Чтение 29–й страницы книги ~Картежник и бретер, игрок и дуэльянт~

Поэтому и спросил не очень обдуманно:

- Когда Полин приезжает, матушка?

Странно она тогда на меня посмотрела. С долгой и доброй полуулыбкой.

- На той неделе ожидаем. Дня на три, а там, может, и на четыре, если
понравится им.

Сентябрь то был. И уже срединный. Уж и листва звенела на ветру...

И не три дня они гостили в моей Антоновке. И - не четыре. А неделю да
плюс еще один особый день.

Гости загодя казачка прислали, чтобы точно свое прибытие обозначить. Я у
казачка дорогу их выведал, Лулу велел подседлать и выехал им навстречу.
Признаться, скорее из вежливости, нежели от нетерпения, если, конечно, не
учитывать, что вежливость для того и придумана, чтобы порывы нашей
искренности скрывать. И в данном случае помчался я не столько из желания
Полин поскорее увидеть, сколько из стремления от тоски по Аничке подальше
убежать.

(Приписка на полях: А может быть, мне так тогда казалось?)

Осень сухой выдалась, цветы в полях пожухли и состарились. Зато вовсю
цвел бересклет, и я наломал порядочный веник. Сознательно пропустил карету
их, в кустах схоронившись, а потом догнал ее и сунул этот веник в открытое
окно. И услышал сквозь бледно-розовые сережки бересклета детски
восторженное:

- Бабушка, это он!..

Карета остановилась, обе дверцы распахнулись. Я с седла спрыгнул, бросив
поводья. И поклонился по-французски, шляпой осеннюю траву причесав:

- Счастлив приветствовать вас в своем углу!

- Это - твоя земля, поручик? - Генерал обнял меня, расцеловал в обе щеки.
- Какой предмет, чтобы по чарке выпить, Прасковья Васильевна!

- Предмет, предмет. - Генеральша по-родственному расцеловалась со мной,
Полин из-за обширных юбок вперед выдвинула. - Целоваться - так со всеми.

Полин, зарозовев, щечку подставила, я приложился к ней. Выпили мы по
чарке, генерал о здоровье матушки с батюшкой расспрашивает, я что-то
отвечаю, а сам, признаться, слушаю, о чем это внучка с бабушкой шепотом
спорят.

- Ну что с тобой поделаешь, баловница! - в конце концов говорит
генеральша Прасковья Васильевна с улыбкой.

И - громко, хотя прежде шептались. Будто для посторонних ушей сие
предназначено.

А Полин, смотрю, вдруг резво этак на козлы лезет. И кричит мне оттуда:

- Ко мне - на коне!

Я вскакиваю на Лулу, подъезжаю к карете. Полин с козел протягивает мне
руки, и я легко сажаю ее впереди себя.

- За нами! - командует Полин, как-то очень естественно и невесомо обнимая
меня за шею правой рукой. Скачем впереди на легкой рыси. Полин что-то
говорит, я что-то отвечаю, странно ощущая, что сердце мое бьется столь же
ровно, как билось до сих пор. И наплевать ему на то, что в моих объятьях -
милая, хрупкая барышня...

* * *

Появились мы первыми - карета еще где-то позади громыхала. Родители уже
встречали гостей на крыльце, а нас, передовых, увидев, батюшка поспешил
навстречу и галантно принял в свои объятья мою то ли добычу, то ли спутницу.
И осторожно поцеловал в щечку, хотя я был убежден, что таковое наше
появление ему не очень-то понравилось. Брови выдали, заерзав на лбу.

Но раздвинул он их по местам, когда подъехала карета. И ничего никому не
сказал, а уже на другой день в моей конюшне обнаружилась смирная лошадка,
коей доселе здесь не было. А заодно и дамское седло. Видно, в Опенки
бригадир мой за ними посылал.

- Так оно удобнее, - сказал он наезднице моей вчерашней следующим же
утром. - Лошадка смирная, иноходец. Дамская, коли с седлом в комплекте.

Четыре дня пролетели в конных прогулках и разговорах. Полин отлично
держалась в дамском седле, лошадка-иноходец отлично была выезжена, а я... Я
почему-то непрестанно об Аничке думал. Скорее, не столько думал, сколько
мечтал.

...Ах, кабы она сейчас подле моего стремени скакала... Не до разговоров
бы нам было, Аничка моя...

Но мечты мечтами, а разговоры - разговорами. Сказать, что неинтересны они
мне были, что с живостью не поддерживал я их, - значит неправду сказать. И
поддерживал, и смеялся, и удивлялся, и... И радовался, искренне радовался,
что - не один. Что рядом - живая, умненькая, бесстрашная и беззащитная
одновременно... кузина. Двоюродная сестра любви моей.

- Вы торопитесь жить, Александр? Я часто ловлю себя на том, что -
тороплюсь. Что мне жаль стало часов, которые я трачу на сон. Я все время
хочу жить. Все время, каждое мгновение! Бывало ли такое с вами?

- Не поручусь о прошлом, но и не заручусь на будущее.

Рассмеялась Полин. Искренний смех, звонкий, девичий, но... Но не
колокольчик. Не колокольчик, серебром своим пробуждающий все силы и все
желания ваши.

- Не торопи воспоминаний, но догоняй свою мечту? А если нет воспоминаний,
но есть в тебе одна мечта?..

Хлестнула свою иноходную кобылку и помчалась вперед. Я Лулу-любимицу
никогда не понуждаю следовать желаниям моим: она сама в них разбирается. А я
ей обязан: жизнь мою она спасла, из великого оледенения вытащив. И я моей
спасительнице только повод отдаю - сама разберется, куда, зачем и на каком
аллюре. Умная лошадь - половина судьбы офицерской, как однажды мне батюшка
сказал. Расчувствовался тогда бригадир.

И понесли нас кони куда-то. Лулу на полкорпуса позади иноходки держалась,
гордясь отпущенным поводом, и так скакали мы по поникшим полям. И хотя осень
сухою выдалась, утренние росы травы все же положили, листву с деревьев
обрушили. Осень есть осень. Слезы года.

Я, признаться, так и не успел заметить, когда заяц порскнул из-под копыт
кобылки-иноходки. Но лошадка заметила и испугалась. И рванулась в сторону,
вдруг на дыбки вскинувшись и выбросив Полин из седла.

Это, так сказать, с точки зрения лошади. А с моей - Полин скорее не
вылетела из дамского седла, а - выпорхнула, как птенчик выпархивает. И что
поразительно - даже не вскрикнула при этом, хотя вскрикивать девицы
прямо-таки обожают. И не столь важно, по какой именно причине: от испуга,
боли, неожиданности или восторга, вдруг неистово всю натуру их охватившего.
Важно, что вскрик девичий - всегда призыв. Требовательная полковая труба. В
отсутствие представителей противоположного пола они, заметьте, почему-то не
вскрикивают. Призывать некого.

А тут - было кому призыв адресовать, а - не вскрикнула. И, откровенно
говоря, мне это молчаливое ее терпение очень тогда понравилось.

Я возле нее оказался, когда она еще встать не успела. Протянула руку,
улыбнулась (по-моему, через силу улыбнулась, внезапный испуг превозмогая), и
я помог ей подняться.

- Благодарю.

- За что же, Полин? За то, что не уследил за вами?

- Думаете, вас благодарю? - вдруг тихо сказала она. - Нет. Судьбу
благодарю, что встретила вас.

Очень это серьезно, что ли, прозвучало, и я, признаться, растерялся.
Молча подвел к иноходцу ( или - иноходке, как там по-русски полагается?..),
молча усадил в седло. Она невесома была, как пушинка с одуванчика...

Записываю не ежедень, кусками, воспоминаниями... Нет, событиями время
отмечая.

Вечерами мы тоже были вместе. Точнее, от старших отдельно, и на эту нашу
отделенность никто из них вроде бы и внимания не обращал. Полководцы в
отставке с орденоносными мундирами былые сражения вспоминали, взаимообидчиво
споря порою, а матроны о чем-то уютно-семейном меж собою толковали, весьма
даже согласно и миролюбиво. И нам предоставлялась полная возможность
говорить, о чем душам нашим угодно тогда было.

-...Вы помянули о терпении, Полин? Терпение - наследие плоти нашей.
Ожидание, когда пройдет боль, например.

- Вы говорите о телесном терпении, и в этом - правы. Но я имела в виду
терпение души человеческой. Ждать терпеливо не когда что-либо пройдет, а
когда - придет. Терпеть и верить, что наступит час откровения души...

- Признайтесь, вы тайно пишете стихи.

- Грешна ли? - Полин улыбается. - Но - в мечтах, не на бумаге.
Проговариваю их себе самой, когда есть что проговаривать.

- Проговорите что-нибудь вслух. Для меня.

- Когда-нибудь... - Улыбка начинает таять, таять и исчезает окончательно.
- Но - нет-нет-нет.

- Почему же "нет-нет-нет"? Вы не похожи на ломаку.

- Я - не медовый пряник. Увы.

Сознаюсь, я не очень ее понимал порою, а может быть, просто не решался
понять. За три дня наших ежедневных прогулок Полин менялась на моих глазах.
В ней исчезала непосредственность, но посредственностью она быть уже не
умела или просто не желала и - странно замыкалась. Словно никак не могла
решиться на какой-то уже внутренне решенный ею шаг и - съеживалась, ненавидя
саму себя за эту нерешительность.

Возможно, что она ожидала встречного шага от меня. Ну, не шага -