Генрих Белль

Ирландский дневник

Такая Ирландия существует, однако пусть тот,

кто поедет туда и не найдет ее, не требует от

автора возмещения убытков.

Я посвящаю эту маленькую книгу Карлу Корфу,

тому, кто побудил меня ее написать

ПРИБЫТИЕ I

Не успев еще подняться на борт парохода, я сразу увидел, услышал,
учуял, что пересек границу. Я уже повидал одно из самых пригожих обличий
Англии - почти буколический Кент и мимоходом - Лондон, это чудо
топографии. Повидал я и одно из самых мрачных обличий Англии - Ливерпуль,
но здесь, на пароходе, Англия кончилась. Здесь уже пахло торфом, со
средней палубы и из бара доносился гортанный кельтский говор, и здесь
общественный строй Европы принял совсем другие формы: бедность здесь уже
перестала быть пороком, была не пороком и не доблестью, а просто фактором
общественного самосознания, не значащим ровно ничего - как и богатство.
Складки на брюках утратили остроту лезвия, и английская булавка, эта
древняя застежка кельтов и германцев, снова вступила в свои права. Там,
где пуговица казалась точкой, которую поставил портной, словно запятую
прикалывали булавку; знак вольной импровизации, она создавала складку в
том месте, где пуговица делала ее невозможной. Я видел, как булавкой
прикрепляли ярлык с обозначением цены, надставляли подтяжки, подменяли
запонки и, наконец, как один мальчик употребил ее в качестве оружия,
уколов в зад какого-то мужчину; мальчик удивился, даже испугался, потому
что мужчина никак на это не реагировал; тогда мальчик ткнул в мужчину
пальцем, чтобы установить, жив он еще или нет. Мужчина был жив, он
расхохотался и хлопнул мальчика по плечу.

Все длиннее становилась очередь к окошечку, где за доступную цену
выдавали щедрые порции западноевропейского нектара, именуемого чаем.
Казалось, ирландцы изо всех сил стараются удержать и этот мировой рекорд,
в котором они идут непосредственно перед Англией: почти десять фунтов чая
потребляется ежегодно в Ирландии на душу населения. Другими словами,
ежегодно через каждую ирландскую глотку протекает маленькое озеро чая.

Пока я медленно продвигался к окошку, у меня было достаточно времени,
чтобы освежить в памяти и другие рекорды Ирландии. Не только по чаепитию
держит рекорд эта маленькая страна. Второй ее рекорд - по молодым
священникам. (Кельнской епархии пришлось бы посвящать в сан почти тысячу
священников ежегодно, чтобы сравниться с какой-нибудь маленькой ирландской
епархией.) Третий рекорд Ирландии - посещаемость кино, и снова (как много
общего, несмотря на все различия!) она идет непосредственно впереди
Англии. И наконец, четвертый, самый важный (не берусь утверждать, что он
находится в причинной связи с тремя первыми), - в Ирландии меньше
самоубийств, чем где бы то ни было на этой земле. Рекорды потребления
виски и сигарет еще не зафиксированы, но и в этой области Ирландия ушла
далеко вперед, - Ирландия, маленькая страна, площадь которой равна
Баварии, а населения в ней меньше, чем между Эссеном и Дортмундом.

Полуночная чашечка чаю, когда ты дрожишь на западном ветру, а пароход
медленно выходит в открытое море; потом виски наверху в баре, где все еще
звучит гортанная кельтская речь, хотя теперь только из одной ирландской
глотки. В холле перед баром монахини, как большие птицы, устраиваются на
ночлег; им тепло под чепцами, им тепло под длинными юбками, они медленно
выбирают четки, как выбирает концы отходящее от причала судно. Молодой
человек, стоящий у стойки с грудным младенцем на руках, потребовал пятую
кружку пива и получил отказ, и у его жены, которая с двухлетней девочкой
стоит рядом, бармен тоже отобрал кружку и не стал наполнять ее снова; бар
медленно пустеет, смолкла гортанная кельтская речь, тихо кивают во сне
монахини; одна из них забыла выбрать свои четки, крупные бусины
перекатываются от качки; двое с детьми, не получив больше пива, бредут
мимо меня в угол, где из коробок и чемоданов соорудили для себя маленькую
крепость, там, притулившись с обеих сторон к бабушке, спят еще двое детей,
и бабушкин черный платок греет всех троих. Грудного младенца и его
двухлетнюю сестренку водворили в бельевую корзину, а родители молча
протиснулись между двумя чемоданами и прижались друг к другу. Белая узкая
рука мужчины, словно палатку, натягивает плащ. Все смолкло, только
крепость из чемоданов тихо подрагивает в такт качке.

Я забыл приглядеть себе место на ночь, и теперь мне приходится шагать
через ноги, ящики и чемоданы; в темноте светятся огоньки сигарет, ухо
ловит обрывки тихих разговоров: "Коннемара... безнадежно... официантка в
Лондоне..." Я забился между шлюпкой и кучей спасательных поясов, но сюда
задувает пронзительный сырой вест. Я встаю и иду по палубе парохода, где
пассажиры скорее напоминают эмигрантов, чем людей, возвращающихся на
родину. Ноги, огоньки сигарет, шепот, обрывки разговоров. Наконец какой-то
священник хватает меня за полу и с улыбкой предлагает место возле себя. Я
прислоняюсь к стенке, чтобы уснуть, но справа от священника из-под
серо-зеленого полосатого пледа раздается нежный и чистый голос:

- Нет, отец мой, нет, нет... Думать об Ирландии слишком горько. Раз в
год мне приходится сюда ездить, чтобы повидать родителей. Да и бабушка еще
жива. Вы знаете графство Голуэй?

- Нет, - тихо сказал священник.

- Коннемару?

- Нет.

- Вам надо там побывать. И не забудьте на обратном пути посмотреть в
Дублинском порту, что вывозит Ирландия: детей и священников, монахинь и
печенье, виски и лошадей, пиво и собак...

- Дитя мое, - тихо сказал священник, - не следует поминать все это
рядом...

Под серо-зеленым пледом вспыхнула спичка и на мгновение вырвала из
темноты резкий профиль.

- Я не верю в бога, - произнес нежный и чистый голос, - да, не верю, -
так почему же я не могу поставить рядом священников и виски, монахинь и
печенье; я не верю и в Kathleen ni Houlihan [Кэтлин, дочь Холиэна (ирл.) -
символический образ Ирландии], в эту сказочную Ирландию. Я два года
прослужила в Лондоне, официанткой: я видела, сколько проституток...

- Дитя мое, - тихо сказал священник.

- ...сколько проституток поставляет Лондону Kathleen ni Houlihan -
остров Святых.

- Дитя мое!

- Наш приходский священник тоже называл меня так: дитя мое... Он
приезжал к нам издалека на велосипеде, чтобы отслужить воскресную мессу,
но и он не мог воспрепятствовать Kathleen ni Houlihan вывозить самое
ценное, что у нее есть, - своих детей. Поезжайте в Коннемару, отец, вы
наверняка еще не встречали так много красивых пейзажей сразу и так мало
людей на них. Может быть, вы и у нас когда-нибудь отслужите мессу... Тогда
вы увидите, как смиренно я преклоняю колена в церкви по воскресеньям.

- Но вы же не верите в бога?

- Неужели вы думаете, что я могу позволить себе не ходить в церковь и
тем огорчать моих родителей? "Наша милая девочка набожна, все так же
набожна. Наше милое дитя!" А когда я уезжаю, бабушка целует меня,
благословляет и говорит: "Оставайся всегда такой же набожной, милое мое
дитя..." Вы знаете, сколько внуков у моей бабушки?..

- Дитя мое, дитя мое, - тихо сказал священник.

Ярко вспыхнула сигарета и снова осветила на несколько секунд строгий
профиль.

- Тридцать шесть внуков у моей бабушки, тридцать шесть; было тридцать
восемь, но одного убили в боях за Англию, а другой пошел ко дну на
английской подводной лодке. Тридцать шесть еще живы: двадцать в Ирландии,
а остальные...

- Есть страны, - тихо сказал священник, - которые экспортируют гигиену
и мысли о самоубийстве, атомное оружие, пулеметы, автомобили...

- Я знаю, - ответил нежный, чистый девичий голос, - я все это знаю. У
меня у самой брат священник, и два двоюродных тоже: только у них одних из
всей нашей родни есть свои машины.

- Дитя мое...

- Попробую вздремнуть. Доброй ночи, отец мой, доброй ночи.

Горящая сигарета полетела за борт. Серо-зеленый плед обтянул узкие
плечи. Голова священника как бы укоризненно покачивалась из стороны в
сторону, а может, движение парохода было тому виной.

- Дитя мое, - еще раз тихо сказал священник, но ответа не последовало.

Священник со вздохом откинулся назад и поднял воротник пальто; четыре
английские булавки были приколоты на обратной стороне воротника, четыре,
нанизанные на пятую, они раскачивались в такт легким толчкам судна,
медленно подплывающего сквозь серую мглу к острову Святых.

ПРИБЫТИЕ II

Чашка чаю, теперь уже на рассвете, когда ты дрожишь на западном ветру,
а остров Святых еще прячется от солнца в утреннем тумане. На этом острове
живет единственный народ Европы, который никогда никого не завоевывал,
хотя сам бывал завоеван неоднократно - датчанами, норманнами, англичанами.
Лишь священников посылал он в другие земли, лишь монахов да миссионеров,