списков на селекцию, к обработке подследственных в дункелькамерах -
бетонных пеналах. Казалось, исчезни начальство, заключенные будут
поддерживать ток высокого напряжения в проволоке, чтобы не разбегаться, а
работать.
плакали по тем, кого отводили к кремационным печам... Однако раздвоение
это не шло до конца, своих имен в списки на селекцию они не вставляли.
Особо зловещим казалось Михаилу Сидоровичу то, что национал-социализм не
приходил в лагерь с моноклем, по-юнкерски надменный, чуждый народу.
Национал-социализм жил в лагерях по-свойски, он не был обособлен от
простого народа, он шутил по-народному, и шуткам его смеялись, он был
плебеем и вел себя по-простому, он отлично знал и язык, и душу, и ум тех,
кого лишил свободы.
3
Семенова после того, как они были задержаны немцами августовской ночью на
окраине Сталинграда, доставили в штаб пехотной дивизии.
полевой жандармерии переводчик снабдил ее буханкой горохового хлеба и
двумя красными тридцатками; Семенова присоединили к колонне пленных,
направлявшихся в шталаг в районе хутора Вертячего. Мостовского и Софью
Осиповну Левинтон отвезли в штаб армейской группы.
посреди пыльного двора, без пилотки, с сорванными знаками различия, и
восхитила Мостовского угрюмым, злобным выражением глаз и лица.
дороги, где грузился эшелон с зерном. Десять вагонов были отведены под
направленных на работу в Германию девушек и парней - Мостовской слышал
женские крики при отправлении эшелона. Его заперли в маленькое служебное
купе жесткого вагона. Сопровождавший его солдат не был груб, но при
вопросах Мостовского на лице его появлялось какое-то глухонемое выражение.
Чувствовалось при этом, что он целиком занят одним лишь Мостовским. Так
опытный служащий зоологического сада в постоянном молчаливом напряжении
следит за ящиком, в котором шуршит, шевелится зверь, совершающий
путешествие по железной дороге. Когда поезд шел по территории польского
генерал-губернаторства, в купе появился новый пассажир - польский епископ,
седой, высокий красавец с трагическими глазами и пухлым юношеским ртом. Он
тотчас стал рассказывать Мостовскому о расправе, учиненной Гитлером над
польским духовенством. Говорил он по-русски с сильным акцентом. После того
как Михаил Сидорович обругал католичество и папу, он замолчал и на вопросы
Мостовского отвечал кратко, по-польски. Через несколько часов его высадили
в Познани.
прошли в блоке, где содержались особо интересные для гестапо заключенные.
В особом блоке жизнь шла сытнее, чем в рабочем лагере, но это была легкая
жизнь лабораторных мучеников-животных. Человека кликнет дежурный к двери -
оказывается, приятель предлагает по выгодному паритету обменять табачок на
пайку, и человек, ухмыляясь от удовольствия, возвращается на свои нары. А
второго точно так же окликнут, и он, прервав беседу, отойдет к дверям, и
уже собеседник не дождется окончания рассказа. А через денек подойдет к
нарам капо, велит дежурному собрать тряпье, и кто-нибудь искательно
спросит у штубенэльтера Кейзе, - можно ли занять освободившиеся нары?
Привычна стала дикая смесь разговоров о селекции, кремации трупов и о
лагерных футбольных командах, - лучшая: плантаж - Moorsoldaten [болотные
солдаты (нем.)], силен ревир, лихое нападение у кухни, польская команда
"працефикс" не имеет защиты. Привычны стали десятки, сотни слухов о новом
оружии, о раздорах среди национал-социалистических лидеров. Слухи всегда
были хороши и лживы, - опиум лагерного народа.
4
радость и печаль. Россия дохнула в их сторону, бросила под бедные,
измученные ноги материнский платок, побелила крыши бараков, и они издали
выглядели домашними, по-деревенски.
ломаном французском языке, что его приятель писарь видел бумагу о русском
старике, но писарь не успел прочесть ее, начальник канцелярии прихватил ее
с собой.
порадовался своему спокойствию.
чернотой в полутьме. - Или у самого представителя Главного управления
безопасности Лисса?
священник говорил о супе, о вновь прибывших, сговаривался с соседями об
обмене пайки, вспоминал острую, прочесноченную итальянскую еду.
его любимую поговорку: "туги капути", и сами издали кричали ему: "Папаша
Падре, туги капути", - и улыбались, словно слова эти обнадеживали.
Называли они его - папаша Падре, считая, что "падре" его имя.
и комиссары стали подшучивать над Гарди, действительно ли он соблюдал обет
безбрачия.
слов.
революционеры ради идеи шли на каторгу и на эшафот. Почему же его
собеседники сомневаются, что ради религиозной идеи человек может
отказаться от близости с женщиной? Ведь это несравнимо с жертвой жизни.
коленях на нарах и молился. Казалось, в его исступленных глазах, в их
бархатной и выпуклой черноте может утонуть все страдание каторжного
города. Жилы напрягались на его коричневой шее, словно он работал, длинное
апатичное лицо приобретало выражение угрюмого счастливого упорства.
Молился он долго, и Михаил Сидорович засыпал под негромкий, быстрый шепот
итальянца. Просыпался Мостовской обычно, поспав полтора-два часа, и тогда
Гарди уже спал. Спал итальянец бурно, как бы соединяя во сне обе свои
сущности, дневную и ночную, храпел, смачно плямкал губами, скрипел зубами,
громоподобно испускал желудочные газы и вдруг протяжно произносил
прекрасные слова молитвы, говорящие о милосердии Бога и Божьей матери.
расспрашивал его о Советской России.
закрытых церквах и монастырях, об огромных земельных угодьях, забранных
Советским государством у Синода.
Сидорович сердито спрашивал:
о рагу и о соусе из помидоров.
pourquoi vous dites cela [я понимаю все, что вы говорите, я не понимаю
только, почему вы это говорите (фр.)].
от работ, и поэтому Мостовской виделся и разговаривал с ними лишь в
поздние вечерние и ночные часы. На работу не ходили генерал Гудзь и
бригадный комиссар Осипов.
человек - Иконников-Морж. Спал он на худшем месте во всем бараке - у
входной двери, где его обдавало холодным сквозняком и где одно время стоял
огромный ушастый чан с гремящей крышкой - параша.
его юродивым и относились к нему с брезгливой жалостью. Он обладал
невероятной выносливостью, той, которая отличает лишь безумцев и идиотов.
Он никогда не простужался, хотя, ложась спать, не снимал с себя промокшей
под осенним дождем одежды. Казалось, что таким звонким и ясным голосом
может действительно говорить лишь безумный.
Мостовскому и молча долго всматривался ему в лицо.
когда Иконников нараспев произнес:
приезжавший из семинарии старший брат заводил с отцом спор о богословских
предметах.
буддисты и первые христиане. Да и марксисты немало потрудились над его
разрешением.
Иконников.