деревьев - ветвистых, узловатых и величественных, точно дубы; это был особый
вид боярышника, и я сразу поняла, почему Торнфильд [Thorntree (англ.) -
боярышник] назван так. Дальше тянулись холмы, они были не так высоки и
круты, как в Ловуде, и не казались барьером, отделяющим усадьбу от
остального мира; все же их склоны были тихи и пустынны, и цепь этих холмов,
окружая Торнфильд, придавала ему ту уединенность, которой нельзя было
ожидать в местности, столь близкой к оживленному Милкоту. По склону одного
из холмов карабкалась деревенька, крыши которой были осенены большими
деревьями. Церковь стояла ближе к усадьбе. Ее старинная колокольня
выглядывала из-за небольшого пригорка между домом и воротами.
воздуха, все еще прислушивалась к крику грачей и любовалась старинным
фасадом дома, размышляя о том, как должна была чувствовать себя здесь
одинокая скромная старушка, какой была миссис Фэйрфакс, когда она сама
появилась на пороге.
в щеку.
нравится.
Рочестер не надумает окончательно здесь поселиться или хотя бы чаще наезжать
сюда, все придет в упадок: такие дома и парки требуют постоянного
присутствия хозяина.
что его зовут Рочестер?
считала, что это должно быть известно всем и каждому.
только экономка, домоправительница. Правда, я в родстве с Рочестерами по
женской линии, или, вернее, муж был с ними в родстве; он был священником в
Хэе - вон в той маленькой деревушке на холме - и служил в церкви, что возле
ворот. Мать мистера Рочестера была урожденная Фэйрфакс и троюродная сестра
моего мужа. Но я никогда не злоупотребляла этим родством, - для меня это не
имеет никакого значения, я считаю себя обыкновенной домоправительницей. Мой
хозяин всегда вежлив, а больше мне ничего не нужно.
Он, видимо, хочет, чтобы девочка воспитывалась здесь. Да вон и она со своей
bonne, как она называет няню.
дама, а такая же подчиненная, как и я. От этого она не стала мне менее мила.
Наоборот, я ощутила еще большую радость. Равенство между нами было подлинным
равенством, а не только результатом ее снисходительности; тем лучше - я
могла чувствовать себя еще свободнее.
маленькая девочка, за ней спешила ее няня. Я стала рассматривать свою
воспитанницу, которая сначала, видимо, не заметила меня; она была совсем
дитя, хрупкая, не старше семи-восьми лет; бледное, с мелкими чертами личико,
и необыкновенно густые локоны, спадающие до пояса.
сюда и познакомьтесь с мисс Эйр; она будет учить вас, чтобы вы стали со
временем образованной молодой особой.
обращаясь к своей няне, которая ответила:
впервые уехала оттуда шесть месяцев назад. Когда девочка появилась здесь,
она совсем не умела говорить по-английски, но теперь уже немного научилась.
Я-то плохо понимаю ее, она слишком путает французский с английским, но вы
ее, наверно, поймете.
француженки, - я никогда не упускала случая поболтать с мадам Пьеро, - кроме
того, все последние семь лет каждый день учила наизусть французские стихи и
всячески трудилась над приобретением правильного произношения, так что мне
удалось достичь известных успехов. Все это давало мне основание надеяться,
что я смогу свободно беседовать с мадемуазель Аделью. Узнав, что я ее новая
гувернантка, девочка подошла и подала мне руку. Когда мы шли завтракать, я
обратилась к Адели с несколькими фразами на ее родном языке. Она отвечала
неохотно, но после того, как мы уселись за стол и девочка, по крайней мере,
минут пять внимательно рассматривала меня своими большими светло-карими
глазами, вдруг принялась оживленно болтать.
языке не хуже мистера Рочестера; я могу разговаривать с вами, как с ним и с
Софи. То-то она обрадуется! Ведь никто ее здесь не понимает, мадам Фэйрфакс
знает только свой английский. Софи - это моя няня, она приехала со мною на
большом корабле с трубой, которая дымила, - ну уж и дымила! Меня все
тошнило, и Софи тоже, и мистера Рочестера... Мистер Рочестер лежал на диване
в красивой комнате, которая называется салон, а мы с Софи лежали на таких
чудных кроватках в каюте. Я чуть не вывалилась из своей: она как полочка.
Мадемуазель... а как вас зовут?
утром - еще даже не рассвело - в большом городе. Огромный город! Дома там
были темные и такие закоптелые; он ни капельки не похож на красивый
чистенький город, откуда я приехала. Мистер Рочестер на руках перенес меня
на берег. А сзади шла Софи, и все мы сели в карету, которая отвезла нас в
замечательный огромный дом, еще лучше этого и красивей. Называется отель.
Там мы прожили почти целую неделю. Мы с Софи ходили каждый день в большущий
зеленый сад, где много деревьев, называется сквер; там было очень много
детей и пруд, где плавали красивые птицы, и я кормила их хлебными крошками.
спросила меня миссис Фэйрфакс.
несколько вопросов относительно ее родителей: интересно, помнит она их?
городе, про который ты говоришь?
учила меня танцевать, петь и декламировать стихи. К маме приходили гости,
очень много дам и мужчин, и я танцевала перед ними или садилась к ним на
колени и пела. Мне это очень нравилось. Хотите я вам спою?
Она слезла со стула, подошла и взобралась ко мне на колени; затем
благоговейно сложила ручки и, откинув кудри, подняла глаза к потолку и
начала петь арию из какой-то оперы. В этой арии женщина, покинутая коварным
любовником, изливает свою тоску и призывает на помощь гордость; она велит
служанке надеть на нее самые великолепные, сверкающие драгоценности и самое
нарядное платье, решив появиться вечером на балу, где будет обманщик, и
доказать ему своим весельем, как мало ее трогает его вероломство.
весь комизм исполнения и заключался в том, что слова любви и ревности
произносились маленькой девочкой; и это было, на мой взгляд, признаком очень
дурного вкуса.
возрасту. Кончив, она соскочила с моих колен и сказала:
с таким точным соблюдением пауз и оттенков, с такими выразительными
интонациями и верными жестами, каких было трудно ожидать от ребенка ее
возраста; видимо, кто-то тщательно занимался с ней, показывал ей.
de ces rats. - Parlez!" ["Что с вами? - сказала одна из крыс. - Говорите!"
(фр.)], и она заставляла меня поднять руку вот так, чтобы я не забыла в этом
месте повысить голос. А теперь я потанцую, хотите?
деве, с кем же ты жила?
не родная. Она, верно, бедная, у нее не было такого красивого дома, как у
мамы. Я недолго жила у них. А потом мистер Рочестер спросил меня, хочу ли я
поехать с ним и жить в Англии, и я согласилась. Я ведь знала мистера
Рочестера раньше, чем мадам Фредерик; он очень добрый, он всегда дарил мне
красивые платья и игрушки. Только видите - он все-таки не сдержал своего
обещания: меня привез в Англию, а сам опять уехал, и я его никогда не вижу.
Рочестер, видимо, предназначал нам в качестве классной комнаты. Большинство
книг стояло в запертых стеклянных шкафах. Но один шкаф был отперт и содержал
в себе все, что нужно для первоначальных занятий, а также ряд книг для
легкого чтения: поэзия, несколько биографий, путешествия, романы и так
далее. Мистер Рочестер, должно быть, решил, что всего этого гувернантке
хватит. И действительно, это пока вполне удовлетворяло меня в сравнении с
тем скудным выбором книг, которыми я время от времени могла пользоваться в
Ловуде, эти книги открывали передо мной богатые возможности и для
развлечения и для приобретения знаний. В комнате стоял, кроме того,
кабинетный рояль, совершенно новый и превосходного тона, а также мольберт и