Когда он шел на собрание, его волновали суетные мысли: кто читал его
работу, что скажут о ней? А вдруг никто не читал ее?
нем, только о его работе и будет здесь сегодня разговор.
не скажешь при постороннем, особенно при Шишакове.
Успенского: "Пирамидальный буйвол!"
мясистый рот, мясистые пальцы с полированными ногтями, серебристо-серый
литой и плотный ежик, всегда отлично сшитые костюмы - все это подавляло
Штрума. Он, встречая Шишакова, каждый раз ловил себя на мысли: "Узнает?",
"Поздоровается?" - и, сердясь на самого себя, радовался, когда Шишаков
медленно произносил мясистыми губами казавшиеся тоже говяжьими, мясистыми
слова.
Шишакове. - Я перед ним робею, как местечковый еврей перед кавалерийским
полковником.
позитрона при проявлении фотографий. Известно каждому аспиранту - ошибка
академика Шишакова.
ли из религиозного чувства, запрещавшего осуждать ближних. Но Шишаков
безудержно раздражал Соколова, и Петр Лаврентьевич его часто поругивал и
высмеивал, не мог сдержаться.
сила. Живая вода, живая сила.
нашей стратегии, и стойкость нашего народа.
Павловича? - спросил вдруг Чепыжин.
друг и учитель видит все, что пережил Штрум, пусть узнает о его потерях,
сомнениях. Но и глаза Штрума увидели печаль, и тяжелые мысли, и старческую
усталость Чепыжина.
небрежно скользнул глазами по старенькому пиджаку Петра Лаврентьевича. А
когда подошел Постоев, Шишаков радостно улыбнулся всем мясом своего
большого лица, сказал:
богатыри.
Вероятно, завтра днем к вам зайдет.
встречаться каждый день.
раза в день заходила. Я уж предлагал ей к вам перебраться.
вошел академик математик Леонтьев, носатый, с большим бритым черепом и с
огромными очками в желтой оправе. Когда-то они, живя в Гаспре, поехали в
Ялту, выпили много вина в магазинчике винторга, пришли в гаспринскую
столовую с пением неприличной песни, переполошив персонал, насмешив всех
отдыхающих. Увидя Штрума, Леонтьев заулыбался. Виктор Павлович слегка
потупился, ожидая, что Леонтьев заговорит о его работе.
рукой, крикнул:
что академик Шишаков тотчас поклонился ему.
делами при президиуме, - известно было, что с его помощью легче, чем с
помощью президента, можно было перевести доктора наук из Алма-Аты в
Казань, получить квартиру. Это был человек с усталым лицом, из тех, что
работают по ночам, с мятыми, из серого теста щеками, человек, который всем
и всегда был нужен.
академики табак и махорку и что, выходя из подъезда Академии, не ему
говорили знаменитые люди: "Давайте подвезу", а он, подходя к своему ЗИСу,
говорил знаменитым людям: "Давайте подвезу".
человеком, видел, что тот ничего не просил у Суслакова, - как бы грациозно
ни была выражена просьба, всегда можно угадать, кто просит и у кого
просят. Наоборот, молодой человек не прочь был поскорей закончить разговор
с Суслаковым. Молодой человек с подчеркнутой почтительностью поклонился
Чепыжину, но в этой почтительности мелькнула неуловимая, но все же как-то
и уловимая небрежность.
что упорство наше в Сталинграде - это упорство Ньютона, упорство
Эйнштейна, что победа на Волге знаменует торжество идей Эйнштейна, словом,
понимаете, вот такое чувство.
молодой человек из отдела науки. - Видимо, так называемая теория
относительности и может помочь отыскать связь между русской Волгой и
Альбертом Эйнштейном.
недоброжелательности, проявленной к нему.
распространялось спокойное пренебрежение пирамидального Алексея
Алексеевича.
случалось с ним, ошпарит обида, и большой силы стоит сдержаться. А потом
уж дома, ночью он произносил свою ответную речь обидчикам и холодел,
сердце замирало. Иногда, забываясь, он кричал, жестикулировал, защищая в
этих воображаемых речах свою любовь, смеясь над врагами. Людмила
Николаевна говорила Наде: "Опять папа речи произносит".
Каждый знакомый, казалось ему, должен был говорить с ним о его работе, он
должен был быть в центре внимания собравшихся. Он чувствовал себя
обиженным и уязвленным. Он понимал, что смешно обижаться на подобные вещи,
но он был обижен. Один лишь Чепыжин заговорил с ним о его работе.
обезьян. Но, слава Богу, мы остановили движение фашизма. И все это вместе:
Волга, Сталинград, и первый гений нашей эпохи Альберт Эйнштейн, и самая
темная деревушка, и безграмотная старуха крестьянка, и свобода, которая
нужна всем... Ну вот все это и соединилось. Я, кажется, высказался
путанно, но, наверное, нет ничего яснее этой путаницы...
сильный перебор, - сказал Шишаков.
недоброжелательность его голоса. - Вам кажется естественным в такие важные
для нашего народа дни соединить в своем сердце Эйнштейна и Волгу, а у
ваших оппонентов просыпается в эти дни иное в сердце. Но над сердцем никто
не волен, и спорить тут не о чем. А касаемо оценок Эйнштейна - тут уж
можно поспорить, потому что выдавать идеалистическую теорию за высшие
достижения науки, мне думается, не следует.
сказал: - Алексей Алексеевич, современная физика без Эйнштейна - это
физика обезьян. Нам не положено шутить с именами Эйнштейна, Галилея,
Ньютона.
заморгал Шишаков.
неожиданном столкновении Соколову.
Чепыжин как назло отошел, не слышал.
сегодняшнем торжестве. Оказывается, всеобщее волнение вызвал приход
какого-то ведомственного молодого человека.
мысль, спросил Соколов. - Чей он родич?
непонятным отношение пирамидального академика и Суслакова к юноше
студенческого возраста, протяжно произнес: - Так во-о-о-т оно что, а я-то