предложил мне погулять по длинной буковой аллее, откуда мы могли наблюдать
за девочкой.
Варанс, к которой он некогда питал une grande passion [пылкую страсть
(фр.)]. На эту страсть Селина как будто отвечала с удвоенным пылом. Он
считал, что она его обожает, невзирая на то, что он некрасив. Он верил, что
она предпочитает его taill d'athlete [атлетическое сложение (фр.)] изяществу
Аполлона Бельведерского.
отдает столь явное предпочтение британскому гному, что снял для нее особняк,
дал ей целый штат слуг, экипаж, задаривал ее шелками, бриллиантами,
кружевами... Короче говоря, я самым банальным образом шел навстречу
собственному разорению, как и всякий другой безумец. Я, видимо, не был
наделен способностью изобрести новый и оригинальный путь к позору и гибели и
следовал обычным путем, добросовестно стараясь ни на дюйм не отклониться от
проторенной дорожки. И меня постигла, как я этого и заслужил, судьба всех
безумцев. Однажды вечером, когда Селина не ждала меня, я зашел к ней, но ее
не оказалось дома. Вечер был теплый, а я устал слоняться по Парижу, поэтому
я решил ее дождаться и расположился в будуаре. Я был счастлив дышать
воздухом, освященным ее недавним присутствием. Впрочем, нет, преувеличиваю,
мне никогда не казалось, что от Селины веет добродетелью. То был скорее
аромат курений или благовонных лепешек, запах мускуса и амбры, но отнюдь не
аромат святости. Я уже начинал задыхаться от благоухания оранжерейных цветов
и ароматических эссенций, когда мне пришло в голову выйти на балкон. От луны
и газовых фонарей на улице было очень светло, всюду царили мир и тишина. На
балконе стояли два-три кресла; я сел и вынул сигару... Я и сейчас закурю,
если разрешите.
Затянувшись и выпустив душистую струю дыма в морозный, бессолнечный воздух,
он продолжал:
простите мне эту грубость, уплетая шоколад, куря сигару и рассматривая
экипажи, которые катились передо мной по аристократическим улицам в сторону
находящегося неподалеку здания Оперы. Вдруг появилась элегантная карета,
запряженная двумя великолепными английскими лошадьми, она была отчетливо
видна на фоне этой ярко освещенной городской ночи, - и я узнал экипаж,
который подарил Селине. Она возвращалась; разумеется, от нетерпения мое
сердце заколотилось о чугунную решетку, на которую я опирался. Как я и
предполагал, карета остановилась перед подъездом особняка, и моя волшебница
(очень подходящее слово для оперной дивы) выпорхнула на мостовую. Хотя
Селина и куталась в плащ, что было как будто совершенно не нужно в такой
теплый июньский вечер, я сразу узнал ее по маленькой ножке, высунувшейся
из-под платья, когда она спрыгивала со ступеньки кареты. Перегнувшись через
перила балкона, я уже готов был прошептать "Mon ange!" [Мой ангел! (фр.)] -
разумеется, так тихо, чтобы это мог уловить только слух влюбленной, когда,
следом за ней, из экипажа выпрыгнул какой-то человек. Он был также скрыт
плащом, но на этот раз о мостовую звякнули шпоры, и под сводами подъезда
проплыла черная мужская шляпа.
незачем и спрашивать, ведь вы никогда не знали любви. Вам еще предстоит
пережить оба эти чувства; ваша душа еще спит, и нужен толчок, чтобы
пробудить ее. Вам кажется, что вся жизнь так и будет течь спокойно, как та
река, которая несла вашу юность, и вы будете плыть, ничего не видя и не
чувствуя, не замечая угрожающих вам рифов, не слыша, как кипят вокруг них
волны. Но я вам говорю, и вы запомните мои слова: настанет день, когда вы
окажетесь перед узким скалистым ущельем, где река жизни превратится в
ревущий водоворот, пенящийся и грохочущий; и тогда вы либо разобьетесь об
острые рифы, либо вас подхватит спасительный вал и унесет в более спокойное
место, как он унес меня...
нравится угрюмый, застывший от мороза мир. Мне нравится Торнфильд, его
освященная преданьями старина и его уединенное местоположение; старые
деревья с грачиными гнездами, кусты боярышника, серый фасад и ряды темных
окон, отражающих свинцовое небо; а вместе с тем, как долго я ненавидел самую
мысль о нем, как избегал его, точно этот дом зачумлен. Как и теперь
ненавижу...
землю. Казалось, им овладела какая-то ненавистная ему мысль и так крепко
держала его, что он не мог сдвинуться с места.
Подняв глаза, он окинул его таким взглядом, какого я никогда не видала у
него ни раньше, ни потом. Казалось, в этих больших глазах под черными
бровями схватились не на жизнь, а на смерть страдание, стыд, гнев,
нетерпение, презрение, ненависть. Это была неистовая борьба; но вот возникло
новое чувство и взяло верх. Во взгляде мистера Рочестера появилось что-то
жестокое и циничное, упрямое и решительное, оно укротило душевную бурю и
вернуло ему самообладание. Он продолжал:
судьбой, она стояла вон там, возле ствола, - ведьма, подобная одной из тех,
которые явились Макбету под Форесом.
воздухе зловещие письмена, которые протянулись вдоль всего дома, между
нижним и верхним рядом окон: "Что ж, люби его, если можешь, люби, если
смеешь".
на пути к счастью, к добру - да, к добру! Я хочу стать лучше, чем я был, чем
я есть; и так же, как Левиафан сломал стрелу и копье Иова, так же
препятствия, которые другими считаются железом и сталью, станут для меня
соломой и гнилушками!
Софи.
на чем он так внезапно остановился.
Варанс вошла в комнату?
наоборот, вышел из своей угрюмой задумчивости, повернулся ко мне, и его лицо
прояснилось.
увидел свою волшебницу в сопровождении кавалера, мне почудилось, что я слышу
возле себя шипение и что змея с зелеными глазами поднялась, извиваясь
бесчисленными кольцами на залитом лунным светом балконе, скользнула под мою
одежду и мгновенно нашла себе путь в самые глубины моего сердца. Как
странно, - воскликнул он, вдруг опять отвлекаясь от своего рассказа, - как
странно, что я выбрал именно вас своей наперсницей! И еще более странно, что
вы слушаете меня совершенно спокойно, словно это самая обычная вещь на
свете, чтобы мужчина, подобный мне, рассказывал всякие истории о своей
возлюбленной неискушенной, молодой девушке. Но последняя странность
объясняет первую; как я уже говорил вам, вы, с вашей серьезностью,
рассудительностью и тактом, прямо созданы, чтобы быть хранительницей чужих
тайн. Кроме того, я знаю, с какой чистой душой соприкоснулся, знаю, что ваша
душа не способна заразиться ничем дурным; у вас совершенно своеобразный,
единственный в своем роде ум. К счастью, я не собираюсь осквернять его, - но
если бы даже и хотел, он не воспринял бы этой скверны. Чем больше мы будем
общаться, тем лучше; я не могу погубить вас, но зато вы можете исцелить
меня.
я, - надо подготовить им западню". Просунув руку в открытую дверь, я
задернул гардины, оставив лишь небольшую щель, через которую мог наблюдать.
Затем притворил раму настолько, чтобы все же слышать шепот любовников, и
прокрался обратно к своему креслу. В эту минуту они вошли. Я быстро приник к
щели. Горничная Селины зажгла лампу, поставила ее на стол и удалилась.
Теперь они были мне видны совершенно отчетливо; они сбросили плащи, и вот
передо мной появилась Варанс, блистая атласом и драгоценностями, - все это
были, разумеется, мои дары, - и ее спутник - молодой человек в офицерской
форме. Я узнал в нем одного кутилу виконта, глупого и порочного юношу,
которого встречал в обществе и которого не удосужился возненавидеть, так как
слишком глубоко презирал. Когда я узнал его, моя ревность утратила свое
жало, ибо в то же мгновение моя любовь к Селине была как бы потушена.
Женщина, которая могла обманывать меня с таким соперником, была недостойна
моей любви, она вызывала лишь презрение, - правда, в меньшей мере, чем я,
позволивший себя обмануть искательнице приключений.
Это была фривольная, бессердечная, бессмысленная болтовня, которая могла
скорее утомить, чем взбесить слушателя. На столе лежала моя визитная
карточка, что и послужило для них поводом заговорить обо мне. Ни у одного из
них не хватило смелости и остроумия, чтобы метко высмеять меня. Они бранили
меня со всей мещанской грубостью, на какую были способны; особенно Селина,
которая довольно ехидно издевалась над моими физическими недостатками -
"уродством", как она говорила, - хотя обычно она восторгалась тем, что
называла моей "beaute male" [мужской красотой (фр.)]. В этом Селина была
полной противоположностью вам: ведь вы при второй же встрече заявили мне
совершенно категорически, что я отнюдь не красавец. Меня сразу же поразил
контраст...
и хочет повидать вас.