тоже пели очень долго.
погодя.
просто шутливым словом, которое они часто употребляли раньше, когда оно
так много значило.
беспорядок, который бывает, когда гости уже сыты и пьяны, но расходиться
не хотят. Кто-то бренчал на рояле "Подмосковные вечера", кто-то отстукивал
сиротливо одним пальцем пьяного "чижика-пыжика". Зашумела вода в ванной,
как будто там стали мыться, два директора опять заспорили, но уже им было
лень спорить, и они замолчали. Дмитрич похрапывал на диване.
телефону, уговаривал приехать и улыбался телефонной трубке так же ласково
и одобрительно, как только что улыбался Тасе.
впервые Тася вдруг остро ощутила пустоту этих слов, овеянных коньячным
дыханием.
разгоряченное лицо вдруг стало очень грустным. - Всегда ты улыбаешься, а
сегодня... Что с тобой сегодня? Знаешь, когда я думаю о тебе, прежде всего
вспоминаю твою улыбку, потом глаза... потом все. Но главное - твою улыбку.
Немедленно улыбнись.
золотым характером, веселая. "Ты золотая. У тебя золотые волосы и золотой
характер". Молодая, безответная. Выдуманная была еще моложе, еще глупее.
Андрей Николаевич, и она ничего не просила, не требовала и не говорила.
иногда Андрей Николаевич, и слова эти трогали Тасю.
рядом. Она призывала на его голову несчастья, чтобы разделить их с ним и
облегчить их ему. Мечтала, чтобы его сняли с его грандиозного завода и
послали куда-нибудь далеко, в самую глушь, на рядовую работу. Может быть,
думала Тася, его жена не захочет поехать с ним, дорожа квартирой,
благополучием. Она мечтала о бараке без электрического света, о снежных
заносах, о бездорожье. Пусть бы не было еды, крыши над головой, денег,
только жить вместе, заботиться о нем, выносить его плохое настроение,
помогать ему во всем... Ничего не будет, она понимала. Ничего не может
быть.
ничего не случилось и ты еще любишь меня хоть немножко.
песенка.
веселая, в ней были такие слова: "Не страшны, не страшны нам пожары, а
страшна паника при пожарах". В слове "паника" ударение было на последнем
слоге.
этом с глубоким отчаянием, но спокойно, потому что это было ее решение,
выстраданное и окончательное.
растрепанную записную книжку.
"Возьмите такси, девочки, это близко". Он звал каких-то женщин приехать.
переговоры увенчались успехом. Из прихожей доносились смеющиеся женские
голоса.
что войдут вульгарные, крикливые, накрашенные женщины с папиросами в
зубах. Но вошли две молоденькие женщины, одна с университетским значком на
строгом черном платье. Русаков представил их коротко - Люка и Зоя. Люка
была брюнетка с темно-синими волосами, заплетенными в тугие косы, у нее
был ярко выраженный азиатский тип лица. Она оглядела присутствующих и села
на стул прямо, сложив смуглые руки на коленях. Ей могло быть и тридцать и
двадцать лет. Вторая, Зоя, была рослая красавица с пышными, высоко
причесанными пепельными волосами, с огромными серо-зелеными глазами на
нежном, безупречно красивом лице. Сев на стул, она закинула ногу на ногу -
у нее были длинные худые ноги - и лениво проговорила:
банку с остатками икры. Зоя плотно поела и выпила, потом сказала:
качнула пушистыми волосами и обратилась к Русакову:
внимание на Терехова. К нему протягивала руку с погасшей сигаретой, ему
два раза напомнила о своем муже, находящемся сейчас на Севере, ему
предложила с нею выпить. Терехов налил себе рюмку сухого вина, сказал:
нас тоже". До дна пила и вторая гостья, Люка.
"А теперь за тебя, за самую красивую".
Игнатьевич тоже откланялся. Гость с голосом оперного певца спал в спальне
отсутствующих хозяев квартиры.
друзья, стали говорить о магазинах. "Любовь к магазинам сближает", - с
грустной иронией подумала Тася.
поблизости река.
Николаевич, и в его голосе звучали знакомые Тасе нотки восхищения, когда
он говорил о своем заводе. Эту черту Тася особенно любила в Терехове.
Какими бы громкими словами ни говорил Андрей Николаевич о заводе или о
химической промышленности, его пафос был всегда искренен.
слегка покачивая ногой в узкой туфле. Она производила впечатление немного
ленивой, неповоротливой и даже мечтательной женщины. Она то отдавала
короткие капризные команды: "хочу курить", "откройте форточку",
"быстренько попить", то разговаривала дремотным, ленивым голосом, сидела
развалясь, размагниченная, и только по случайным, быстрым, настороженным
взглядам, которые она исподтишка бросала на Тасю, было ясно, что она
вполне мобилизована, а все это небрежное и ленивое лишь манера держать
себя, кокетство.
разговор, - ну хорошо, а скажите-ка мне, что у нас завтра за день?
Николаевич.
сонным.
завтра, в этом составе, в Химки.
нее, на Зою, на всех. Он веселился.
вина и выпил за красоту, ради которой мужчины совершали и будут совершать
безумства.
Когда я был мальчиком-градусником, я мог ходить сорок километров в день и
не уставал. А теперь из-за машины разучился ходить. Толстеть начал.
высыпаюсь. А если я высплюсь, я очень добрый и хороший человек.
ревнуешь меня к ней? - он презрительно кивнул в сторону Зои.
Андрею Николаевичу стало жаль ее. - Ну что ты, ну что ты, - с