гостиной, и там же - две телеграммы: одна от Людинга, другая от
Штройбледера. От Людинга: "Мягко говоря, разочарованы отсутствием
контакта. Людинг". От Штройбледера: "Не могу поверить, чтобы ты подвел
меня. Жду тотчас звонка. Алоиз".
которому Катарина подавала им завтрак: всегда красиво накрытый стол,
цветы, свежая скатерть и салфетки, хлеб, булочки, мед, яйца и кофе, а для
Труды гренки и апельсиновый джем.
стала почти сентиментальной. "Никогда больше так не будет, никогда. Они
изведут девочку. Если не полиция, то ГАЗЕТА, а когда ГАЗЕТА потеряет к ней
интерес, за нее примутся люди. Иди сюда, прочти это сначала, а уж потом
звони визитерам". Он прочитал:
новые данные, освещающие характер этой самой Блюм и ее мутное прошлое.
Репортерам ГАЗЕТЫ удалось разыскать тяжелобольную мать Блюм. Сперва она
пожаловалась, что дочь давно не навещала ее. Потом, ознакомленная с
неопровержимыми фактами, она сказала: "Это и должно было случиться, этим и
должно было кончиться". Бывший супруг, простодушный рабочий-текстильщик
Вильгельм Бреттло, с которым Блюм в разводе, поскольку злонамеренно
бросила его, с еще большей готовностью сообщил ГАЗЕТЕ: "Теперь, - сказал
он, с трудом сдерживая слезы, - я знаю наконец, почему она сбежала от
меня. Почему бросила меня. Вот чем она занималась. Теперь мне все понятно.
Ей было мало нашего скромного счастья. Ей хотелось в верхи, а где же
честному, скромному рабочему взять "порше". Может быть, - добавил он
мудро, - вы передадите читателям ГАЗЕТЫ мой совет: вот этим-то и кончаются
ложные представления о социализме. Я спрашиваю вас и ваших читателей:
каким образом прислуге достаются такие богатства? Ведь честным путем их не
получишь. Теперь я знаю, почему всегда боялся ее радикальности и нелюбви к
церкви, и я благословляю решение всевышнего не даровать нам детей. И когда
я еще узнаю, что нежности убийцы и грабителя ей были милее моей немудрящей
привязанности, то и эта сторона дела становится ясной. И тем не менее я
хочу воззвать к ней: моя маленькая Катарина, лучше бы ты осталась со мной.
Мы ведь тоже с годами обзавелись бы собственностью и небольшой машиной, я,
конечно, никогда не смог бы предложить тебе "порше", только скромное
счастье, какое может дать честный работяга, не доверяющий профсоюзам. Ах,
Катарина...".
последней полосе увидел отчеркнутый красным столбец:
Эрна Хиперц потрясены деятельностью Блюм, но "не особенно удивлены".
Сотрудница ГАЗЕТЫ разыскала их в Лемго у замужней дочери, управляющей там
санаторием; филолог-античник и историк Хиперц, у которого Блюм работает
три года, сказал: "Радикальная во всех отношениях особа, которая нас ловко
обманула".
"Если Катарина радикальна, то она радикально услужлива, хозяйственна и
разумна, или я уж очень ошибаюсь, а у меня за плечами сорокалетний опыт
педагога, и я редко ошибался".)
связи с репетицией барабанщиков и дудочников, отвернулся, чтобы скрыть
слезы. Остальные члены союза тоже отвернулись, как выразился
крестьянин-старожил Меффельс, с ужасом от Катарины, которая всегда была с
причудами и прикидывалась такой недотрогой. Во всяком случае,
бесхитростные карнавальные радости честного рабочего испорчены".
плавательного бассейна. Подпись: "Какую роль играют женщина, прежде
известная как "красная Труда", и ее муж, при случае называющий себя
"левым"? Высокооплачиваемый адвокат-консультант промышленных фирм д-р
Блорна с женой Трудой у плавательного бассейна роскошной виллы".
24
своего рода "обратный подпор", нечто наподобие того, что в кино и
литературе именуется ретроспекцией: с субботнего утра, когда супруги
Блорна, подавленные и расстроенные, вернулись из отпуска, к утру в
пятницу, когда Катарину снова доставили на допрос в полицейское
управление; на сей раз ее привезли госпожа Плецер и пожилой чиновник, лишь
легко вооруженный, и не из ее квартиры, а из квартиры госпожи Вольтере -
хайм, к которой Катарина приехала в пять часов утра на собственной машине.
Служащая не скрывала, что ей известно, где они найдут Катарину: не дома, а
у Вольтерсхайм. (Справедливости ради следует еще раз вспомнить жертвы и
тяготы четы Блорна: прекращение отпуска, поездка в такси на аэродром в И.
Задержка из-за тумана. В такси на вокзал. Поезд во Франкфурт, пересадка в
Мюнхене. Тряска в спальном вагоне. И рано утром, едва они добрались до
дома, ГАЗЕТА! Позднее - слишком поздно, конечно, - Блорна жалел, что
вместо Катарины - он ведь знал от парня из ГАЗЕТЫ, что она на допросе, -
не позвонил Гаху.)
госпожа Плецер, прокуроры д-р Кортен и Гах, протоколистка Анна Локстер,
которую раздражала чувствительность Блюм к слову, охарактеризованная ею
как "выпендривание", - все заметили, что у Байцменне было прямо-таки
сияющее настроение. Он вошел в зал заседаний потирая руки, с Катариной
обращался предупредительно, извинился за "некоторые грубости", в коих
повинна не его должность, а его характер - такой уж он неотесанный малый,
- и сперва занялся списком конфискованных вещей. В нем значились:
содержащая одни только телефонные номера, которые тем временем были
проверены, и ничего подозрительного при этом не обнаружилось. По всей
видимости, Катарина пользовалась записной книжкой почти десять лет.
Эксперт-почерковед, искавший письменные следы Геттена (Геттен, кроме всего
прочего, дезертировал из бундесвера и работал в одной конторе, то есть
оставил много письменных следов), назвал развитие ее почерка образцовым.
Запись шестнадцатилетней девушки - номер телефона мясника Герберса,
семнадцатилетней - врача д-ра Клутена, двадцатилетней - д-ра Фенерна,
позднее - номера и адреса кулинаров, рестораторов, коллег.
перерасчетами и списаниями. Поступления, списания - все точно, ни одна из
сумм не вызывает подозрений. Так же выглядят всякие бухгалтерские расчеты,
заметки и извещения в небольшом скоросшивателе, куда она заносила свои
обязательства и расчеты, касающиеся фирмы "Хафтекс", в которой она
приобрела свою "Элегантную обитель у реки". Тщательнейшей проверке были
подвергнуты ее налоговые декларации, налоговые извещения, налоговые
платежи, просмотревший их затем финансовый эксперт нигде не обнаружил
какой-нибудь "скрытой более или менее значительной суммы". Байцменне
особое значение придавал проверке ее финансовых сделок за последние два
года, которые он шутя называл "периодом мужских визитов". И ничего.
Выяснилось, правда, что Катарина ежемесячно переводила матери 150 марок,
что она поручила по абонементу фирме "Кольтер" в Куире уход за могилой
отца в Геммельсбройхе. Покупки мебели, домашней утвари, одежды, белья,
счета за бензин - все проверено, и нигде ни одной зацепки. Возвращая
Байцменне документы, финансовый эксперт сказал: "Послушай-ка, когда она
выйдет на свободу и будет искать место, дай мне знать. Таких всегда ищешь
и не находишь". Ничего подозрительного не оказалось и в телефонных счетах
Блюм. Междугородные переговоры она, судя по всему, вряд ли вела.
карманные расходы небольшие суммы - от 15 до 30 марок - своему брату
Курту, в настоящий момент сидевшему за кражу со взломом.
документам, она еще в возрасте 19 лет, в 1966 году, вышла из католической
церкви.
образом расчетного характера, содержала четыре рубрики. Одна для домашнего
хозяйства Блорны с записями расходов и подсчетов - на закупки продуктов,
моющих и чистящих средств, на химчистку, прачечную. При этом было
установлено, что белье Катарина гладила собственноручно.
относящиеся к домашнему хозяйству Хиперцев.
по которому были очень скромными; случались месяцы, когда на
продовольствие она тратила лишь 30-35 марок. Но, по-видимому, она часто
ходила в кино - телевизора у нее не было - и иногда покупала себе шоколад
и даже конфеты.
работами Блюм, покупкой и чисткой профессиональной одежды, паевые взносы
за "фольксваген". Когда дошли до счетов за бензин, вмешался Байцменне и с
удивившей всех любезностью спросил, откуда такие относительно большие
расходы на бензин, которые, кстати, соответствуют чрезвычайно большим
цифрам на спидометре. Ведь установлено, что расстояние до Блорны и обратно