досточтимого друга.
остановился. Эти широкие плечи и большие ловкие руки как нельзя кстати. Как
себя чувствуете?
что он на несколько дюймов выше меня. Человечек в кричащем галстуке и
клетчатом пиджаке обиженно заворчал (так тявкает щенок, которому причинили
боль):
говорившем обитателя нью-йоркских трущоб. - На нас лежит ответственность,
мой мальчик. Не растянуть бы нам связки.
лысине. - Я только проветрюсь.
что заботит маленьких человечков в пестрых пиджаках и еще более пестрых
галстуках. - Они вам пригодятся.
градусов по Фаренгейту ниже той; что в салоне.
человек, сразу посерьезнев, взял у Джекстроу одежду. Не став дожидаться,
когда он оденется, вместе с Джоссом я вышел из салона.
поставил ее на ноги. Она не стала сопротивляться, лишь молча взглянула на
меня. В больших карих глазах, выделявшихся на белом как мел лице, стоял
ужас. Ее бил озноб, руки были холодны как лед.
было некогда, к тому же я знал, что этих девушек учат, как вести себя в
чрезвычайных обстоятельствах. - Разве у вас нет шапки, пальто, сапог или
чего там еще?
стояла у двери. Слышно было, как выбивает по ней дробь ее локоть. - Схожу
оденусь.
его, я приблизился к аварийной двери, расположенной сзади летной палубы, и
ударами пожарного топора попытался открыть ее. Но дверь не поддавалась.
несмотря на тесноту, не причинить ему боли. В эту минуту вернулась
стюардесса. На ней было теплое форменное пальто и сапоги. Я бросил ей брюки
из меха карибу.
и я грубо добавил:
взглянула на молодого человека, лежавшего у ее ног. - Как вы думаете... я
хочу сказать... - Она замолчала на полуслове, и вдруг у нее вырвалось:
пощечину. Я не хотел причинить ей боль, а лишь констатировал факт. - Сделаем
все, что в наших силах. Но, боюсь; этого окажется недостаточно.
мягкими вещами. Когда я поднялся на ноги, стюардесса поправляла полы пальто,
из-под которого выглядывали меховые штаны.
хватит и вам. Можете поддерживать ему голову. Хотите поехать?
протянул свой фонарь мужчине с рассеченной бровью: в салоне горели лишь два
крохотных огонька - не то ночного, не то аварийного освещения. Проку от них
не было никакого, лишь тоску наводили.
двадцать минут вернемся. Если хотите жить, держите дверь плотно закрытой.
бы, чтобы я произносил длинные цветистые речи, а вы тем временем
превращались в сосульку?
темноте, под свист ураганного ледяного ветра мы с невероятным трудом
опустили раненого на сани. Если бы не рослый незнакомец, нам бы ни за что не
справиться с этой задачей. Сначала мы с ним подали носилки, их подхватили
снизу Джекстроу и Джосс, привязали к саням. Затем помогли спуститься
стюардессе. Когда она повисла у нас на руках, мне послышался крик. Я
вспомнил слова Джекстроу о том, что у нее повреждена спина, но деликатничать
было некогда.
приглашать его с собой, но раз уж ему хочется прогуляться, пусть подышит
свежим воздухом, только пешком, а не на собачьей упряжке.
с подветренной стороны самолета. Время от времени то одна, то другая
вытягивала шею и издавала протяжный жуткий, похожий на волчий, вой. Тем
лучше, считает Джекстроу: побегут резвее.
бежал впереди, освещая дорогу фонарем. Но вожак упряжки, Балто, оттолкнул
меня в сторону и исчез во мраке. У меня хватило здравого смысла не мешать
ему. Пес бежал по борозде, проведенной фюзеляжем самолета, мимо бамбуковых
шестов, вдоль веревки и радиоантенны быстро и уверенно, словно средь бела
дня. Слышен был лишь свист отполированных стальных полозьев, скользящих по
насту, твердому и гладкому, словно лед на реке. Ни одна карета скорой помощи
не смогла бы доставить второго офицера в лагерь с таким комфортом, как
собачья упряжка.
возвращались. Но это были напряженные три минуты. Джекстроу затопил камелек,
зажег керосиновую лампу и фонарь Кольмана. Мы с Джоссом поместили офицера на
раскладушку возле камелька, предварительно засунув раненого в мой спальник и
положив туда с полдюжины химических таблеток, которые при соприкосновении с
водой выделяют тепло, я скатал одеяло, подложил его под голову раненого и
застегнул спальный мешок. У меня был необходимый инструмент для операции, но
спешить с ней не следовало. И не столько потому, что надлежало срочно
спасать остальных пассажиров, сколько по той причине, что малейшее
прикосновение к лежавшему у наших ног человеку с посеревшим от боли
обмороженным лицом означало бы гибель. Удивительно, что он был все еще жив.
чего мы оставили ее в компании рослого молодого человека. Стюардесса
принялась кипятить воду на сухом спирту, а ее спутник, недоверчиво
разглядывая себя в зеркале, стал одной рукой растирать обмороженную щеку, а
второй прикладывать компресс к распухшему уху. Мы забрали у них теплую
одежду, захватили бинты и отправились в обратный путь.
теплоизоляцию фюзеляжа, температура в пассажирском салоне снизилась по
крайней мере на 30ё F. Почти все дрожали от холода, кое-кто похлопывал себя
по бокам, чтобы согреться. Даже седовласый "полковник" присмирел. Пожилая
дама, кутаясь в меховую шубу, с улыбкой взглянула на часы.
же высыпали содержимое своего мешка Джекстроу и Джосс. Кивнув на груду, я
произнес:
отправились с двумя моими друзьями. Возможно, одна из вас будет настолько
любезна, что останется. - Посмотрев на кресло, в котором сидела, поддерживая
правой рукой левое предплечье, молоденькая девушка, я прибавил:
мехах. Услышав ее не менее роскошный голос, я тотчас захотел причесаться,
чтобы выглядеть поприличнее. - А в чем дело? Что с ней, скажите ради Бога?
озабоченности и возмущения на лице. - И все это время она сидела одна.
посмотрел на молодую женщину в норковой шубке. - По правде сказать, мне не
очень хотелось бы обращаться с какой-то просьбой к вам, но девушка
показалась мне болезненно застенчивой. Она наверняка предпочла бы, чтобы
рядом с ней находилась представительница слабого пола. Не смогли бы вы мне
помочь?
обратился к ней с каким-то непристойным предложением. Однако, прежде чем она
успела ответить, вмешалась пожилая дама.
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Скальци Джон
Лукин Евгений
Орлов Алекс
Ибсен Генрик