мрачным, поскольку броня купола и пол не были покрашены, а
обнаженный цемент стен только усугублял впечатление. Но эта
мрачность была мнимой; уже на другой день от нее осталась лишь
одна производная; ощущение надежности, прямо скажем, на войне
весьма приятная штука.
большое никелированное колесо; им же люк задраивали), были еще
три люка поменьше - в разных концах дота. Они вели к
пулеметным гнездам. Тимофей заглянул в один, увидел собранную
из железобетонных колец трубу; длина - на глаз не меньше
десяти метров; передвигаться на четвереньках свободно.
почти неприметный темно-серый провод.
у запасного выхода есть телефон!
стальной заслонкой. Еще пара наушников полагалась наводчику и
крепилась на спинке его креслица.
нудительной вентиляции...
сюда не спускались, понял Тимофей, едва взявшись за ржавые
поперечины. И сразу решил: Ромка приведет ее в божеский вид. И
засмеялся. Боком выйдут парню эти наряды!
каждая сторона по четыре метра. Вдоль стен в три яруса -
откидные койки с матрацами. Всего на двенадцать человек.
Маленький столик с телефоном. Печка-чугунка с коленчатой
трубой. Стены, пожалуй, железобетонные - насколько они
угадываются за слоем светло-зеленой масляной краски. Наконец,
нижняя часть подъемника для снарядов и дверь (железная, во
все-таки дверь, а не люк) в следующее помещение. Тимофей
открыл дверь, поискал слева выключатель и, когда вспыхнула под
потолком лампочка (как и остальные, она была заключена в
густую металлическую сетку), замер на пороге, восхищенный
зрелищем, которое ему открылось.
как ни назови, все правильно. Собственно говоря, рассчитывая
на эту подсобку, они и захватили дот. Хороши б они были, если
б нашли здесь пустые полки. А ведь такое могло случиться, если
бы демонтаж дота начали с эвакуации имущества. Для
пограничников это означало бы одно: переспали спокойно ночь, а
затем опять в путь-дорогу. Но теперь!..
боком. Но полки - с обеих сторон. Пять метров полок справа -
боеприпасы. Вначале шли ящики со снарядами, узкие дощатые
обоймы, выступающие торцами, поблескивающие изнутри металлом.
Тимофей заглянул наугад. Вот с черной каемкой - бронебойные, с
красной - фугасы; а вот и шрапнель и осколочные. Были здесь и
гранаты, два ящика: в одном - противотанковые, в другом -
"лимонки"; Тимофей это понял, даже не заглядывая внутрь, узнал
по заводской упаковке - на заставе получали гранаты точно в
такой же таре.
припасами: мешками с мукой, крупой и сухарями; ящики с
консервами. Но до самой двери полки не доходили; здесь был
просвет, в котором умещались движок (он еле слышно гудел,
рядом стояло маленькое ведро с соляркой) и ручной насос. Тимо-
фей качнул лишь дважды и услышал, как внутри, еще где-то
далеко, забурлила, загудела вода, поднимаясь вверх по трубам.
Ладно! Тут же на особо прочной полке стояла металлическая
бочка с горючим, рядом возвышались аккуратно уложенные
полдюжины мешков с цементом, да не просто, а с портландским, в
этом Тимофей еще с "гражданки" разбирался; и пучки стальных
прутьев. Тимофей не без труда (прут цеплялся за соседние)
выдернул один, и по загнутым крючками концам понял, что это
арматура. На случай, значит, если где повреждение, так чтобы
сразу и залатать на совесть. "Ай да мужики! - похвалил Тимофей
неведомых старателей этой фортификации. - Вот уж действительно
все на свете предусмотрели!"
чугунку? Заинтересовался этим он не по делу вовсе, а только из
любопытства; ведь понятно, до холодов им здесь не сидеть,
выходит, и печку топить не придется. Но Тимофей не отмахнулся
от вопроса и опять пошел вдоль полок, становился на цыпочки,
приседал, заглядывал за ящики и мешки - высматривал топливо,
хоть небольшой запас, что называется, - на самый первый
случай. И быстро нашел его. Это были торфяные брикеты. Их было
немного, всего два мешка; топливо, честно говоря, не высший
сорт; что уж там, конечно, можно было подобрать что и получше.
Но оно было. Оно было и ждало своего часа. О нем не забыли,
его учли. Здесь все было учтено - вот самое главное, в чем
Тимофей хотел еще раз убедиться и убедился вполне. Все, что
зависело от инженеров и интендантов, они сделали. Они создали
маленький, но законченный мирок; вселенную, в которой все было
готово к приему жизни, которая сама была готова с появлением
этой жизни ожить и стать силой, волей и энергией. Но мирок
этот не мог существовать сам по себе. Чтобы он ожил, в него
оставалось вложить последнюю и важнейшую деталь - гарнизон. И
дать ему команду. Тогда лишь этот сплав холодного металла и
камня стал бы живым. Только тогда...
ожидать по планировке дота; прямо напротив двери был большой
люк, сейчас закрытый. Люк был вправлен в мощное броневое
кольцо, и сам из толстой стали, с надежным запором, смотровым
глазком и отверстием для стрельбы.
смотался туда и назад. Говорит, ход метров на сто тянется. К
подножию холма.
ведь может и не хватить.
коек, привычно пощупал матрац, удовлетворенно отметил про
себя: морская трава, - лег на спину и несколько минут не
говорил ни слова. Залогин сидел напротив и тоже молчал.
Пытались ли они думать, осмыслить ситуацию? Или старались
разобраться в себе, своих мыслях и чувствах, почему-то вдруг
замутившихся, потерявших ясные очертания; почему-то вдруг
заметавшихся из стороны в сторону, как стрелка компаса,
внезапно попавшая в поле аномалии?..
счастливое, впервые за последние несколько суток испытанное
чувство безопасности отпечатались в их душах - и схлынули. Дот
не только вселял уверенность и располагал к спокойствию, не
только давал понять, что на него можно положиться вполне и
быть самими собой. Своей силой, уверенностью он пробуждал
активное начало - чувство ответственности. Он как бы
подталкивал: не только быть, но и выразить себя.
13
двигаться, делать что-то, предпринимать, весьма неожиданное
при его физическом состоянии; тем не менее он даже перевязку
отложил, хотя держал ее в уме все время, пока знакомился с
дотом; даже в аптечку не заглянул: отметил для памяти, где ее
вперед искать, и как она расчетливо расположена (сразу за
лесенкой, соединяющей этажи, так что отовсюду к ней недолго
добираться; место укромное; здесь же лавка откидная - не
всегда же у раненого есть силы, чтобы на ногах держаться;
места не много, но довольно, чтобы спокойно заниматься собой,
не мешая другим бегать с этажа на этаж да в подсобку), и полез
наверх.
неожиданно яркий после сорокасвечовых, завуалированных сетками
лампочек нижних помещений, рассекал его, как луч прожектора.
Только этот свет был живой. Это было солнце. Оно врывалось в
развернутую во всю ширь амбразуру, вдавливалось внутрь дота
материальными медовыми кусками света, невесомыми и ощутимо
плотными. Солнце било в упор, почти горизонтально; уже не
палящее - мягкое, какое-то домашнее, уютное.
услышал их; Тимофей уловил первое, самопроизвольное движение
его тела, сразу пресеченное если не Ромкиной волей, то, во
всяком случае, характером.