Чтение 9–й страницы книги ~И ночи нет конца~

- На что?

- На спину, - терпеливо повторил я. - Ваши плечи;

По-моему, они у вас болят. Я поставлю ширму.

- Нет, нет. Со мной все в порядке. - Она отодвинулась от меня.

- Не упрямьтесь, милая. - Я удивился тому, насколько убедительно и четко
прозвучали эти слова в устах Марии Легард. - Вы же знаете, он доктор.

- Нет!

Пожав плечами, я взял свой стакан с коньяком. Тех, кто приносит дурные
вести, испокон веков не жалуют. Думаю, мои слушатели готовы были, по примеру
древнего деспота, пустить в ход кинжалы. Может, дело обойдется лишь
тумаками, подумал я, с интересом посматривая на собравшихся.

Это была забавная компания, мягко выражаясь. Да и то сказать, люди,
одетые в вечерние костюмы и платья, в мягких шляпах и нейлоновых чулках,
всегда будут выглядеть нелепо в грубой, лишенной элементарного комфорта
обстановке жилого блока, где все сводится к единой цели - выжить.

Ни кресел, ни даже стульев у нас не было, как не было ковров, обоев,
книжных полок, кроватей, портьер и самих окон. Унылая, похожая на
хозяйственное помещение, комната размером восемнадцать футов на
четырнадцать. Пол из желтых сосновых досок, стены обшиты листами бакелита с
капковой теплоизоляцией, внизу - выкрашенные зеленой краской листы асбеста,
верхняя часть стен и потолок обшиты сверкающим алюминием для отражения
тепловых и световых лучей. Почти до половины стены покрыты тонким слоем
льда, который на углах едва не дорос до потолка: в этих местах, наиболее
удаленных от камелька, было холоднее всего.

В обеих стенах длиной в 14 футов - двери. Одна вела к наружной лестнице,
вторая выходила в сложенный изо льда и снега туннель, где мы хранили
продовольствие, бензин, соляр, батареи и динамо-машины для питания рации,
взрывчатку для сейсмических и гляциологических исследований и сотню других
предметов. Примерно в центре от него под прямым углом ответвлялся еще один
туннель, который постоянно удлинялся: мы выпиливали в нем снежные блоки.
Растопив снег, мы добывали таким способом себе воду. В дальнем конце
главного туннеля находился примитивный туалет.

Вдоль длинной стены и до половины той, у которой крепился трап, ведущий
наверх, были установлены двухъярусные койки. Всего их было восемь. У
противоположной восемнадцатифутовой стены находились камелек, верстак, стол
для приемника и ниши для метеоприборов. - Вдоль стены возле туннеля
выстроились ряды банок, ящиков с провизией, принесенных в свое время для
того, чтобы их содержимое успело оттаять.

Медленным взглядом я обвел помещение и собравшихся в нем. И не поверил
своим глазам.

Однако все это происходило на самом деле. Угораздило же меня очутиться в
этой компании. Усевшись тесным полукругом вокруг камелька, пассажиры
перестали разговаривать и выжидательно смотрели на меня. Стояла мертвая
тишина, которую нарушали лишь стук вращающихся чашек анемометра,
доносившийся из вентиляционной трубы, приглушенный вой ветра, проносящегося
над ледовым щитом Гренландии, да шипение фонаря Кольмана. Подавив вздох, я
поставил стакан.

- По-видимому, какое-то время вам придется гостить у нас, поэтому неплохо
бы познакомиться. Сначала представимся мы. - Кивнув в ту сторону, где Джосс
и Джекстроу, он же Джек Соломинка, возились с разбитой рацией, вновь
водруженной на стол, я произнес:

- Слева Джозеф Лондон, уроженец Лондона, наш радист.

- Оставшийся без работы, - добавил ворчливо Джосс.

- Справа Ниле Нильсен. Повнимательнее взгляните на него, дамы и господа.
В данный момент ангелы-хранители ваших страховых компаний, вероятно,
возносят к небесам свои молитвы за то, чтобы он продолжал оставаться живым и
здоровым. Если вам суждено вернуться домой, вы скорее всего будете этим
обязаны ему. - Впоследствии я не раз вспомню свои слова. О том, как уцелеть
в условиях Гренландии, он, пожалуй, знает лучше всех на свете.

- Мне показалось, вы называли его Джекстроу, Джек Соломинка, проронила
Мария Легард.

- Это мое эскимосское имя. - Сняв с головы капюшон, Джекстроу улыбнулся
пожилой даме. Я заметил ее сдержанное удивление при виде белокурых волос и
голубых глаз. Словно прочитав ее мысли, каюр продолжал:

- Мои бабушка и дедушка были датчанами. У большинства жителей Гренландии
в жилах столько же датской, сколько и эскимосской крови. - Я удивился,
услышав его слова. Это было знаком уважения к личности Марии Легард.
Гордость эскимосским происхождением была в Джекстроу столь же велика, как и
щекотливость темы.

- Как это интересно, - произнесла роскошная леди, поддерживавшая
соединенными в замок руками колено, обтянутое роскошным нейлоновьм чулком.

Лицо ее изображало благородное снисхождение. - Первый раз вижу настоящего
эскимоса.

- Не бойтесь, леди. - Улыбка на лице Джекстроу стала еще шире, но мне
стало не по себе: я знал, что за внешней жизнерадостностью и
доброжелательностью у нашего эскимоса скрывался вспыльчивый нрав, очевидно,
унаследованный от какого-то предка-викинга. - Это не заразно.

Наступило неловкое молчание, и я поспешил продолжить:

- Меня зовут Мейсон. Питер Мейсон. Руководитель этой научной станции.

Вам приблизительно известно, чем мы занимаемся, забравшись в ледяную
пустыню. Это метеорологические, гляциологические наблюдения, исследование
земного магнетизма, полярного сияния. Свечение воздуха, ионосфера,
космические лучи, магнитные бури и десяток других предметов - все это темы,
которые, я полагаю, также не представляют для вас интереса. - Взмахнув
рукой, я продолжал:

- Как вы успели заметить, мы обычно одни не остаемся.

Пять наших товарищей отправились в полевую экспедицию на север. Недели
через три они должны вернуться. Затем мы соберем свои вещи и, прежде чем
наступит зима и паковый лед у побережья замерзнет, уедем отсюда.

- Прежде чем наступит зима? - выпучил глаза человечек в клетчатой куртке.
- Вы хотите сказать, что здесь бывает еще холоднее, чем теперь?

- Конечно, бывает. Один исследователь по имени Альфред Вегенер зимовал
милях в пятидесяти отсюда в 1930-1931 годах, тогда температура опустилась до
85ё ниже нуля, что составляет 117ё мороза по Фаренгейту. И это была еще не
самая холодная зима, насколько нам известно.

Подождав, пока это радостное известие дойдет до сознания моих слушателей,
я перешел к процедуре знакомства с гостями.

- Это что касается нас. Мисс Легард, Мария Легард не нуждается в
представлении. - Шепот удивления, несколько голов повернулись в сторону
актрисы. Оказалось, я был не вполне прав. - Но вот, пожалуй, и все, что я
знаю о вас.

- Корадзини, - представился мужчина с рассеченным лбом. Белая повязка,
запачканная кровью, выделялась ярким пятном на фоне его редеющих темных
волос. - Ник Корадзини. Держу курс в милую моему сердцу Шотландию, как пишут
в туристских проспектах.

- В отпуск?

- Увы, - усмехнулся Корадзини. - Еду управлять филиалом "Глобал"

Международной тракторной компании, что в пригороде Глазго. Слышали о
ней?

- Слышал. Так, говорите, тракторная компания, мистер Корадзини? Вы для
нас на вес золота. У нас есть допотопный трактор, который обычно заводится
лишь при помощи кувалды и какой-то матери.

- Вот как, - опешил, как мне показалось, Корадзини. - Конечно, я могу
попробовать...

- А по-моему, вы уже много лет не имели дела с тракторами, - заметила
проницательная Мария Легард. - Так ведь, мистер Корадзини?

- Боюсь, что так, - грустно признался тракторозаводчик. - Но в ситуации
наподобие этой я охотно применю другие свои способности.

- У вас будет такая возможность, - заверил я его. И перевел взгляд на
стоявшего рядом проповедника, беспрестанно потиравшего руки.

- Смоллвуд, - представился он. - Преподобный Джозеф Смоллвуд. Делегат от
штата Вермонт на международную ассамблею унитарных и свободных объединенных
церквей, состоящуюся в Лондоне. Возможно, вы слышали о ней? Это первое наше
крупномасштабное совещание за многие годы.

- Прощу прощения, - покачал я головой. - Но пусть это вас не беспокоит.

К нам довольно редко забегает почтальон. А кто вы, сэр?

- Солли Левин. Житель Нью-Йорка, - зачем-то прибавил человечек в
клетчатой куртке. Он покровительственно обнял за широкие плечи молодого
человека, сидевшего рядом. - А это мой мальчик Джонни.

- Ваш мальчик? Сын? - Мне показалось, что оба они похожи.

- Выбросьте это из головы, - растягивая слоги, произнес молодой человек.
- Меня зовут Джонни Зейгеро. Солли мой менеджер. Извините, что затесался в
столь приличное общество. - Окинув взором собравшихся, он задержал взгляд на
роскошной молодой даме, сидевшей возле него. - Я что-то вроде кулачного
бойца. Это означает "боксер", Солли.

- И вы ему поверили? - патетически воскликнул Солли Левин, воздев сжатые
в кулаки руки. - Вы ему поверили? Он еще извиняется. Джонни Зейгеро, будущий
чемпион в тяжелом весе, извиняется за то, что он боксер. Это же надежда
белого мира, вот кто он такой. Соперник номер три нынешнего чемпиона. Друзья
зовут его...

- Спроси доктора Мейсона, слышал ли он когда-нибудь обо мне, - осадил его
Зейгеро.

- Это еще ни о чем не говорит, - улыбнулся я. - Но внешность у вас не
боксерская, мистер Зейгеро. Да и речь тоже. Я не знал, что бокс - один из
предметов, которые изучают в Гарвардском университете. Или вы окончили
Йельский?

- Принстонский, - осклабился Джонни. - А что тут удивительного?

Вспомните Ганни, специалиста по Шекспиру. Роланд Ля Старза был студентом
колледжа, когда выступал за звание чемпиона мира. Почему же я не могу быть
боксером?