уже, интеллигентный, неловкий человек в завязанной под подбородком ушанке,
почему-то старающийся казаться строевиком. И то, как он, криво вздернув
плечо, козырнул...
была не того сорта, чтоб он о ней помнил.
держа руки за спиной.
выходить в район Старой и Новой Тарасовки.
его неуверенность.
Ищенко.- Не боевой, правда, но голова!
обстановка и местность, невыгодная для него со всех сторон.
лопатами рыть огневые позиции. Успеет он прийти туда раньше немцев, сможет
принять бой с танками, каким бы тяжелым этот бой ни был. Он сам выбрал эти
позиции, на них можно было драться. Но если не успеет... Ушаков посмотрел
вниз. Там, на другой стороне оврага, неуклюжий поезд - трактор и орудие,-
одолев глубокий снег в низине, начал карабкаться сквозь метель по
обледенелому склону. Собственная тяжесть влекла его вниз. Если танки
настигнут их на походе, Ушаков даже не сможет открыть огонь, потому что
вверх орудия тянут лебедками, вниз спускают на тормозах. Непривычное
состояние собственного бессилия раздражало его, и это раздражение он срывал
на Ищенко.
губами было красно от ветра. Но, прежде чем Ищенко успел ответить, Ушаков
увидел подымавшегося к ним Васича. Он, наверное, упал где-то и сейчас снятой
с головы ушанкой на ходу оббивал с себя снег.
издали.
солдаты, и тогда только сказал, понизив голос:
был отдалявшийся рокот трактора, тяжелое дыхание идущих мимо людей и свист
ветра. И в этом свисте ветра за холмом, куда двигался дивизион, вспыхнула
вдруг беспорядочная автоматная стрельба.
пшеничного поля стали подыматься головы. Черной, колеблющейся на ходу,
изломанной цепью они приближались сквозь снег. Головы в касках... Плечи...
Руки с автоматами. Все это подымалось из пшеницы по мере того, как немцы
приближались.
водомоине, разбросав ноги. Ждали. Потом их осталось трое: одного Мостовой
послал назад предупредить дивизион.
шуршание мертвых колосьев, сквозь которые они шли. А может, это казалось.
Лежавший рядом с Мостовым разведчик то и дело хватал с земли снег сохнущими
губами. И оглядывался назад, где громко рокотали в низине тракторы.
низкого неба, словно из-за туч. И на этом осветившемся небе хорошо и крупно
стали видны с земли приближающиеся немцы. Они шли сюда на звук трактора.
Начав с левого фланга, Мостовой успел насчитать двенадцать голов, и свет
погас. Он зубами стянул с правой руки перчатку, прижал к щеке холодный
приклад автомата, повозившись, надежно упер локти. Немцы приближались -
черные, наклоненные вперед тени, по мушке смещаясь вправо. Одни сдвигались с
нее, другие всходили на мушку.
На гусенице его сидел на корточках тракторист Никитенко в черных от солярки
и масла подшитых валенках. У радиатора грел руки солдат, беспокойно
оглядываясь. Оказался он тут по той самой причине, по какой во время боя
обязательно кто-нибудь окажется возле кухни. Боясь, что его прогонят, он
всячески старался услужить трактористу. Заметил, что тот хочет прикурить,-
поспешно достал из кармана "Катюшу", высек искры и, раздув шнур, поднес к
папироске. Одновременно рассказывал, крича, как глухому, потому что работал
мотор, и трактор и Никитенко, сидевший на гусенице, мелко дрожали.
зажигалку. Щелк! - и подносит прикурить. А наш русский дунул в нее - только
дымом завоняло. "Теперь, говорит, погаси ты мою". Достал из кармана
"Катюшу", высек огонь. Уж немец дул-дул, дул-надувался, она только ярче
разгорается.
ними, ударил его по руке, сапогом втоптал огонь в снег. Тракторист сам
поспешно примял папироску в пальцах.
на коленях, отыскивая свое раскиданное имущество. Он наконец нашел и
кремень, и кусок напильника, и шнур в патронной гильзе, вымокший в снегу. С
сожалением отряхивая его, погрозился в ту сторону, куда ушел разведчик: -
"Брось!" Связываться не хотелось, а то б я тебя, такого храброго!..
Тракторист поднялся во весь рост на гусенице, пытаясь понять, откуда это.
Когда он оглянулся, солдат исчез.
его со всех сторон, крича охрипшими голосами, с напряженными от усилия
зверскими лицами, упираясь дрожащими ногами в землю, батарейцы толкали
орудие вверх - руками, плечами, грудью. Под напором ног земля медленно
отъезжала вниз. Шаг... Шаг... Шаг... Медленно, с усилием поворачивается
огромное, облепленное снегом колесо пушки. Оскаленные рты, горячее,
прерывистое дыхание, пот заливает глаза, щиплет растрескавшиеся губы. От
крови, давящей на уши, рокот мотора наверху глохнет, глохнет, отдаляется.
Тяжелые толчки в висках... Сердце пухнет, распирает грудь... И нет
воздуха!.. А ноги все упираются и переступают в общем усилии.
Ему жарко. Он развязал ушанку, одной рукой упирается в щит орудия, другой
машет. Ему кажется, что жесты его, голос возбуждают людей, и он сам
возбуждается от своего голоса. В этот момент он не думает ни о немцах, ни о
предстоящем бое. Все мысли его, все душевные усилия сосредоточены на одном:
вытянуть наверх пушку. Шаг, еще, еще один шаг!..
озираясь,- повел ствол автомата с ним вместе. Палец плавно нажимал на спуск,
проходя тот отмеренный срок, который еще оставалось жить немцу. У самой
черты он задержался: чем-то этот немец напомнил Мостовому того пожилого
немца, который в сорок первом году застиг их с Власенко в хате и отпустил.
За это короткое мгновение, что он колебался, высокий немец сдвинулся вправо,
а на мушку взошел другой, поменьше ростом, в глубокой каске, сидевшей у него
почти на плечах. Палец нажал спуск.
кричал и махал руками, словно хотел остановить батарею. Вдруг он упал. И
сейчас же по станине со звоном сыпанул железный горох. Один из солдат,
толкавший пушку, тоже упал и отъехал вниз вместе с землей, по которой,
упираясь в общем усилии, продолжали переступать ноги батарейцев. Но ударил
сверху трассирующими пулемет, и люди отхлынули за пушку, не слыша, что
кричит им командир батареи. Попадав в снег, срывая с себя карабины, они
клацали затворами, озирались, не понимая, откуда стреляют по ним. Наверху,
надрываясь, рокотал трактор, дрожал натянутый трос, и пушка еле-еле ползла
вверх, гребла снег колесами. Опять ударил сверху пулемет. Солдат, бежавший
от трактора, переждав, вскочил и побежал. И еще несколько человек сорвались
и побежали.
пушки, и тех, кто бежал навстречу им, чтобы остановить, он один шел своим
обычным шагом. И по мере того как он проходил, люди подымались из снега,
облепляли пушку, которую до этого момента толкал один командир батареи.
орудия, словно заговоренный, навстречу трассирующим очередям, единственный
из всех, очевидно, знавший в этот момент, что делать.
властно уверенный, холодный, собранный, похлестывал прутиком по голенищу:
множество глаз смотрело на него, он чувствовал их.
страшное, чего он боялся, случилось: танки настигли дивизион. И настигли его
здесь, в лощине, когда две пушки висят на тросах, а третью трактор тянет по
глубокому снегу. Спустить пушки вниз, занять круговую оборону? Танки обойдут
их и с короткой дистанции, прикрываясь холмами, расстреляют тяжелые,
малоподвижные орудия, стоящие открыто. И Ушаков впервые пожалел, что часть
батарейцев с одним командиром батареи отправил вперед рыть орудийные окопы.
Он поступил правильно: иначе он не успел бы в срок занять огневые позиции.
Но сейчас эти люди нужны были ему здесь.
место это показалось ему дурным. И на него неприятно подействовало то, что
именно здесь немецкие танки настигли дивизион.
Акунин Борис
Никитин Юрий
Маркеев Олег
Земляной Андрей
Плотников Александр