Чтение 40–й страницы книги ~И ночи нет конца~

сенатора еще при первой встрече - дали себя знать. Какова была причина
смерти - паралич сердца или тромбоз сосудов мозга - не имело значения. Но
Брустер умер как настоящий мужчина.

Сколько времени пролежали мы в забытьи, пережидая пургу, прижавшись
вшестером друг к другу вместе с Балто под дикий вой непогоды, не
представляю. Может, полчаса. Может, и того меньше. Проснувшись от холода, я
протянул руку, чтобы взять у Джекстроу карманный фонарь. Было ровно четыре
утра.

Я оглядел своих спутников. Сна у Джекстроу не было ни в одном глазу.

Наверняка он не спал ни минуты, боясь, чтобы кто-то из нас не уснул
навеки.

Зейгеро ворочался во сне. Сомнений в том, что мы трое останемся в живых,
у меня не было. За судьбу Елены я не был уверен. Семнадцатилетние девушки,
даже не привыкшие к тяготам, обычно обладают способностью быстро
восстанавливать свои силы. Но в Елене, я видел, что-то сломалось. После
гибели ее хозяйки девушка стала замкнутой, диковатой. Очевидно, смерть
миссис Дансби-Грегг повлияла на нее гораздо сильнее, чем можно было
предположить. За исключением последних двух суток, аристократка, очевидно,
не очень баловала свою служанку вниманием и заботой. Но девушка была совсем
юной, к тому же она лучше остальных знала миссис Дансби-Грегг. Оказавшись
одна среди чужих людей, молодая немка смотрела на свою госпожу как на
спасительный якорь... Я попросил Джекстроу растереть ей руки, а сам занялся
осмотром Малера и Марии Легард, - Выглядят они неважно, - заметил Зейгеро,
тоже наблюдавший за ними. Есть ли у них шанс выжить?

- Не знаю, - неохотно ответил я. - Ничего не могу сказать.

- Не принимайте близко к сердцу, док. Вы тут ни при чем. - Юноша махнул в
сторону белой пустыни. - Уж очень плохо оборудован ваш лазарет.

- Что верно, то верно, - печально улыбнулся я и указал головой в сторону
больного. - Наклонитесь, послушайте, как он дышит. Скоро ему конец.

Окажись на его месте кто-то другой, я бы сказал, что часа через два. Но с
Малером обстоит иначе. У него есть воля к жизни, он мужествен, словом, это
человек... Но через двенадцать часов он умрет.

- А много ли осталось жить мне, доктор Мейсон? Я повернулся и удивленно
посмотрел на Марию Легард. Голос ее превратился в едва слышный, хриплый
шепот. Старая актриса попыталась улыбнуться, но вместо улыбки у нее
получилась жалкая гримаса. Было видно, что ей совсем не весело.

- Господи, вы пришли в себя! - Сняв с нее перчатки, я принялся растирать
ее ледяные, исхудавшие руки. - Вот и чудно. Как себя чувствуете, мисс
Легард?

- А как я должна чувствовать себя? - произнесла она с вымученным задором.
- Не надо мне зубы заговаривать, Питер. Так сколько?

- Вам предстоит еще тысяча спектаклей в старом "Аделфи". - Освещенный
фонарем, воткнутым в снег, я подался вперед, чтобы старая актриса не увидела
выражения моего лица. - Если серьезно, то, поскольку вы пришли в себя, это
добрый признак.

- Однажды я исполняла роль королевы, которая пришла в .себя, чтобы
произнести перед смертью несколько драматических слов. А вот мне сейчас
никакие драматические слова на ум почему-то не приходят. - Я напрягал слух,
чтобы услышать, что она шепчет. - Вы ужасный врун, Питер. Есть ли у нас хоть
какая-то надежда?

- Разумеется, - солгал я, лишь бы не касаться опасной темы. - Доберемся
до побережья, там нас заметят с самолета или судна. А это произойдет во
второй половине дня завтра. Вернее, сегодня. Осталось идти каких-то двадцать
миль!

- Двадцать миль! - вырвалось у Зейгеро. - Что, ветродуй уже кончился?
спросил он и, дурачась, приложил сложенную лодочкой ладонь к уху, словно не
слыша завывания пурги.

- Скоро кончится, мистер Зейгеро, - заверил его Джекстроу. - Эти
"уиллиуау" быстро выдыхаются. На сей раз пурга продолжается дольше
обыкновенного, но уже заметно поутихла. А завтра наступит ясная морозная
погода.

- Морозец не помешает, - одобрительно произнес юноша. И, повернувшись в
мою сторону, добавил:

- Старая дама снова отключилась, док.

- Да. - Я перестал растирать Марии Легард руки и надел на них рукавицы.

- Давайте взглянем на ваши лапки, мистер Зейгеро, не возражаете?

- Для вас я Джонни, док. Теперь я чист, не забыли? - Он протянул мне свои
ручищи. - Хорош видок, а?

Видок был отнюдь не хорош. Насмотрелся я на обмороженные руки, побывав в
Корее и других горячих точках, но такое зрелище видел впервые. Руки юноши
были в белых и желтых пятнах, словно неживые. Вместо кожного покрова - одни
волдыри. Во многих местах ткань омертвела.

- Куда-то подевал свои рукавицы, - стал оправдываться Зейгеро. Вернее,
потерял еще миль пять назад. Сразу и не почувствовал. Наверное, оттого, что
руки окоченели.

- А сейчас что-то чувствуете? Вот здесь и вот здесь. - Я прикоснулся к
участкам, где еще не было нарушено кровообращение, и он кивнул.

- Без рук останусь, док? Их ампутируют?

- Нет. - Я решительно мотнул головой, решив не сообщать бедняге, что
часть пальцев у него омертвела.

- А я смогу когда-нибудь выйти на ринг? - И снова небрежный,
полунасмешливый тон.

- Трудно сказать. Никогда не знаешь наперед...

- Так смогу я выйти на ринг?

- Нет, не сможете.

После продолжительного молчания юноша спокойно спросил:

- Вы уверены, док? Абсолютно уверены?

- Абсолютно уверен, Джонни. Ни один член врачебной комиссии не допустит
тебя к состязаниям по боксу. Иначе он попадет в черный список.

- Ну, тогда все ясно. Фабрика пластмассовых изделий в Трентоне, что в
штате Нью-Джерси, приобрела себе нового работника. Да и то сказать, занятия
боксом слишком много отнимают сил. - Ни сожаления, ни безысходности не
прозвучало в голосе юноши. У него, как и у меня, были другие, более
неотложные проблемы. Он стал вглядываться во мрак, потом повернулся к нам с
Джекстроу. - А что это творится с вашей ищейкой, Джекстроу?

- Не знаю. Надо будет выяснить, в чем дело. - Во время нашего разговора
Балто уже дважды оставлял нас, исчезая в снежной мгле, но через несколько
минут возвращался. Видно, что-то его тревожило. - Скоро вернусь.

Джекстроу поднялся и следом за лайкой скрылся за белой пеленой. Вскоре он
появился вновь.

- Пойдемте посмотрим, что я увидел, доктор Мей-сон.

В сотне ярдов от нас, недалеко от края ледниковой долины, при свете
фонаря, включенного эскимосом, я заметил черное пятно, а в нескольких футах
от него - пятно поменьше и почти бесцветное.

- Масло из коробки передач или фильтра, предположил Джекстроу и, направив
луч фонаря в сторону, прибавил:

- А там видны следы от гусениц.

- Следы свежие? - поинтересовался я. Это можно было предположить по тому,
что их не успела замести поземка.

- Пожалуй. Остановка была длительной, доктор Мейсон. Посмотрите на
величину пятна.

- Произошла поломка? - спросил я, хотя сам так не думал.

- Пургу пережидали. Корадзини, должно быть, не видел дороги. - Если бы у
этой парочки сломался двигатель, им бы ни за что не удалось завести его
вновь.

Я знал, что Джекстроу прав. Ни Смоллвуд, ни Корадзини не произвели на
меня впечатления хороших механиков. Это было действительно так, они не
притворялись.

- Может, они все еще находились здесь, когда мы сделали остановку? Черт
побери, надо было нам пройти еще сотню ярдов.

- Потерянного не вернешь, доктор Мейсон. Я уверен, тогда они были еще
здесь.

- Почему же мы не услышали шум двигателя?

- В такую-то пургу!

- Джекстроу! - позвал я, надеясь на чудо. - Джекстроу, ты спал там, в
укрытии?

- Нет.

- Долго продолжался привал?

- Полчаса, а то и меньше.

- Выходит, они недавно находились здесь. Господи, да они не далее, чем в
миле от нас. Пурга стихает, температура падает. Мы окоченеем, если будем
прохлаждаться. Возможно, трещины задержат вездеход...

Не закончив фразы, я бросился назад, скользя и падая. Рядом со мной,
следом за Балто, бежал Джекстроу. Зейгеро успел подняться и ждал, когда мы
вернемся. Елена тоже была на ногах. Схватив ее за руки, я воскликнул:

- Елена! С вами все в порядке! Как себя чувствуете?

- Лучше, гораздо лучше. - Судя по голосу, чувствовала она себя неважно.

- Простите меня, я вела себя как дура, доктор Мейсон. Даже не знаю...

- Это не имеет никакого значения, - оборвал я ее. - Идти сможете? Вот и
отлично. - Охваченный радостным волнением, я в двух словах рассказал
Зейгеро, в чем дело. Минуту спустя, посадив Малера и Марию Легард на нарты,
мы продолжали путь.

Однако радость оказалась непродолжительной. Шли мы быстро, порой переходя
на бег рысцой. Но двигаться с нартами по неровной поверхности глетчера было
не так-то просто. Один раз нарты перевернулись и старики со всего маху
грохнулись на лед. Пришлось поубавить прыти. Еще одно такое падение, даже
сильная тряска, и сани превратятся в катафалк. Время от времени Джекстроу
направлял неяркий луч фонаря на следы гусениц. Хотя следопыт я аховый, но
заметил, что они становятся все менее отчетливыми.

Наконец я понял: пора прекратить гонку и признать свое поражение: мы