мундире, а следом за ним - полная, искренней приветливостью лучась, и
хозяйка пожаловала. Я и представиться не успел, как она - с радостью
огромной:
разахалась, генерал собрался было тотчас же карету выслать, а меня просил
проходить и быть как дома.
гостях.
потому-де, что ехали мы особой дорогой, спеша к дорогой имениннице. Дал
слово, что поторопимся, поелику возможно, и отбыл в хозяйской карете за
родителями своими.
словом не обмолвились, по какому поводу бал. Не знаю, уж по какой причине
такая забывчивость с ними приключилась, а только мне совестно стало к
единственной генеральской внучке без цветов заявиться. Как гарнизонный
замотанный офицеришко на дармовой стол с дармовой же выпивкой.
возраста - весьма приятный знак внимания. Вопрос, правда, в том заключался,
где же мне эти цветы взять...
цветов-то - поле целое! Правда, не признанных в качестве подарка в
провинциальном дворянском обществе, но лучше прослыть оригиналом, чем
явиться вообще без ничего. И пока батюшка с матушкой в присланную
генеральскую карету пересаживались, я нарвал целый сноп, сообразуясь с
собственным вкусом.
поскольку все только нас и ожидали. Радостный шум, приветственные возгласы.
И подводит ко мне генеральша худенькую деву, милую почти во всех отношениях
исключительно вследствие своих осьмнадцати или там девятнадцати лет.
единственная.
низком реверансе, а когда выныривает из него, я гружу в ее объятья охапку
полевых цветов.
посему и как-то растерянно говорит именинница, зардевшись до весьма
скромного выреза платья. - Vous кtes trиs gentil ("Вы очень любезны").
Сама природа!..
наперебой, как птицы в теплый майский вечер. Не потому, разумеется, что я уж
этакий утонченный ценитель прекрасного. Все куда прозаичнее: в провинции
всегда с женихами трудности великие, потому что женихи эти в большинстве
гарнизонную лямку тянут вдали от родных пенатов. А тут - вчерашний гвардеец
да к тому же (глухомань только для посторонних глухомань, слухов в ней
бродит больше, чем в Петербурге) сын единственный весьма и весьма
состоятельных и известных родителей.
правило, рожают много, дележи наследство кромсают, как торт именинный, и
каждому - по кусочку. Только для скромного прожития. И землицы-кормилицы -
по кусочку, и рабочих рук, то бишь крепостных, - по пальцам перечтешь. И
ажиотаж вовсе не моим букетом объяснялся, а этим именно обстоятельством.
погибли (Полина - единственная внучка генеральская - старшего сына дочь, а
младший и жениться-то не успел), но о них - потом. Успею еще.
Девы, матушки, вдовы... Много вдов: французские сабли, пушки да штыки
смертной косой прошлись по дворянским фамилиям. На провинциальных балах это
особенно тогда заметно было.
в отличие от столицы. И образование было не ахти чтоб, и практики маловато,
и, мой французский услышав, умненькие от соревнований сразу отказались. Но
мне это, признаться, очень понравилось, и я свой языковой багаж
распечатывать не спешил. Да и Кишинев многому меня научил: Александр
Сергеевич и друзья его, безукоризненно французским владевшие, по-русски
спорили меж собой. А спорить начинали едва ли не по каждому поводу...
крышу, но и в карету. Ты видишь в этом одну лишь простонародность, не желая
внимания обратить на стилистическую насмешку, в простонародности
заключающуюся...
ничего я тогда в них не понимал, но смысл передаю верно. За что и поручиться
готов...
беспокоилась: совсем не до карточных страстей мне тогда оказалось. Нарасхват
я шел в тот вечер. На дамский расхват, и мне это было, признаться, весьма
даже лестно. И бал я вальсом открывал с именинницей и с нею же закрывал его
Большой мазуркой.
очень милая девица с грустными, какими-то... сиротскими, что ли, глазками.
Фигурка даже не худенькая, а щупленькая скорее, и в этой фигурке что-то
щемящее было. Настолько, что основной мужской инстинкт срабатывал:
оберегать. Мужской, подчеркиваю, не жеребячий. И движения порывистые, в
мазурке это особенно заметно: она чуточку задыхалась и очень уж стеснялась
сего досадного обстоятельства. Почему я и не оставил ее после финального
поклона, а пригласил к открытому окну, сославшись, естественно, на то, что,
пардон, запыхался и без свежего воздуха никак не обойдусь.
таким густым был, что хоть ножом его режь. Ветерок как чуть прогретый бархат
- настолько ласков и мягок. Аромат... нет, для русского августовского вечера
иностранное слово никак не подходит, не вмещает его в себя... Запахи. Копна
запахов на тебя рушится. И всплески на близком озере. Только в России такие
всплески, ей-Богу. Редкие, таинственные, тугие какие-то, что ли. Ни в одной
стране я таких всплесков не слышал, о чем и сказал Полин.
не пришлось. И что-то во мне... екнуло, что ли...
беседу вели?..
сначала его смазывая...
на именинах. Мы с Аничкой - кузины. А потом вы с ней ушли. И кормили лебедей
на пруду. Я подсмотрела. Это, конечно, очень стыдно, но это так.
правда, она изредка попадалась, но у дев - никогда. И я был убежден, что она
девицам вообще несвойственна. Так сказать, органически. И вдруг - откровение
настежь.
сделали от откровения, как от оспы. А мне - не сделали. И слава Богу...
встретимся...
чуть ее сжала. Без всякого дамского намека, кокетства - что там еще? Как
друг, как товарищ руку мою пожала, чужую боль как свою ощутив.
ладонью ни разу не прикрыв. Нас на ужин звали, но Полин даже бабушке своей
сказала: "Пожалуйста, не прерывай..." Твердо, признаться, сказала, с
характером...
тогда.
моей.
прикрытого седой прядью.
столовую, где все уже заждались именинницы. И то ли так получилось, то ли
нас вполне осознанно так усадили, а только мы оказались за столом рядышком.
И я нисколько не пожалел об этом, потому что разговаривать с Полин было
интересно. Не болтать, а говорить с нею и слушать ее. Она любила книги,
много читала и умела не просто помнить прочитанное, но и чертить собственные
параллели и делать неожиданные умозаключения.
рассказах.