если бы даже он и попытался потом вспомнить - не смог бы. Явь
опрокинулась на него вдруг, как бочка воды. Он сразу оказался
в ее эпицентре - без прошлого, без переходов, без нюансов.
наливаясь белым зноем очередной день, а вокруг Ромки, в
нескольких метрах от площадки, на которой он сидел, медленно
кружил немецкий самолет...
далеко не современная машина - любую из них Ромка определил бы
сразу, столько раз видел в методическом кабинете на плакатах.
Этот был тихоход, какой-нибудь связист или разведчик;
двухместный моноплан-парасоль. Даже выглядел он как-то
по-домашнему. Летчик сдвинул очки на лоб, смеялся, махал рукой
и что-то кричал Ромке, может быть - гутен морген.
- да ведь этот паршивый самолетик чуть было не
загипнотизировал его; сперва ошеломил своим внезапным
появлением, а потом стал внушать...
Будто в кино расселся. Вон фашиста даже насмешил. Корчится. Ну
ты у меня сейчас, паскуда, покорчишься. Я тебе такой покажу
гутен морген - сразу начнет икаться..."
хотел спугнуть немца, но ведь тот не куда-то смотрел в сторону
- сюда; он сразу перестал смеяться, и лицо у него даже как
будто вытянулось. Однако он не отвернул самолетик; он
продолжал делать очередной круг, словно ему это зачем-то нужно
было, а скорее всего - ему что-то в голову ударило, затмение
какое-нибудь, а может, гипноз, раз уж с Ромкой ничего не
вышло, вдруг на него переключился. Он продолжал делать
очередной круг, только теперь уже не высовывался через борт, а
сидел прямо и лишь косил глазом в Ромкину сторону и дергал
ртом.
винтовку к плечу, прицелился и повел ее за самолетом, ловя его
темп; потом взял небольшое упреждение и выстрелил.
серьезно. Зато разбудил. Немец кинул машину в сторону, на
крыло, высунулся и погрозил кулаком. Ромка разрядил ему вслед
обойму, почти не целясь, это была пустая трата патронов, но ни
досады, ни сожаления не испытал. Он смотрел, как самолетик,
набирая скорость, лезет вверх, как он разворачивается где-то
над совхозом, а может, и чуть подальше.
волновало. Он сидел на серых, рассохшихся, промытых дождями,
прожженных солнцем досках, овеваемый легким ветерком, уже
прогретым, лишенным прохлады, уже собирающим запахи зноя,
чтобы к полудню загустеть и остановиться в изнеможении; сидел
мирно и покойно, и даже чуть ли не дремал, наблюдая сквозь
ресницы, как сердито жужжит далеко в небе маленькое насекомое,
как оно там суетится, ловчит...
передернул затвор. "Туго что-то ходит, - отметил он, - никогда
бы не подумал, что Эдька не чувствует оружия".
с пятнадцатиметровой высоты, вид был прекрасный, - расставил
ноги, при этом чуть притирая подошвы, словно проверял, не
скользят ли сапоги, словно искал для каждого сапога самую
остойчивую, самую идеальную точку опоры; нашел; перехватил
поудобнее винтовку, чтобы сразу, как вскинешь ее к плечу,
стрелять не прилаживаясь, и сказал себе: "Я готов".
расти. Он мчался в атаку прямо на Ромку, несся на него, как с
горы. Жужжание перешло в рокот, потом в вой, который
становился все выше, все пронзительней. Вой несся сквозь
Ромку, но не задевал: это для психов впечатление, а Ромка к
таким вещам был не восприимчив. Он стоял не шелохнувшись,
упершись хорошо притертыми подошвами сапог в серый дощатый
настил, опустив руки с винтовкой, только руки сейчас у него и
были расслаблены, но это необходимо - они должны быть свежими
и твердыми, когда придет время стрелять. Он следил
прищуренными глазами за надвигающимся в солнечном ореоле, в
ослепительном сиянии врагом (немец был хитрец, он заходил
точно по солнцу) и считал: "Еще далеко... далеко... вот сейчас
он выравнивает самолет как раз на площадку... вот уже я в
паутине прицела... он меня затягивает в самый центр... сейчас
будет нажимать на гашетку..."
оборвался сразу, потому что Ромка, чуть опередив его, сделал
два маленьких шага в сторону, так что левая нога стала на край
доски. Пули просвистели рядом, а Ромка уже шел на
противоположный край площадки, и опять он чуть опередил немца,
потому что хотя вспышки новых выстрелов трепетали в такт его
шагам, пули прошли мимо - там, слева. Больше он не успеет
скорректировать свою телегу, понял Ромка и засмеялся, но ему
тут же пришлось броситься плашмя на настил и даже вцепиться
пальцами в щели между досками, чтобы не стащило, не сбросило
вниз, потому что летчик озверел оттого, как его простенько
провели, и, пренебрегая собственной безопасностью, пронесся в
двух метрах над площадкой. Ромке даже показалось на миг, что
это конец, но все обошлось, он сел и, задыхаясь, закричал
вслед самолетику:
спускаться, и дуэли был бы конец. А так... Самолетик делал
вдали широкий круг, у Ромки было предостаточно времени, чтобы
сбежать, по двум лестницам и спрыгнуть на землю. А там он бы
нашел, где схорониться. Но так мог поступить кто угодно,
только не Ромка Страшных.
вслед, ведь совсем был рядом - рукой достать можно. Теперь он,
конечно, изменит тактику, отбросит джентльменство и еще издали
начнет поливать из пулемета. Тяжелый случай. А еще надо
придумать, как уберечься от воздушной волны. Если не
придумаешь, значит, из бойца, из поединщика превращаешься
просто в беспомощную, безответную мишень. Это будет никакая не
дуэль - расстрел!..
условия, в какие поставлены он и немец. Это, впрочем, не
поколебало его решимости. Дело в том, что если первые выстрелы
он сделал не задумываясь, так сказать, автоматически, то
остался на этой площадке (вместо того, чтобы удрать)
совершенно сознательно. Тут и в помине не было риска ради
риска, фатализма, желания испытать судьбу, поиграть со смертью
в "кошки-мышки". Просто он подумал, что в первом же бою сбить
вражеский самолет - это совсем неплохо для его, Ромки
Страшных, вступления в войну. Достаточно красиво. Вполне в его
стиле. Он очень надеялся на свою хитрость и находчивость,
считая свои шансы ничем не хуже. А выходит - недооценил
немца...
стоять на лестнице. Но тогда немцу достаточно перейти на
бреющий полет, и он расстреляет Ромку - малоподвижного, по
сути, распятого на этой лестнице. - как мишень в тире.
стволом вперед, а руки оставались свободными, отступил к
заднему краю площадки и опустился на одно колено. И когда
самолетик приблизился до трехсот метров и можно было ждать,
что вот-вот ударит по площадке свинцовый град, Ромка
соскользнул на уходящее вниз бревно - одно из трех, на которых
держалась эта площадка, - и прилепился к нему, обхватив его
руками и ногами.
в доски кирку - и тут же с треском, "с мясом" ее выдирает.
Последние пули шли горизонтально: немец перешел на бреющий и
мчался метров на пять ниже уровня настила и бил, бил, но
слишком поздно он это затеял, только дважды пули звонко
ткнулись в бревно, да и то далеко от цели, потому что Ромка
успел соскользнуть ниже на пять метров; там был треугольник из
поперечных балок, к одной из которых прилепилась маленькая
промежуточная площадка. Ромка едва успел встать на бревно и
вскинуть винтовку, как из-за настила вынырнул уносящийся вверх
самолет. Ромка смачно выстрелил дважды и засмеялся. Все-таки
бой шел на равных!..
Акунин Борис
Мацумото Сэйте
Ильин Андрей
Апраксина Татьяна
Аникина Наталья
Грабб Джеф