старый моздокский врач Матвей Матвеевич. И спасибо ему, иначе в солдатчине
не выживешь. Выпейте еще и постарайтесь уснуть. День поболит, и о ране
позабудете.
зубы. - Надо его с запиской в обоз послать. За вашим цивильным нарядом.
Возьмите бумагу, я продиктую официальный запрос, пока силы есть.
денщик вернулся с новой солдатской формой для меня. Он нисколько не
удивился, когда я тут же направил его в обоз за своими вещами. Все солдаты в
нашем полку знали, что я - разжалованный офицер, и все воспринимали это как
явление того же несерьезного порядка, что и барский каприз.
поручиком, но мне не спалось. Несмотря на ночной марш, рассветное карабканье
над пропастью, тупую боль в затылке и ломоту во всем теле. Пережитой ужас,
небывалое перенапряжение и тяжкая надорванность души изгнали сон мой. Тело
требовало его, но душа отвергала, и я маялся между физическим изнеможением и
духовной истеричностью своей настолько, что даже не ощущал и краешка
радости, что вскоре, даст Бог, украшу свой мундир знаком самого весомого
ордена Российской империи - ордена святого Георгия.
братом Савкой. Верным Клитом моим...
голос, громко всхлипывая. - О поместьях своих не думай, не береди душу свою:
я теперь за них в ответе полном. Ведь дразнил же я тебя, когда говорил, что
извозным промыслом займусь, злил со зла собственного, уж прости ты меня,
ради Христа. Рукой твоею там остаюся, Господом Богом тебе клянусь...
трактира, пока пыль за ним не осела. И очень жалел, что зареветь не могу...
солдатскую казарму.
напряженному ревизору-полковнику, неторопливо, с оглядкой поспешавшему из
Петербурга в Тифлис. Я, естественно, поспешал в обозном арьергарде, но это
обстоятельство куда больше смущало моего милого командира, нежели меня
самого, поскольку поручик ехал в офицерском окружении полковника. Силы наши
были значительны, и разрозненные отряды разбитых в Чечне горцев не решались
нас тревожить. Миновав опасные места, мы расстались с конвоем полковника и
остановились на ночевку в перегоне от Пятигорска.
приятели, местные офицеры, жаждут отужинать с участниками штурма Ахульго.
лечения, - поморщился Моллер. - Весь положенный нам отпуск вы в прихожей все
равно не отсидитесь. О вас уже знают и, поверьте, не удивляются: на Кавказе
разжалованных хватает.
ли будет местных офицеров?
светских гостиных, но на Кавказе он быстро рассеивается.
как и непросто, и неприятно. Но приглашают нас не ради приятельской попойки,
а ради свидания с человеком неожиданным. Мне твердо обещали, что он
непременно появится, и я, признаться, жду этого с нетерпением.
Можете представить себе пожилого декабриста? И никто не может, а он - есть,
хотя на Сенатской площади не выступал, поскольку в начале того же года был
арестован. Потом судим, разжалован и сослан на Кавказ. Любопытно? Мне тоже,
а потому - переодевайтесь к дружескому застолью.
сказав, что дам не ожидается, а время не ждет. Отсутствие дам, прямо скажем,
произвело на меня большее впечатление, нежели отсутствие времени. Я напялил
цивильную оболочку, мы пересекли очень грязную улицу и сразу же, без
передней, попали в небольшую горницу, где нас ожидали два молодых офицера.
Нездорово румяный подпоручик и худой носатый прапорщик. Мздолевский и
Шустрин соответственно, встретившие нас без малейшей аффектации, что,
признаться, было для меня весьма приятно.
штурме аула Ахульго. Предложили вина и ужин, завели разговор о литературе,
упоминая какого-то разжалованного в солдаты Полежаева, о котором я слышал
впервые.
все-таки по карнизу над пропастью прошел, редут штурмовал, к "Георгию"
представлен. Но это - так, мельком. Я своевременно опомнился и умерил свои
тщеславные судороги. Поболтали еще немного, и, наконец, послышался шум у
двери.
встречать нового гостя.
огромный, морщинами изборожденный лоб и пронзительный, пророческий, как мне
показалось, взгляд. И ношеная солдатская форма смотрелась на нем как
порфира.
его парадоксальными размышлениями, кои и постараюсь передать в меру того,
насколько понял и усвоил их.
поприще, молодой человек? Полагаю, что в первую очередь - несогласие,
ощущаемое как тщеславная потребность равенства.
право на кусок хлеба и справедливый суд. Все остальное есть всего лишь
отзвуки основных христианских постулатов, вложенные в наши представления с
детства. Вспомните, именно равенство было основным лозунгом первых христиан,
причем лозунгом, рассчитанным на рабскую психологию, лозунгом рабов.
Всеобщее равенство и осталось лозунгом черни во Французской революции и
обречено оставаться лозунгами всех последующих революций для толпы, потому
что само по себе понятие равенства не содержит никакого позитивного смысла.
И следовательно, претендовать на самоценность никак не может.
есть революция, если из нее вычесть лозунги свободы, равенства и братства?
простоты уподобим государству, где капитан - император, господа офицеры -
правящая каста, а матросы - рабочая сила, питающая этот корабль за счет
собственного недоедания. Неравенство вопиющее, но оно же и движет этим
кораблем. Убрать его все равно что спустить все паруса разом.
вашем сравнении.
чувство пропало сразу же, как только я напялил на себя статский костюм. А
потому, что смутно улавливал мысль, но упорно не терял надежды ее в конце
концов понять.
культура вмещает в себя все, что обеспечивает человечеству существование в
природе. Субъективно - потребность в питании, безопасном сне, тепле,
удобствах. Объективно - необходимость в законах, понятиях морали и
нравственности, жажде любви и семьи, ее защите и опоре. И, наконец,
абсолютно - в общей религии, общем - в национальных истоках, разумеется, -
искусстве, языке, истории, традициях, философии. Все это, совместно взятое,
- то есть культура палубы и культура трюма - несовместимо друг с другом, как
несовместимы сами уровни палубы и трюма. До поры до времени это
противоречие, эта несовместимость сдерживается послушанием, привычкой,
равнодушием, психологической инерцией, столь свойственной человечеству
вообще. Но разные культуры тесно соприкасаются, трутся друг о друга,
цепляются, дышат друг на друга и...
хватаемся. Нет, тут действовать начинает другой закон диалектики: закон
отрицания отрицания. Помните, в Евангелии от Иоанна сказано: "Если зерно,
павшее на землю, не умрет, то останется одно. А если умрет, то принесет
много плодов..." То есть закон утверждает, что развитие как в природе, так и
в особенности в человеческом обществе невозможно без гибели прежних форм.
Конечно, трюмная массовая культура не знает законов диалектики, но законы ее
объективны, они действуют вне зависимости от наших знаний. Действуют в
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Доценко Виктор
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Володихин Дмитрий