скажем, -- подумал он вслух.
картошку, наполовину тронутую порчей, гадая, откуда мог прибыть такой груз.
Не из Мелового ли?
эту тухлятину! Уж лучше сразу лягушек.
пару центнеров.
болиды, сверкали тут и там своими люминесцентными глазами. По складу от них
не было никакого прохода.
Гриншпон. -- Недавно прочитал, как эти твари перегрызли пополам
десятитысячевольтовый кабель в парижском метро, и хоть бы одну ионизировало
или там распылило как-нибудь!
Артамонов поведал, как при виде грызунов на мелькомбинате у себя на родине,
в Орле, ему довелось испытать самые волнующие минуты в жизни. Парижские
крысы, как ни крути, все же боятся людей, а мелькомбинатовские -- те ни
грамма не стесняются. Ратициды они запросто употребляют на десерт и ходят по
территории, как свиньи, -- споткнуться можно. Голубей едят, как кур. Голуби
нажираются дармового зерна -- благо на плохо положенное у всех нас клюв
помпой -- и становятся не способными к полету. Крысы подходят к ним как к
готовому блюду или полуфабрикату, устраиваются поудобнее и, разве что не
повязав салфетку, начинают кушать: хряп-хряп, с косточками, а потом -- спать
в сушилку. Цепляй этой крысе за уши ошейник и веди, куда хочешь. Например в
столовую. Там большая очередь. Женщины через секунду освобождают раздачу.
Бери первое, второе, третье.
дезодорант. Грузчики добили протухший вагон, почти не морщась.
переходов. Потом потихоньку начал потягиваться ранними троллейбусными
маршрутами и наконец вскочил, обдав себя снегом, клубящимся за
очистительными машинами, и распахнул хлебные магазины.
талдычить о каком-то своем особом зимнем солнцестоянии, при котором ночь,
как известно, максимальна, а если не спать -- то и вообще бесконечна.
больного Решетнева по загривку, как бы подталкивая его к скорейшему
выздоровлению. Но, невзирая на избыток женской ласки, Решетнев впадал в
тоску и хандру. Опираясь на костыли, он совершал мелководный каботаж от
койки до туалета в конце коридора и клялся, что больше никогда не падет так
низко. Каждый вечер, проводив друзей на работу, он пробирался на цыпочках к
себе в душу и копался там до утра. Когда спать можно сколько влезет, сон,
как назло, не идет. Устроившись на подоконнике, он рассматривал снеговика и
все больше понимал, кем стали для него Рудик, Мурат, Миша... Кто он теперь
без них? Так себе -- человечинка.
пытался втянуть их в общение. Но все разбредались по делам или падали
замертво на койки. В его распоряжении оставался один Рудик, который после
базы усаживался за письма. Еще в армии он снюхался с радиодиспетчершей, и та
присылала ему с Ямала коротенькие кадастры о погоде. Староста носился с
ними, как Мурат с денежными переводами.
понял одну простую истину: чтобы познать жизнь, нужно непременно сломать
ногу.
губе липкую кромку конверта.
ему о чем-то таком безыдейном и не обсуждаемом при наличии, что многие
называют мужской дружбой.
срывам, как говорил Бирюк.
выделить ему двадцать рублей по комнатному больничному листу. Решетнев
накупил плексигласовых тарелок, прикрепил к стенам, подсунул под них цветные
виды вселенной из журнала, к "иллюминаторам" подвел настоящее освещение, и
теперь в комнате можно было плыть, как бы между светил.
интерьером 535-й стало просто китчем.
образом Фельдман замазал свой прокол во время проверочного рейда, когда
отмолчался по поводу эротических наклеек на стенах.
-- В жизни надо срываться.
Третий закон Ньютона
Первокурсники гнулись над белыми ватманами и кляли изобретателя этой
чертовой науки, а заодно проклинали и преподавателя Цыпленкова, обладающего
профессиональным и чуть ли не геометрическим прищуром. Для Цыпленкова
начертательная геометрия была полигоном для его психологических опытов над
живыми людьми.
объяснял он свою привязанность к студентам, массируя доску куском дикого
мела. -- Я сделаю из вас непревзойденных модельеров -- ведь все ваши
сногсшибательные одежды конструируются исключительно на основе принципов
начертательной геометрии.
швейную бригаду головы первокурсников пухли при виде пространственных фигур
и их пересечений по неимоверным кривым. И что самое противное -- всю эту
непостижимую графику нельзя было вызубрить. Поэтому оставалось усердно
понимать и развернуто представлять.
ведать линейных ужасов, в которых, чтобы пересечь тетраэдр с эллипсоидом,
нужно было сидеть с одним карандашом и двумя пузырями три дня и четыре ночи.
Артамонов Валера был непоседой, ему подавай задачи на сноровку, а тут
испытание на усидчивость.
разобрался, какая линия что обозначает, -- и точка! Я не пойму одного --
зачем чертить? Если нужно будет в дальнейшей жизни, я, конечно же, начерчу,
но это потом, в жизни, а сейчас... Только время да нервы гробишь. -- И в
защиту своего бездействия на ниве геометрии он приводил массу доводов.
Решетнев. -- До некоторых -- через седло.
такая тонкость, в которой застал себя Артамонов. Само собой разумеется, что
на потоке есть группы, которым выданы такие же задания. И еще существует
техническое приспособление -- "дралоскоп", с помощью которого полугодовую
норму можно легко и непринужденно передрать в считанные часы. Было бы с
чего.
нужна не только выдержка, нелишне обладать и стойкостью. Обыкновенно после
выдачи задания на проект начиналось выжидание -- кто первый приступит к
выполнению. Слабохарактерные надламывались и, словно загипнотизированные,
приступали к черчению. Как только они справлялись с заданием, к ним
подкатывали более стойкие и вмиг переносили готовые творения на свои листы.
Затем шла в ход изворотливость -- бывало, скопированные работы защищались
раньше оригинальных. За плагиаторами был нужен глаз да глаз, поскольку
сдирание -- это не столько процесс, сколько стратегия и тактика.
первой по списку. Наташечкина была своим парнем, и задание у нее было
идентичным.
лично ей по нутру игра геометрических линий, вырисовывающих занятные контуры
неказистых с виду деталей дизеля. Наташечкина без проволочек отдала во
временное пользование Артамонову свои готовые чертежи.
она вдогонку.
настраивать "дралоскоп", который состоял из оконной фрамуги с двойным
стеклом и настольной лампы для подсветки снизу.
проверку чужие творения.
не с лицевой, а с тыльной стороны, -- придется вам задание переделать.
заверить их... -- Цыпленков показал на графит, налипший от линий