Чтение 83–й страницы книги ~Избранные ходы~

руку..."

Глава 7. ГАЗЕТА БУДУЩЕГО

"Смена" не выдержала темпа, предложенного "Ренталлом". Отношения с
редакцией окончательно забрели в тупик и пошли горлом. Смесь молочнокислых
томатов и хозяйственного мыла. Да такой бурной струей -- прямо залповый
выброс. Пик волнений пришелся на завершение галерейного вояжа в Голландию.

Варшавский, находившийся в пекле переворота, повел себя как лишенец.
"Смена" выставила его за порог, а он возникшему нюансу никакого значения не
придал. Не попытался предотвратить его или хотя бы затянуть время. Ну, ушла
и ушла газета к другому -- подумаешь... Свет клином сошелся, что ли?!
Варшавский перетащил компьютеры назад в гостиницу и с легкой душой занялся
представительской полиграфией, посчитав, что в отношениях со "Сменой" можно
поставить точку.

Когда, вернувшись из поездки, вояжеры вошли в так называемый кабинет
директора "Ренталла" в гостинице, Галка вязала карпетку, Нидворай принимал
на работу курьера, удивляясь, почему у того нет трудовой книжки, а
Варшавский разговаривал с клиентом и не торопился встать навстречу. Он
настолько плотно отдавался общему делу, будто клиент собирался заказать
целый вагон визиток, бланков и прочей деловой мишуры.

-- Да ты не ждешь нас, сам-Артур! -- раскинул руки Макарон. -- Мы тебе
техники пригнали, а ты и усом не ведешь!

-- Не видите -- с человеком разбираюсь! -- отмахнулся Варшавский.

-- А что здесь делает наш комплекс? -- удивился Артамонов.

-- Подождите пять минут! -- сказал Варшавский, не поворачивая головы.

-- Ты что! Какие пять минут?! Мы месяц без новостей!

-- Я же сказал: обслужу заказчика и поговорим, -- произнес Варшавский
через губу и принялся с нажимом выпроваживать друзей в коридор. -- Клиент
налом платит. Черным. А вы вваливаетесь без звонка. -- По натуре Артур был
дипломатом и в большинстве случаев умудрялся упрятывать до лучших времен
глубинные бомбы эмоций и истинных намерений, а тут взял, да и показал язык
на парламентских слушаниях. Руководитель в нем проклюнулся со спины так
откровенно, что поверг всех в угар неловкости.

Так вот -- к моменту возвращения Артамонова, Орехова и Макарона со
"Сменой" уже сотрудничала другая фирма. Среди полного здоровья газета вошла
с ней в сговор, подписала параллельный издательский договор и установила
рядом с ренталловским еще один компьютерный комплекс.

В чем нельзя было отказать Фаддею, так это в чутье. Чисто этнически он
всегда чуял холода и аккурат за неделю до самых лютых успевал пододеть
кальсоны под свои демисезонные брюки.

На каких условиях и зачем конкурент ввязался в распрю, угадать было
невозможно. За рекламу? Вряд ли -- "Смена" в этом плане интереса не
представляла. Для куражу? Это вообще не вписывалось в ситуацию.

Забегая вперед, следует заметить, что фирму-перехватчика некоторое
время спустя Фаддей отправил в синхронное с "Ренталлом" плавание, вымогнув
рублей и времени. Но все это фразы для другого отчета... А что касается
нашего, то в один погожий банковский день Фаддей объявил Варшавскому, что
теперь верстать газету редакция будет своими силами и на другом
оборудовании. "Ренталлу" указали на порог. Обычай делового оборота был
нарушен, права издателя попраны. Деньги и мозги, вложенные в газету,
плакали. И еще -- было обидно. В голове не укладывалось, что официальная
контора может кинуть так же просто, как вокзальные наперсточники.

-- Я же говорил, структура мозга у Фаддея -- годичными кольцами, --
оправдывался Варшавский. -- С ним сразу было все ясно.

-- Так они что, совсем спрыгнули? -- никак не мог поверить в
случившееся Орехов.

-- Похоже.

-- Неужели ты не мог тормознуть вандею до нашего приезда? -- пытался
устроить разбор полетов Артамонов.

-- Тормознуть до приезда... -- повторил Варшавский участок вопроса. --
Интересно, каким образом?

-- Сделал бы Фаддею предупредительную маркировку на морде.

-- Или лучше выключку влево! А потом поставил бы лицом к себе, надломил
бы в локте толчковую руку и сказал: "Vidal Sosуn?!" И добавил бы через
паузу: "Вошь! And Go отсюда!" А тут, глядишь, и мы подтянулись бы, --
набросал Артамонов сценарий разборки, от которой увильнул Варшавский в
отсутствие друзей.

-- Это бы не спасло.

-- Ну тогда бы взял Фаддея за декольте! -- Две-три верхние пуговки у
редактора "Смены" были всегда оторваны, поэтому за грудки его было не взять,
получалось -- за декольте.

-- И это бы не спасло.

-- Как сказать. Если бы ты устроил тут хорошую дратву, может быть, и
спасло бы. Я одного не пойму -- где логика? -- продолжил допрос Артамонов.
-- Сначала ты придумал идею безбумажной технологии, мы, как дураки,
согласились, потом велел срочно организовать персональные рабочие места, а
сам спустил все за неделю...

-- Спустил за неделю... Не за неделю! Свой побег от нас "Смена"
задумала гораздо раньше и выжидала момент. Редакция раздобыла партнера,
ничего не смыслящего в журналистике. Чтобы не доставал правилами русского
языка, -- обнародовал свои давнишние мысли Артур. -- Вы замотали их ценными
указаниями!

-- Получается, Артур, ты как бы на их стороне? Это очень поучительно.
Значит, удобной для противника является ситуация, когда ты здесь, а мы
отсутствуем. Правильно я мыслю?

-- Не знаю.

-- А ты знай. И ставь перед собою какой-нибудь артикль, желательно
определенный... А то тебя фиг поймешь, -- сказал Артамонов. -- Что касается
указаний, то именно ты и советовал Фаддею всякую муру!

-- Советовал всякую муру... Ничего я не советовал! Я сокращал
невозвратные вложения!

-- И досокращался!

-- Ничего страшного не произошло. Даже наоборот -- меньше расходов! А
чтобы не простаивал комплекс, можно заняться выпуском визиток! Очень даже
неплохо идут, -- попытался свернуть в сторону Артур.

-- Визитки пусть шьет швейная фабрика! -- перебил его Артамонов.

-- Фабрика... А жить на что прикажешь повседневно?

-- Мелкобюджетной ерундой мы заниматься не планировали! А "Смена" хоть
и глупая была, но все же газета!

-- Газета... Не желают они с нами сотрудничать, неужели не ясно?
Ненавидят они нас! Терпеть не могут! -- убеждал сам себя Артур.

-- А за что нас любить? За то, что мы их содержали? За то, что правили
за ними тексты?! За то, что заставляли их быть в матерьяле?! -- загибал
пальцы Артамонов. -- За это не любят. Ты не мог этого не знать! За это
ненавидят! Причем не только у нас, но и там... -- махнул Артамонов в ту
степь, из которой только что вернулся, -- но и там, где правит чистоган! Все
полезное для народа можно ввести только силой. Ты же читал старика Нерона!

-- Ну, и скатертью им перо! Пусть катятся! -- заходил петухом
Варшавский.

-- Это мы катимся, они-то остаются, -- не мог успокоиться Артамонов и
запустил в Варшавского набор слов грубого помола. -- Развел тут гондонарий!
Курьеров каких-то понабрал!

-- А что, мне самому по городу бегать?!

-- Ведешь себя, как двухвалютная облигация!

-- А ты -- как последний бланкист!

-- От андердога слышу!

-- Не раздражай мою слизистую!

-- А ты не делай из меня истероида! -- произнес Артамонов на полном
взводе. Он заводился редко, зато на полную катушку. Декремент затухания его
вспышек был невелик, поэтому выбег из темы в таких случаях мог продолжаться
сутками.

Галка выскочила в коридор с мотком пряжи, курьер, боясь попасть под
горячую руку, свернулся клубком в кресле, а Нидворай, сказавшись больным,
отправился в поликлинику. На шум потянулись гостиничные служащие и ничего
лучшего, как поминутно заглядывать в дверь, не придумали. Соседи выключили
телевизоры и замерли, вслушиваясь в перепалку.

-- Мне, конечно, все по гипофизу, -- признался Макарон, -- но это юмор
низкого разбора, господа. -- Он решил взять контроль над зрелищами и
протиснулся между Варшавским и Артамоновым. -- Предлагаю тормознуть войну
Алой и Белой розы. Давайте будем жить дружно и умрем в один день. Иначе на
хрена мы сюда съехались?! -- И сам себе ответил: -- Чтобы помогать, а не
вместе печалиться.

-- Печалиться... Это ведь твоя мысль -- присосаться к "Смене"! --
обвинил Макарона Варшавский и бросил на него укоризненный взгляд. -- Ты
придумал весь этот саксаул!

-- Все правильно, -- согласился Макарон. -- Но из "Cмены" можно было бы
высечь лишнее.

-- Высечь лишнее...

-- Или просто высечь! На площади Славы! Связать вместе Фаддея и
Кинолога и высечь у Музея Лизы Чайкиной! Разложить на тротуарной плитке и --
по чреслам, по чреслам! Получилось бы очень даже кинематографично! А город
бы подумал, что имажинисты медитируют.

-- Хорошо, хоть технику вернули, -- сказал Орехов. -- И то дело.

-- Не всю, -- сообщил Варшавский. -- Сканер зажали. Обещали отдать
через неделю.