сне:
в нижней рубахе на ковре, сосредоточенно пришивал крючок к шинели, изредка
поглядывал на Колокольчикова с нежностью. Богатенков высок, темноволос,
атлетически сложен - движения сильных рабочих пальцев уверенны, бугры
молодых мускулов напрягаются под рубахой, лицо, покрытое ровной смуглотой,
красиво.
госпитале два месяца лежал - бомбежки снились, здесь, на передовой, -
полынь, степь на зорьке, терриконики снятся, лампочки в забое. Проснешься
- будто гудок на шахту. А к Колокольчикову вон... колодцы привязались.
перелистывал прокуренными пальцами толстую иллюстрированную книгу,
лежавшую на столе, не без отвращения говорил:
могил. Разрушения. "Фотографии России"... Книга для немецких офицеров.
Петин! - позвал он. - Эту сволочь - в уборную, в сортир! В сортир! -
заключил он и, сердясь, швырнул книгу на колени сонно разомлевшему в
кресле ординарцу.
книгу неправдоподобно большими руками, подумал и во всю ширину лица
заулыбался:
знаю, что такое Россия, - отчетливо заговорил он. - И отлично знаю, что
такое фашизм. Мир в руинах, распятия на деревьях, пепел городов, двуногое
подобие человека с исступленной жаждой уничтожения, садизма, возведенного
в идеал. Вы что так смотрите, Новиков?
Гулько, насупясь.
каждому, - сказал Новиков. - От частого употребления стирается смысл. Надо
ненавидеть молча.
затихшего за столом Алешина. - А вы, младший лейтенант? Что вы полагаете,
мм?
заалел пятнами, неожиданно засмеялся тем естественным веселым смехом
молодости, который так поражал Новикова в Лене.
понял, что такое Россия. Вы знаете, Витя, что такое Россия?
влюбленно на лицо Новикова с щербинкой возле левой брови. И тотчас Гулько
заинтересованно взглянул в серые, мрачноватые глаза капитана, самого
молодого капитана в полку, этого полувзрослого-полумальчика; спросил:
Богатенков, укрываясь шинелью, натягивая ее на голову.
подошел к телефону. Связист Колокольчиков, по-прежнему нежно обнимая
аппарат, неспокойно терся щекой о трубку, дрожа во сне синими от усталости
веками, бормотал:
Овчинникова. Подождал немного, стоя перед Колокольчиковым, который с
сонным лепетом поудобнее устраивался щекой на ладони, заговорил
вполголоса, услышав Овчинникова, о минном поле, потом закончил твердо:
стопке немецких журналов. - Вообще, сколько вам лет? Кто вы такой до войны
- школьник, студент?
посмотрите личное дело в штабе дивизиона.
отрывая ласково погрустневших глаз от ручных часов, заговорил: - Как бы ни
сложилась у вас обстановка, капитан Новиков, ваша батарея самая крайняя на
фланге. На легкий бой не надейтесь.
Гулько знал то, чего не знал он.
Гулько и тихонько и нежно взял капитана под руку, повел к двери,
остановился, глядя в лицо Новикова, сказал, почти шепотом, чтобы не слышал
Алешин: - В сущности, мальчик ведь вы еще, что уж там, хоть многому
научились. А у вас вся жизнь впереди. Пока молоды, спешите делать добро. В
молодости все особенно чутки к добру. Простите за философию. Война
кончится. Все у вас впереди. Если, конечно, останетесь живы. Если
останетесь...
спину, будто из низкой землянки выходил. С ненужным щегольством
протренькали шпоры на лестнице, стихли внизу.
беспокойство, досаду: никто прежде не напоминал ему о его молодости,
которую он скрывал, как слабость, и которой стеснялся здесь, на войне.
Люди, подчинявшиеся ему, были вдвое старше, а он имел непрекословные права
опытного, отвечающего за их жизнь человека и давно уже свыкся с этим.
тряпки?
на войне есть добро. Добро и зло. Вы не изучали философию, Витя?
внимательно рассматривал красочные фотографии немецких иллюстрированных
журналов, думал о чем-то. Мягко-зеленоватый свет лампы падал на белый
чистый лоб Алешина, на ровные брови, на раскрытые, по-летнему синие глаза
его; они казались молодо и отчаянно прозрачны.
Алешин. - Просто чертовски везет!
словно ныряя в воду, бросился на свободную, туго заскрипевшую пружинами
тахту и, лежа уже, стал расстегивать гимнастерку и одновременно - носком о
каблук - стаскивать сапоги.
сказал с ноткой мечтательности в голосе:
вернетесь после войны, весь в орденах, со званием... Вас в академию. А я,
черт!.. - Он вздохнул, приподнялся, по-детски подпер кулаком подбородок,
белела круглая юная шея, каштановые волосы наивно-трогательно упали на лоб
ему. - А я просто черт знает что, товарищ капитан. Серьезно. Орден Красной
Звезды получил, вот медаль "За отвагу" - никак. - И договорил совсем уж
доверительно: - А для меня самое дорогое из всех орденов - солдатская
медаль "За отвагу". Серьезно! Вы не смейтесь!
Вас кто-нибудь ждет?.. Ну, мать, сестра, невеста?
Новиков ясно представил, как он покраснел алыми пятнами.
Скучаете по России, Витя?
пространстве, Россия, как бы овеянная каким-то чувством радостной боли,
которое никогда не проходило.
6
ворвался звон разбитых стекол, то опадающий, то возникающий клекот
снарядов, проносившихся над крышей. Треск и грохот за стенами, зыбкие
толчки пола, бледное, испуганное лицо Ремешкова, наклоненное к нему из
полусумрака, мгновенно подняли его на ноги.
судорожно сглотнул. - Началось!.. Света не видать...
кресла. - Этот не видать, так, может, тот видно? Где Алешин? Почему сразу
не разбудили?
Шилова Юлия
Доставалов Александр
Лукин Евгений
Конюшевский Владислав
Роллинс Джеймс
Конан-Дойль Артур