чести. Не могу. Я - офицер, сын офицера, внук офицера, правнук... ну, и так
далее. Я - оттуда родом, из офицерского братства России. Я никогда законов
его не нарушал, ни в чем я не повинен пред товарищами моими, но... Но
приказано было сие свыше, как я потом узнал. Свыше приказано, а посему и
судьба моя была предрешена. Приговорен был я еще до решения офицерского
суда... А потому просто перескажу вкратце, в чем меня обвинили да чем все
закончилось.
деятельности. А заключалась она в том, что я вел со своими солдатами
разлагающие и смущающие души их беседы о воле. О том, что они - граждане
России, а не холопы помещиков своих, и дети их тоже будут гражданами, а не
рабами. И все однополчане мои, друзья и сослуживцы помалкивали, головы
опустив. Один только юный прапорщик княжич Лешка Фатеев, неизвестно за какие
провинности в наш армейский полк переведенный, вскочил и выкрикнул:
всех, здесь присутствующих!
же покинуть собрание. Вышел Лешка Фатеев весьма демонстративно. Милое мое
"ваше сиятельство"...
что-то маловразумительное, осуждая непозволительную революционность мою.
Потом поспешно перерыв объявили, вроде как бы для совещания. И во время
этого перерыва меня наш полковой врач Аристов Семен Семенович к себе в
кабинет увел. Для того, полагаю, чтобы я с офицерами не якшался.
осматривал его, когда Наталья Филипповна, матушка ваша, из поместья в
Санкт-Петербург его везла. Правда, он - в полном сознании, но речь его
измята изрядно.
просил командира полка повременить с этим судом, чтобы больного поберечь от
неприятностей, но... - Семен Семенович беспомощно развел руками. - Сказал,
что не в силах он исполнить сие. Так что мужайтесь, поручик, мужайтесь.
значительно сказал наш добрый полковой врач.
в залу.
в зале стояла гробовая тишина. А высокие судьи ни разу голов не подняли, а
если и поднимали их, то изо всех сил смотрели мимо меня.
Кавказе армию рядовым солдатом.
меня потемнело, сердце вроде остановилось, и... и качнулся я даже.
все вроде бы назад вернулось.
последнюю строку приговора:
утверждения Государем Императором. До сего утверждения определить поручику
Александру Олексину содержание на гарнизонной гауптвахте.
бригадире своем и о словах Семена Семеновича Аристова, полкового врача: "Ему
покой нужен. Полный покой".
неоправданно суров, а вернувшийся княжич Лешка Фатеев пытался собирать
подписи однополчан под петицией Государю. Но тут вошел караул, и я был
препровожден на гауптвахту. Правда, в карете, а не пешком через весь город
Псков.
что услышали смертный приговор собственному отцу с отсрочкой казни на
неопределенный, но очень небольшой срок.
постановление полкового офицерского собрания. Полагал, что командиры
полковые со страху рубанули по самому высшему разряду в надежде, что наверху
отменят их решение, а усердие - запомнят. Для России подобные случаи уж
давно и не случаи, а - норма. Перестараться куда как безопаснее, нежели
недостараться: этот закон неписаный не только среди чиновников популярен
весьма, но и всюду, где приходится самим решения принимать. За перегиб у нас
журят с улыбкой, за недогиб - с отмашкой бьют.
пропасть летит. Так что особо беспокоиться у меня причин вроде как бы и не
существовало: я их судорожно надеждой драпировал. А вот за батюшку - были, и
я о нем куда больше тогда думал, чем о себе самом.
распахнулась дверь темницы моей, и вошли судьи мои во главе с командиром
полка. А за ними - и наш псковской губернатор. И сердце у меня оборвалось:
неужто с батюшкой что?..
лицо мое увидев.
поскольку именно там формируются команды в действующую на Кавказе армию.
убеждены!
рот уж раскрыл, да не успел. Губернатор перебил, какую-то бумагу достав:
заверенный, из коего следует, что даруете вы полную свободу своему человеку
Савве Игнатову. Вы подтверждаете это?
подписать.
за другом гуськом.
мне предоставил. Я больше молчал, прапорщик трещал, а кучер кнутом щелкал да
лошадь кучерскими словами подбадривал. Так и прибыли на московскую
гауптвахту. Не в каземат, а в охраняемую казарму, где сидели солдаты. И все
- без амуниции.
разместили в огороженном закутке той же солдатской казармы. Там уже
находились двое солдат, вытянувшихся при появлении дежурного офицера вместе
со мною.
дежурный и вышел.
такой же рядовой, как и вы. Так что не вскакивайте.
зовите просто Александром Олексиным. Или - Александром Ильичом, если вам так
удобнее.
сапоги казенные пропил. Служил в Москве, тихо и послушно служил, а тут
земляк заявился да прямо с порога и брякнул:
солдатчины обещалась. Да не понравилась, видать, барину любовь наша. Меня -
в солдаты, ее - неизвестно куда, неизвестно кому. Ну и запил я с горя
черного. И казенное имущество на штоф горькой сменял.
присматриваются, нескоро привыкают. А солдаты - те же крестьяне, только в
военной форме.