Чтение 128–й страницы книги ~Жизнь и судьба~

шестом вопросе, всегда казалось Штруму, естественно выражалось
справедливое недоверие бедноты, возникшее за тысячелетия господства
богатых.

Он написал "из мещан". Мещанин! Какой уж он мещанин. И вдруг, возможно,
война сделала это, он усомнился в действительности бездны между
справедливым советским вопросом о социальном происхождении и кровавым
вопросом немцев о национальности. Ему вспомнились казанские вечерние
разговоры, речь Мадьярова о чеховском отношении к человеку.

Он подумал: "Мне кажется моральным, справедливым социальный признак. Но
немцам бесспорно моральным кажется национальный признак. А мне ясно:
ужасно убивать евреев за то, что они евреи. Ведь они люди, - каждый из них
человек - хороший, злой, талантливый, глупый, тупой, веселый, добрый,
отзывчивый, скаред. А Гитлер говорит: все равно, важно одно - еврей. И я
всем существом протестую! Но ведь у нас такой же принцип, - важно, что из
дворян, важно, что из кулаков, из купцов. А то, что они хорошие, злые,
талантливые, добрые, глупые, веселые, - как же? А ведь в наших анкетах
речь идет даже не о купцах, священниках, дворянах. Речь идет об их детях и
внуках. Что же, у них дворянство в крови, как еврейство, они купцы,
священники по крови, что ли? Ведь чушь. Софья Перовская была генеральская
дочка, не просто генеральская, губернаторская. Гнать ее! А Комиссаров,
полицейский прихвостень, который схватил Каракозова, ответил бы на шестой
пункт: "из мещан". Его бы приняли в университет, утвердили в должности. А
ведь Сталин сказал: "Сын за отца не отвечает". Но ведь Сталин сказал:
"Яблочко от яблони недалеко падает". Ну что ж, из мещан так из мещан".

7. Социальное положение... Служащий? Служащий - бухгалтер, регистратор.
Служащий Штрум математически обосновал механизм распада атомных ядер,
служащий Марков хочет с помощью новой экспериментальной установки
подтвердить теоретические выводы служащего Штрума.

"А ведь правильно, - подумал он, - именно служащий".

Он пожимал плечами, вставал, ходил по комнате, отстранял кого-то
движением ладони. Потом Штрум садился за стол и отвечал на вопросы.

29. Привлекались ли вы или ваши ближайшие родственники к суду,
следствию, были ли арестованы, подвергались ли наказаниям в судебном и
административном порядке, когда, где и за что именно? Если судимость
снята, то когда?..

Тот же вопрос, обращенный к жене Штрума. Холодок пробежал в груди.
Здесь не до споров, здесь не шутят. В голове замелькали имена. Я уверен,
что он ни в чем не виноват... человек не от мира сего... она была
арестована за недонесение на мужа, кажется, дали восемь лет, не знаю
точно, я не переписываюсь с ней. Темники, кажется, случайно узнал,
встретил ее дочь на улице... не помню точно, он, кажется, был арестован в
начале тридцать восьмого года, да, десять лет без права переписки...

Брат жены был членом партии, я с ним встречался редко; ни я, ни жена с
ним не переписываемся; мать жены, кажется, ездила к нему, да-да, задолго
до войны, его вторая жена выслана за недонесение на мужа, она умерла во
время войны, его сын - участник обороны Сталинграда, пошел добровольцем...
Моя жена разошлась с первым мужем, сын от первого брака, мой пасынок,
погиб на фронте, защищая Сталинград... Первый муж был арестован, с момента
развода жена ничего не знает о нем... За что осужден, не знаю, туманно
слышал, - что-то вроде принадлежности к троцкистской оппозиции, но я не
уверен, меня это совершенно не интересовало...

Безысходное чувство виновности, нечистоты охватило Штрума. Он вспомнил
про каявшегося партийца, сказавшего на собрании: "Товарищи, я не наш
человек".

И вдруг протест охватил его. Я не из смиренных и покорных! Садко меня
не любит, - пусть! Я одинок, жена перестала интересоваться мной, - пусть!
А я не отрекусь от несчастных, невинно погибших.

Стыдно, товарищи, касаться всего этого! Ведь люди невинны, а уж дети,
жены, в чем они виноваты? Покаяться надо перед этими людьми, прощения у
них просить. А вы хотите доказать мою неполноценность, лишить меня
доверия, потому что я нахожусь в родстве с невинно пострадавшими? Если я и
виноват, то только в том, что мало помогал им в беде.

А второй ход мыслей, разительно противоположный, шел рядом в мозгу того
же человека.

Я ведь не поддерживал с ними связи. Я не переписывался с врагами, я не
получал писем из лагерей, я не оказывал им материальной поддержки, встречи
мои с ними были редки, случайны...

30. Живет ли кто-либо из ваших родственников за границей (где, с каких
пор, по каким причинам выехали)? Поддерживаете ли вы с ними связь?

Новый вопрос усилил его тоску.

Товарищи, неужели вы не понимаете, что в условиях царской России
эмиграция была неизбежна! Ведь эмигрировала беднота, эмигрировали
свободолюбивые люди, Ленин тоже ведь жил в Лондоне, Цюрихе, Париже. Почему
же вы подмигиваете, читая о моих тетках и дядях, об их дочерях и сыновьях
в Нью-Йорке, Париже, Буэнос-Айресе?.. Кто это из знакомых сострил: "Тетка
в Нью-Йорке... Раньше я думал - голод не тетка, а оказывается, тетка - это
голод".

Но действительно получалось, что список его родственников, живущих за
границей, немногим меньше списка его научных работ. А если добавить список
репрессированных...

Ну вот и распластали человека. На свалку его! Чужак! Но ведь ложь,
ложь! Он, а не Гавронов и Дубенков, нужен науке; он жизнь отдаст за свою
страну. А мало ли людей с блистательными анкетами, способных обмануть,
предать? Мало ли людей писали в анкетах: отец - кулак, отец - бывший
помещик, - и отдали жизнь в бою, пошли в партизаны, пойдут на плаху?

Что ж это? Он-то знал: статистический метод! Вероятность! Большая
вероятность встретить врага среди людей с нетрудовым прошлым, чем среди
людей из пролетарской среды. Но ведь и немецкие фашисты, основываясь на
большей и меньшей вероятности, уничтожают народы, нации. Этот принцип
бесчеловечен. Он бесчеловечен и слеп. К людям мыслим лишь один подход -
человеческий.

Виктор Павлович составит другую анкету, принимая людей в лабораторию,
человеческую анкету.

Ему безразлично - русский, еврей, украинец, армянин - человек, с
которым ему предстоит работать; рабочий, фабрикант, кулак ли его дедушка;
его отношение к товарищу по работе не зависит от того, арестован ли его
брат органами НКВД, ему безразлично, живут ли сестры его товарища по
работе в Костроме или Женеве.

Он спросит, - с какого возраста вас интересует теоретическая физика,
как вы относитесь к эйнштейновской критике старика Планка, склонны ли вы к
одним лишь математическим размышлениям или вас влечет и экспериментальная
работа, как вы относитесь к Гейзенбергу, верите ли вы в возможность
создать единое уравнение поля? Главное, главное - талант, огонь, искра
Божия.

Он бы спросил, если, конечно, товарищ по работе хотел бы отвечать,
любит ли он пешие прогулки, пьет ли вино, ходит ли на симфонические
концерты, нравились ли ему в детстве книги Сетона-Томпсона, кто ему ближе
- Толстой или Достоевский, не увлекается ли он садоводством, рыболов ли
он, как он относится к Пикассо, какой рассказ Чехова он считает лучшим?

Его интересовало бы, - молчалив ли или любит поговорить его будущий
товарищ по работе, добр ли он, остроумен ли, злопамятен ли, раздражителен,
честолюбив, не станет ли он затевать шашни с хорошенькой Верочкой
Пономаревой.

Удивительно хорошо сказал об этом Мадьяров, так хорошо, что все
думается, - не провокатор ли он.

Господи, Боже мой...

Штрум взял перо и написал: "Эсфирь Семеновна Дашевская, тетка со
стороны матери, живет в Буэнос-Айресе с 1909 года, преподавательница
музыки".

55

Штрум вошел в кабинет к Шишакову с намерением быть сдержанным, не
произнести ни одного резкого слова.

Он понимал: глупо сердиться и обижаться на то, что в голове чиновного
академика Штрум и его работа стояли на самых плохих, последних местах.

Но едва Штрум увидел лицо Шишакова, он почувствовал непреодолимое
раздражение.

- Алексей Алексеевич, - сказал он, - как говорится, насильно мил не
будешь, но вы ни разу не поинтересовались монтажом установки.

Шишаков миролюбиво сказал:

- Обязательно в ближайшее время зайду к вам.

Шеф милостиво обещал осчастливить Штрума своим посещением.

Шишаков добавил:

- Вообще-то мне кажется, что ко всем вашим нуждам руководство
достаточно внимательно.

- Особенно отдел кадров.

Шишаков, полный миролюбия, спросил:

- Чем же мешает вам отдел кадров? Вы первый из руководителей
лаборатории, который делает такое заявление.

- Алексей Алексеевич, я тщетно прошу вызвать из Казани Вайспапир, она
незаменимый специалист по ядерной фотографии. Я категорически возражаю
против увольнения Лошаковой. Она замечательный работник, она замечательный
человек. Я не представляю себе, как можно уволить Лошакову. Это
бесчеловечно. И, наконец, я прошу утвердить подавшего на конкурс кандидата
наук Ландесмана. Он талантливый парень. Вы все же недооцениваете значения
нашей лаборатории. Иначе мне не пришлось бы тратить время на подобные
разговоры.