следил, пользовалась всяким случаем, чтобы выскользнуть из комнаты. Правда,
на Бесси можно было положиться, но у нее была своя семья, и она лишь изредка
могла приходить в дом. Как я и предполагала, возле больной никого не было.
Сиделка отсутствовала. Миссис Рид лежала неподвижно, видимо, погруженная в
забытье; ее изможденное лицо тонуло в подушках. Огонь в камине почти угас. Я
подложила углей, оправила постель и стала смотреть на ту, которая не могла
меня видеть. Затем я подошла к окну.
- думала я, - которому вскоре будут чужды все земные страсти. Куда уйдет ее
дух, ныне стремящийся покинуть свою земную оболочку? Куда он направится,
получив, наконец, свободу?"
и ее последние слова. Мысленно я как будто все еще слышала незабвенный звук
ее голоса, все еще видела ее бледное одухотворенное лицо, изможденные черты
и далекий взгляд, когда она лежала недвижно на смертном ложе и шептала о
своей надежде возвратиться на грудь божественного отца.
жизнь возвратилась к ней? Я подошла к кровати.
удивлением и с некоторой тревогой, но взгляд ее был сознателен. - Я вас не
знаю. Где Бесси?
Гибсонов, и все-таки я знаю вас - это лицо, эти глаза и лоб мне очень
знакомы; ну да, вы похожи на... Джен Эйр!
себя.
обманывает меня. Я хотела бы видеть Джен Эйр, потому нахожу сходство там,
где его нет. Да и потом за восемь лет она, наверное, изменилась.
видеть. И убедившись, что она меня понимает и что сознание ее вполне ясно, я
рассказала ей, как Бесси послала за мной своего мужа в Торнфильд.
минут тому назад я хотела повернуться и почувствовала, что не могу двинуть
ни одним членом. Мне нужно облегчить душу перед смертью. То, что кажется нам
пустяками, когда мы здоровы, лежит камнем на сердце в такие минуты, как
сейчас. Здесь ли сиделка, или мы с тобой одни в комнате?
этом. Первая моя вина в том, что я нарушила обещание, данное моему мужу:
вырастить тебя как собственного ребенка; другая вина... - она смолкла. - В
конце концов, может быть, теперь это не так важно, - пробормотала она про
себя. - И потом... я могу поправиться, стоит ли так унижаться перед ней?
ее лица изменилось. Казалось, она прислушивается к чему-то в себе, что могло
быть началом близящейся агонии.
ей. Подойди к моему комоду, открой его и вынь письмо, которое ты там
увидишь.
сообщить, как она живет? Я намерен написать ей, чтобы она приехала ко мне на
Мадейру. Провидение благословило мои труды, и я приобрел состояние, а так
как я не женат и бездетен, то хотел бы усыновить ее при своей жизни и
завещать ей все, что после меня останется.
содействовать твоему благосостоянию. Я не могла забыть, как ты вела себя со
мной, Джен, ту ярость, с которой ты однажды на меня набросилась, твой тон,
когда ты заявила мне, что ненавидишь меня больше всех на свете, твой
недетский взгляд и голос, когда ты уверяла, что при одной мысли обо мне все
в тебе переворачивается и что я обращаюсь с тобой жестоко и несправедливо. Я
не могу забыть того, что испытала, когда ты вскочила и излила на меня весь
яд своей души: я почувствовала такой ужас, как если бы животное, которое я
толкнула или побила, вдруг посмотрело на меня человеческими глазами и
прокляло меня человеческим голосом. Дай мне воды. О, только поскорей!
обо всем этом, изгоните все из своей памяти. Простите мне мои страстные
речи, я была тогда ребенком, ведь с тех пор прошло восемь или девять лет.
могла допустить, чтобы ты была усыновлена своим дядей и жила в богатстве и
роскоши, и я написала ему. Очень сожалею, писала я, что вынуждена огорчить
его, но Джен Эйр умерла. Она стала жертвой тифозной эпидемии в Ловуде. А
теперь поступай, как хочешь. Пиши ему и опровергни мои слова, уличи меня во
лжи как можно скорей. Ты, наверное, родилась мне на горе, и мой последний
час омрачен воспоминанием о проступке, который я совершила только из-за
тебя.
отнестись ко мне с добротой и простить меня...
тебя. Как могла ты в течение девяти лет спокойно и терпеливо выносить все, а
потом вдруг точно с цепи сорвалась? Этого я не в силах понять.
но не злопамятна. Много раз, когда я еще была ребенком, я готова была
полюбить вас, если бы вы сделали хоть шаг мне навстречу; и сейчас я искренне
хочу помириться с вами. Поцелуйте меня, тетя.
что ей трудно дышать оттого, что я наклонилась над ней, и снова потребовала
воды. Когда я опустила ее обратно на подушки, - пока она пила, мне пришлось
поднять ее и поддерживать, - я прикрыла ее ледяную руку своей рукой.
Ослабевшие пальцы отстранились от моего прикосновения. Тускнеющие глаза
избегали моих глаз.
вас прощаю от всей души. Просите прощения у бога, и да будет с вами мир.
ненавидела меня и так и умерла с этим чувством.
надеясь, что уловлю какой-нибудь проблеск дружественных чувств. Но я ждала
напрасно. Миссис Рид вскоре снова впала в забытье и больше не приходила в
себя. В полночь она умерла. Я не была при этом, чтобы закрыть ей глаза; не
было возле нее и дочерей. Нам только на другое утро пришли сказать, что все
кончено. Она уже лежала на столе, когда Элиза и я пошли посмотреть на нее.
Джорджиана, разразившись громкими рыданиями, сказала, что боится подойти к
матери. И вот передо мной лежало окоченевшее и неподвижное, некогда столь
сильное и деятельное тело Сары Рид. Ее суровые глаза были прикрыты холодными
веками, но лоб и черты лица ее хранили выражение непримиримости. Странные и
мрачные чувства вызывало во мне это неподвижное тело. Я смотрела на него с
невыразимой тоской. Напрасно я искала в себе более теплых или нежных чувств
- жалость, надежду, покорность неизбежному. Меня волновала не скорбь о
понесенной утрате, а лишь тревога за ее судьбу. Без слез, но с ужасом
взирала я на эту смерть!
заметила:
сократили ей жизнь. - На миг ее губы искривились, но это скоро прошло, она
повернулась и вышла из комнаты. Я последовала за ней. Никто из нас не
проронил ни слезинки.
Глава ХXII
месяц, прежде чем мне удалось выехать из Гейтсхэда. Я хотела его покинуть
немедленно после похорон, но Джорджиана попросила меня остаться до ее
отъезда в Лондон, куда она, наконец, была приглашена своим дядей, мистером
Гибсоном, приехавшим на похороны сестры и занявшимся семейными делами.
Джорджиана заявила, что ни за что не останется одна с Элизой: от нее она не
видит ни сочувствия в своем горе, ни защиты в своих страхах, ни помощи в
своих приготовлениях; поэтому я вняла ее малодушным просьбам и эгоистическим
жалобам и сделала для нее все, что было в моих силах, обшила ее и уложила ее
туалеты. Однако, пока я работала, Джорджиана бездельничала; и я говорила
себе: "Если бы нам было суждено навсегда остаться вместе, кузина, все бы
пошло по-другому. Я не стала бы мириться с ролью кроткой самаритянки. Я
назначила бы тебе твою долю работы и заставила бы выполнять ее, или дело
осталось бы незаконченным. Кроме того, тебе пришлось бы оставлять про себя
хотя бы часть твоих скучных, притворных жалоб. Только оттого, что эта наша
Жюль Верн
Трубников Александр
Орлов Алекс
Каргалов Вадим
Майер Стефани
Прозоров Александр