Яныч бросился к трубке. Да, он так и знал -- это звонила она, Марина.
что смогу! Только не надо никаких контрольных прогонов! Поверьте, я не
сорвусь! Пожалуйста, поверьте!
сонную жену. Он ни на одну минуту не оставлял надежды, он был уверен, что
Жанна -- тьфу, Марина -- обязательно вернется. Она просто не сможет
выдержать, вынести из себя все без молитвы. А сказать, что игра была для нее
не молитвой, а чем-то иным, мог разве какой-нибудь ублюдок, которых
постоянно поминал в своих святцах Гриншпон.
перекричали, начни она вдруг извиняться. Никто не смел заговорить с ней даже
о погоде. Сам ее приход воспринимался как укор. Сегодня ей, как никому и
никогда, прощалось все. Потому что она -- вер-ну-лась!
ногах, была какой-то блуждающей.
замирали вопросами:
делали их бытностью. Тени в черных костюмах требовали от зала прямого
ответа.
Пряника, его детище, над которым он возился три месяца. Тени сошли на нет.
Из-за свечи вышла Жанна. Ей были голоса. Франция нашептывала ей про подвиг.
А потом все закружилось, понеслось дальше. Марина играла. Зал замирал в
паузах и вскидывал руки, чтобы утонуть в аплодисментах, но тут же опускал
их, боясь спугнуть, и замирал снова.
несокрушимый дух, требовали отречения от содеянного. Она молчала, едва
улавливая смысл судейских аргументов. И понимала, что, если не отречется, ее
сожгут. Ей было страшно. Над головой колыхался огромный крест.
рассвета. Люди пришли спозаранку, чтобы занять места получше. Они закусывают
принесенной из дома пищей, журят детей и шутят меж собой, спрашивая у
солдат, скоро ли начнется. Они не злые. Это те же, что пришли бы восторженно
приветствовать тебя, если бы ты взяла Руан. Но события повернулись иначе.
Вот они и приготовились смотреть, как тебя сожгут".
отшатывалась от ударов и прощала.
и сам зал, казалось, внимал небольшому островку на сцене, пробитому
багровыми лучами прожекторов.
стэмовцы решили не жечь Жанну -- во время ночных споров была принята идея
помрежа сделать развязку без аутодафе. Жанна, подняв над головой сноп света,
уходила в утреннюю зарю, к нам. Жаворонок, разрезая опаленными крыльями
жаркое небо, мчался сквозь пламя. Время от времени он замирал, зависал на
месте, чтобы забыться в песне.
истины.
зала послышались приветствия. Никто не расходился. Пряник метнулся на первый
этаж, чтобы спасти афишу от незадачливых коллекционеров. На примере Бирюка
он убедился, что коллекционируют сейчас все подряд. Афишу было бы жаль
упустить, тем более, что сотворила ее будущая жена Пряника.
поклонился. Началась пресс-конференция для студкоров институтской
многотиражки "За технические кадры" и областной молодежной газеты. Откуда-то
взялись критики, сказали, что есть слабые моменты, но в общем -- ничего. Их
никто не слушал. Тогда один из критиков пообещал выбить полчасика на местном
радио для прокрутки в записи самых горячих мест спектакля.
панике. Они чувствовали, что все это должно закончиться каким-нибудь
банкетом. Их пришлось выпроваживать.
столы и, не убирая реквизита, уселись в средневековье. Фискал нырнул в
альков и вскрыл тайник с питьем и закусью. Как и во всех более-менее
уважающих себя театрах, на банкете говорили только фразами из спектакля.
чтобы спасти чужого ребенка!
Янычу и сразу начали поднимать посуду с шампанским за роли. Сначала -- за
главную, потом по нисходящей до режиссера.
клавишам рояля, выводя "Цыпленка жареного". Самоощущение остальных было
наидинамичнейшим. Музыкантов заставили играть. Скоро организовались танцы.
Гитаристы сами бросились в пляс, оставив за роялем Гриншпона в качестве
тапера.
нас!
сделало -- породило и породнило коллектив, а теперь отошло чуть в сторону и,
наблюдая, как веселятся стэмовцы, думало о своем. Никто не помышлял о
высоких подмостках, не лез в профессионалы. Главным было не это.
Нет, не искусству, а нашему маленькому театру! Думаю, ради такого стоит не
спать ночами, кромсать историю, перелицовывать ее вылинявший драп! --
впервые режиссер так сильно расчувствовался.
весела сегодня, но, вы знаете, я была бы намного беднее, не будь СТЭМа, не
будь вас, Борис Янович!
ей прощалась сентиментальность. Сегодня позволено все! Разорванные ночи и
дрожь -- позади! Танцуй, Юлька, главная закройщица и мастер по свету по
совместительству!
Страшно, если наша баллада на этом и закончится.
-- пристроился к предыдущим вздохам Бирюк. -- Они в искусстве волокут.
состоялась, -- прижал он к себе Марину, -- можно сказать, свершилась! А в
плане, жить нам дальше или нет, мы поступим не как обычно: мы покажем
спектакль повторно. Если зритель придет -- с нами будет все ясно. Правильно
я говорю, Марина?
проявлялась улыбка.
Артамонов и Решетнев рассуждали об использовании метагалактического
пространства и попутно развивали теорию мести и пощады в сфере отношений
полов.
второй этаж к какой-нибудь первой попавшейся девушке.
мы публично завязали с этим.
внес поправку Решетнев.
Искусство невыносимо выматывает своих жрецов.
перестроил тональность. -- Все правильно, СТЭМ призван решать более
серьезные задачи...