Чтение 17–й страницы книги ~Картежник и бретер, игрок и дуэльянт~

Я вышел. Белла выглядела весьма озабоченной, испуганной и растерянной
одновременно.

- Помоги мне, Александр Ильич, - шепотом сказала она. - Если не поможешь,
меня ждут большие неприятности, а одного человека - не только арест, но
возможно, что и виселица. Вот. Откровенно все тебе выложила.

- Откровенность за откровенность, Белла, - говорю. - Кто этот человек?

Некоторое время она молчала, покусывая губы. Дважды поднимала глаза и,
наконец, решилась:

- Урсул.

- Урсул?.. - Я был поражен. - Предводитель молдаванских гайдуков?

- Да, - убитым голосом призналась Белла. - Неделя уж, как я прячу его в
гостинице, и до сей поры все как-то обходилось. Но сегодня мне успели
передать, что вечером непременно придут с обыском.

- И как же я могу тебе помочь?

- Посади его за свой стол. Он в мундире капитана Охотского полка, тебе
останется просто выдать его за своего гостя, если вообще возникнет такая
надобность.

- Белла, - как можно спокойнее и убедительнее сказал я. - Если бы я был
только с девочками, я бы тотчас же согласился. Но со мною двое друзей, и я
обязан поставить их в известность.

Хозяйка долго молчала, по привычке кусая губы. Потом с мольбой глянула на
меня:

- А по-иному никак невозможно?

- Невозможно.

Опять - молчание. Правда, на сей раз не такое уж продолжительное.

- Я вынуждена, вынуждена. Позови их в коридор, Александр Ильич. Девки там
обождут.

Позвал. Вышли. Белла им все откровенно выложила и руки заломила чуть ли
не со стоном:

- Спасите его, господа! Спасите ради Христа!

Майор хмуро молчал, а Пушкин в восторге на месте устоять не мог. Меня
обнял, Раевского подергал, Беллу почему-то расцеловал. И ей же строго
напомнил:

- Про четвертую девицу не позабудь. Для капитана Охотского полка.

- Весьма рискованное предприятие, - сухо сказал Раевский. - Я понимаю,
Белла, и вашу озабоченность, и ваши надежды, но...

- Никаких "но"! - воскликнул Александр Сергеевич. - Это же дело чести - с
носом жандармов оставить! И об Урсуле наслышан: отменного благородства и
отваги человек.

- Да поймите же, господа, я рискую поставить под удар всю... - майор
вдруг запнулся (испуганно запнулся, как мне показалось), махнул рукой. -
Впрочем, это уже не имеет значения. Хотя бы сделайте так, Белла, чтобы этот
гайдамак с дамой к нам вошел с дружеским поздравлением, а не свалился бы как
снег на голову. И очень было бы кстати, если бы наши приятельницы с его
дамой не оказались бы добрыми знакомыми при этом.

И тут же ушел в комнату. Весьма не в духе, по-моему.

- Parfait ("прекрасно")! - воскликнул Пушкин, он пребывал в восторженном
настроении. - Давайте сюда вашего героя. Да не позабудьте о еще двух
приборах: у жандармов - глаз прищуренный!

Белла все сделала как надо. И дополнительные приборы на столе появились,
и два кресла лакей втащил, и мне дала время наших девиц подготовить ("Ко мне
внезапно друг пожаловать должен..."), и успела Раевскому шепнуть:

- Не беспокойтесь. Даму, с которой он придет, ваши девицы не знают.

И наконец вошел Урсул. Стройный, с черными бакенбардами, в ловко сидящем
мундире капитана Охотского полка. И с ним - премиленькая брюнетка лет
шестнадцати с такими умненькими черными глазками, что Александр Сергеевич
вмиг развернул во всю красу свой павлиний хвост:

- И юная звезда взошла на небосклоне...

- Здравствуй, Александр, - невозмутимо говорит тем временем мне Урсул. -
От всей души поздравляю.

Целует в обе щеки, преподносит корзинку с полудюжиной шампанского и
знакомит с девой:

- Моя невеста. Представь же меня милым дамам и друзьям своим, Александр.

- Дамы и господа, мой друг капитан пехотного Охот-ского полка... -
начинаю я, одновременно мучительно соображая, каким же именем мне его
наградить.

- Ура, дамы и господа! - вдруг кричит обычно сдержанный Раевский,
поднимая бокал. - Нашего полку прибыло, стало быть, за пополнение!

Премило пьем шампанское, премило Александр Сергеевич обвораживает и без
того обворожительную брюнеточку, премило звучат и шутки, и стихи. И я,
хозяин, вовремя что-то подходящее случаю бормочу, а сам двум вещам не
перестаю удивляться. Хладнокровию Урсула и неожиданной живой
непосредственности сдержанного Раевского.

- До первого луча светила! - кричит Александр Сергеевич. - Кто первым
узрит сей знак, тому и желание загадывать, для всех обязательное! Раздерни
шторы, Сашка!

- Вы упрощаете задачу, - улыбаясь, говорит Урсул. - Этак все первыми и
окажутся. Не лучше ли в полутьме да при свечах солнечного луча дожидаться?

- Совершенно согласен с вами, капитан, - тотчас же подхватил Раевский. -
Чем сложнее задача, тем драгоценнее награда.

"Им полумрак нужен, - соображаю я сквозь туман шампанского. - Да и нам не
помешает..." И горячо поддерживаю:

- За полумрак, пособник юного веселья!..

Сидим в полумраке. Пьем, шутим, смеемся...

И вдруг постучали в дверь. И хотя все, кроме девиц, стука этого ждали, а
все равно, стук как выстрел: и ждешь его, а он всегда - вдруг...

Да, так вдруг - стук, и дверь распахивается.

- Доброе утро, господа.

Чиновник, два жандарма, перепуганная Белла.

- Извольте представиться, господа. По очереди, разумеется, и неторопливо.

Пауза крохотной была, а в добрую версту мне тогда показалась. Да не на
лошади версту, а - пешком. Секунда за секундой, как шаг за шагом. И
неизвестно, сколько бы молчание это, угрюмо зависшее, продолжалось тогда, да
тут совершенно уж неожиданно вскакивает Александр Сергеевич. Вдруг
вскакивает и с радостным криком бросается к чиновнику:

- Иван Иванович, ты ли это?

Обнимает его, тормошит, смеется.

- И как ты о дне рождения Сашки Олексина узнал? Сашка, шампанского
нежданным гостям!

- Что ты, Александр Сергеевич? - растерянно бормочет чиновник. - Мы - на
службе...

- Осьмнадцать лет юноше нашему!..

Я упрашивать да руки пожимать бросился. Раевский тем временем шампанское
разливает, девицы смеются, аплодируют...

Выпили они по бокалу за мое здоровье при всеобщих веселых уговорах.
Выпили, непрошеные гости что-то объяснить пытались, но все весело шумели,
даже девицы. Майор вновь бокалы наполнил, и то ли они еще одной порции
шампанского испугались, то ли и впрямь ничего особенного в пирушке не
усмотрели, а только поспешно откланялись и ушли. А мы изо всех сил веселую
шумиху поддерживали, пока Белла, проводив их, не вернулась к нам.

- Ушли.

Урсул тотчас же встал:

- Вечный должник.

Поклонился и вышел. И дева, таинственная и черноглазая, вышла вместе с
ним.

А мы почему-то долго молчали. Девицы, пощебетав, тоже примолкли, а потом
Раевский сказал:

- Первым я сегодня солнечный луч увидел, а потому и желание загадываю.
Нежно благодарим хозяина, Беллу и - расходимся по квартирам. Спать, сколько
сможем.

- Знаете, друзья мои, а я - горд, - вдруг тихо и задумчиво произнес
Пушкин. - И чувство такое, что нет чище этой гордости ничего в душе моей.

28-е мая. И звон в ушах

Звон рапир. Неделю мне Александр Сергеевич спуску не давал. Точнее -
почти неделю.

- Резче выпад, Сашка, резче! Он неожиданным быть должен, а ты загодя к
нему примериваешься.

Впрочем, не сразу мы к исступленным своим занятиям приступили. На
следующий день после нашей пирушки у Беллы Пушкин велел мне отоспаться, но я
его не послушался. Поспал не более двух часов и побежал к Белле. Зачем
побежал? За черными глазенками, уж очень пронзил меня взгляд их.

- Забудь, Саша, - серьезно сказала Белла. - Это сестра Урсула. Он
определил ее... к одной почтенной даме, и она никуда не выходит,
довольствуясь прогулками по саду.

Вот с Урсулом мне почему-то ссориться совсем не хотелось. Вздохнул я и
переменил разговор.

- Я об Урсуле был совершенно иного мнения. Упорные слухи ходят, что он
чудовищно жесток. Ограбил с шайкой таких же головорезов какого-то купца, но
был пойман. И будто в какой-то крепости сейчас в цепях содержится.

Белла улыбнулась:

- Тот Урсул действительно существует и действительно в крепости сейчас. А
вчерашний... не могу сказать настоящего имени его, ты уж извини меня,
слишком широко известно оно в Молдавии. Так тот, которого вы вчера от ареста
спасли, просто имя того разбойника взял, чтобы свое родовое уберечь. За что
и обещал разбойнику, что непременно побег ему устроит.

Ну ладно я перепутал, Пушкин такие проказы любит, но как же
рассудительный майор? Мне было непонятно это, но я промолчал, принимая во
внимание, что тайна не моя, а посему и вторгаться в нее не очень благородно.
Но загадочность образа сего весьма меня заинтриговала. Весьма и надолго.

А на другой день явился в фехтовальный зал. Александр Сергеевич уже был