чувство коллективизма, рассуждал он; и, когда им приходится
туго, они ищут локоть соседа; они не привыкли полагаться на
себя: они считают, что общая опасность стирает сословные
различия и границы. Как бы не так, герр оберст!..
18
разведчиков изучить все подходы к доту. На это ушло часа два.
Еще через час позвонил полковник; "выбить" авиационную
поддержку пока не удалось; тем не менее освободить дорогу от
него требовали.
сказал майор.
все время что-нибудь делайте, прошу вас, чего бы это ни
стойло...
зарывались в землю, потому что быстро разобрались: красный
снайпер был не любитель - профессиональный стрелок. И то, что
затея с одновременной атакой с двух сторон провалилась, было
его прямой заслугой: цепи еще только достигли подножья холма,
а среди них уже не осталось офицеров.
батарея 75-миллиметровок, то есть такая же, как и предыдущая,
с той только разницей, что подразделение гауптмана В. Клюге
принадлежало к так называемым приданным огневым средствам, а
это входило в состав артиллерийского полка. На деле различие
оказалось куда большим. Это чувствовалось во всем. Они быстро
развернулись на открытом месте; их огонь по амбразуре дота был
столь превосходен, что красные только четыре раза выстрелили,
причем последний выстрел был наихудшим - они были ослеплены,
ничего не видели, а снаряды 75-миллиметровок ложились с такой
устрашающей кучностью, что красные прекратили огонь и закрыли
амбразуру.
били на такое большое расстояние. Им удалось нарушить четкий
ритм работы комендоров, но две пушки тут же переключились на
новые цели, каждая взяла на себя по бронеколпаку - и пулеметы
замолчали тоже.
роту. Оказалось, напрасно. В решающий момент пулеметы пресекли
эту попытку. Батарея тоже не избегла потерь. Едва она
перестала вести огонь, чтобы отойти до следующей атаки в
укрытие, как ожил дот. Красные успели поджечь один из тягачей;
комендоры оттащили пушку в сторону, здесь она и была
уничтожена прямым попаданием.
"наверху": недавней приветливости как не бывало; ни единого
намека в духе "общая опасность стирает границы" и "сближает".
неожиданно сильным голосом. - Может быть, вы уже взяли дот и я
один об этом еще не знаю?
провели только пять атак? Их должно было быть десять!
пятнадцать! двадцать пять! Позвольте узнать, майор, что же вы
делали все остальное время?
полковник мог и не простить.
не секрет, конечно?
шепот; возможно, у него это было признаком величайшего
волнения.- Немедленно... весь батальон, в полном составе... в
атаку!
один-единственный офицер, обер-лейтенант, командир второй
роты; когда ранили начальника штаба, майор уже и не помнил: из
взводных не уцелел никто.
окопов за кустом ивы без мундира, без сапог; портянки сохли,
расстеленные на камне: он то жмурился на предвечернее солнце,
то старательно, с нежностью мусолил сухой ваткой между
пальцами разопревших ног, испытывая - об этом говорило не
только его лицо, но и все тело, содрогавшееся каждый
раз,величайшее наслаждение.
мобилизовал всю свою выдержку; не выдавать истинных чувств,
однако и не заискивать: деловитость, и только деловитость. Как
будто он сейчас не отправит этого типа на верную гибель, а
даст ему заурядное рабочее задание. А разве это и на самом
деле не так? Оба они профессионалы. Это их, так сказать, кусок
хлеба...
оглянулся на холм. Если у снайпера сейчас не перекур, если он
поджидает очередную жертву... Конечно, можно бы окликнуть
обер-лейтенанта и отсюда. Рисковать без пользы, ради какого-то
сомнительного престижа...
самого. Для самоутверждения. Подозвал солдата, с его помощью
неловко - стесняла раненая рука, - взобрался на бруствер и,
подавляя слабость в ногах, напряженным, но неторопливым шагом
подошел к обер-лейтенанту.
земля дрянь. Камни да глина. Разве что под виноградник сойдет.
улыбнулся с близорукой беспомощностью.
ни за что...
опомнился: "Извините", но встать перед старшим по званию
офицером ему и в голову не пришло.
день. И от истерики никто не застрахован. Но от этого есть
лекарство. Хлебните коньяку. Если ваш кончился, могу
предложить свой.
успокойтесь.
крайней мере, сегодня. Сегодня я успел побывать там дважды. Не
знаю, какому чуду и чьим молитвам я обязан, что выбрался из
этого дерьма не только живым, но и невредимым. Герр майор, я
никогда не искал острых впечатлений - теперь я знаю, что это
такое. После них я заново открыл, как это прекрасно: жизнь,
солнце, запах травы. Но испытать еще раз... Сегодня я дважды
поднимался на эшафот, дважды пережил свою казнь; у меня есть
предчувствие, что третьей атаки я не переживу. И я не пойду
туда, герр майор.
побеседовать с вами об этом, - терпеливо сказал Иоахим Ортнер.
- Но, кроме предчувствий и страха, существует еще и долг. И
приказ, который мы обязаны выполнить.
средствами. Не мне вас учить, герр майор, но эту штуку можно
раскусить только тяжелыми бомбами. Или подкопом.
господа из высоких штабов - вряд ли.
разница? Самое большее через час этого офицерика уже не будет.
И продолжал в том же тоне:
под пулями. Значит, эта истина дойдет до них не сразу, а со
временем. А пока они считают, что немецкому батальону вполне
по силам взять какой-то паршивый красный дот. И любая
сверхподдержка - блажь. Тем более что самолеты заняты куда
более важными операциями на фронте.
желаю видеть вас там.
жадно, кружками. Они знали, что их ждет. Когда процедура
закончилась, их выстроили, и майор прошел вдоль неровного
строя. Осоловелые глаза; закрытые глаза; блуждающие,
неконтролируемые улыбки. Но пьяных вдрызг нет, хотя при других