покажите свое мастерство и
исследуйте это лицо.
лоб, должно быть, означали, что он видит меня насквозь и никакая завеса не
может скрыть от него истину.
гувернантки. Рассказала о себе вполне убедительную историю, но не может
представить никаких рекомендаций.
Свини.