поправил ее рукой. Но когда поднялся над гребнем оврага, пришлось лечь: над
полем сквозь дым поземки неслась огненная метель, и снег под нею освещался
мгновенно и ярко. Это в хлебах безостановочно работали два пулемета, и
множество автоматов светящимися нитями прошивали ночь.
трезвыми глазами. С остановившегося, смутно маячившего бронетранспортера
прыгали в пшеницу немцы, рассыпались по ней, стреляя из автоматов.
Нескольких над землей срезали короткие очереди. "Мостовой!" - понял Ушаков.
И сейчас же вся масса огня, сверкавшего над полем, дрогнула, метнулась туда,
откуда стреляли разведчики. Трассы пуль остро врезались в землю, шли по ней;
оттуда никто не отвечал. И Ушаков догадался: немцы растеряны. Они напоролись
на разведчиков, они слышат из оврага рокот моторов и, ощетинясь огнем,
стреляя из всех автоматов, ждут в хлебах, пока подойдут танки, выигрывают
время. Даром отдают это время ему. "Эх, лопухи, лопухи!" - быстро подумал
он, заражаясь азартом боя, снова веря в свою счастливую звезду. Он
оглянулся. Баградзе лежал рядом. Притянув его к себе за борт шинели, врезая
свой взгляд в его синевато мерцавшие в темноте, косившие от волнения глаза,
Ушаков говорил:
поведет.
невидимые отсюда, лежали разведчики, мелькнуло над землей что-то темное и
быстрое. Упало. Еще один вскочил под огнем, быстро-быстро перебирая ногами,
вжав голову в плечи. Брызнувшая из темноты, под ноги ему пулеметная струя
смела его. Ушаков дал очередь. Туда, где билось короткое пламя пулемета. Он
слал очередь за очередью, прикрывая отход разведчиков, вызывал огонь на
себя. И вскрикивал всякий раз, когда перебегавший немец падал под его огнем.
Оглянулся между выстрелами. Васич со взводом спешил сюда.
диск. Ушаков вбил его ладонью. Низко по гребню, задымив снежком, резанула
пулеметная очередь. Несколько голов пригнулось. Ушаков увидел Васича близко
- потное, влажно блестевшее при вспышках лицо. Он говорил что-то. Ушаков не
разбирал слов. Оборвав Васича, показал рукой на поле:
шла параллельно немцам, преграждала им путь к дивизиону. И он понял план
Ушакова.
отойдут орудия! Ясно? Беги! Пять человек оставишь со мной!
вглядывался в него. И первый, пригибаясь, в длинной шинели, перебежал этот
кусочек поля. Хлестнула запоздалая очередь. Пустота. Голый снег. Пулей
проскочил по нему солдат и скрылся.
тени - мелькали на виду и скрывались в лощинке.
тросах, и только третью тянул внизу трактор. Медленно! Медленно!
полем.
кричал Баградзе.
танков нет!
Оборвался, повиснув, вой мины. Тишина... И - грохот разрыва. Блеснувший в
глаза огонь. Вместе с грохотом разрыва кто-то большой, дышащий с хрипом,
упал рядом с Ушаковым. Они поднялись одновременно. Голубев. Командир взвода
управления третьей батареи. Сосредоточенное, по-молодому взволнованное лицо.
Расстегнутая, бурая от ветра могучая шея.
быстрого бега.- Прибыл... со взводом.
маленький при его огромном росте ручной пулемет. Ушаков жадно глянул на
него. Он еще ничего не успел сказать, как Голубев понял сам.
возможности отдать то, что самому дорого.- У ребят еще есть!
здорового и, видно, боевого парня.- А молодец!"
ружье. Они одновременно присели от близкого разрыва, потом побежали еще
быстрей.
огромными прыжками. И со злой яростью, со сладким мстительным чувством он
дал из пулемета длинную очередь по немцам.
темноту, он не сразу увидел танки. Раньше он услышал, почувствовал их. Стала
вдруг смолкать ружейная и автоматная стрельба, становилось тихо, и вскоре
только железное лязганье и рычание властвовали над полем. Сквозь дым поземки
танки ворочались в нескошенной высокой пшенице.
маскируясь за гребнем, побежали вперед, во фланг немцам.
расстегнул широкий ремень с пистолетом и гранатами, висевшими на нем, скинул
телогрейку, шапку сунул на бруствер. Ее сейчас же сбило оттуда: над головой
немцы сыпали из автоматов светящимися пулями.
его широкие плечи. Левый рукав бязевой рубашки, черный от крови, лип к руке.
Торопясь, пока немцы не пошли, он стащил рубашку через голову. Из маленькой
пулевой ранки толчками выбивало кровь. Он понял: перебита артерия. Кровь
текла по руке, капала с локтя. Сидя на земле, он поддерживал раненую руку.
От его потного голого по пояс тела на морозе шел пар. Разведчик изо всех сил
перетягивал ему жгутом руку у плеча, чтоб остановить кровь.
Он увидел, как в хлебах зашевелились танки. Заметенные снегом, они
двинулись, смутно различимые сквозь поземку. Они шли, ощупывая впереди себя
землю пулеметным огнем. Близкая очередь рубанула по краю лощинки.
телогрейку, тянулся к противотанковому ружью.
пушка. Тугой, горячий звон ударил Мостовому в голову, и к горлу подкатила
тошнота, рот наполнился слюной. На минуту в дыму разрыва он потерял танк. И
сейчас же опять увидел его.
вел за танком ствол длинного ружья. Нажал спуск. Вместе с сильным толчком в
плечо увидел, как по башне танка чиркнул синий сернистый огонек и пуля косо
ушла вверх. Он выстрелил еще раз, и опять на танке сверкнул длинный синий
огонь. Пули чиркали по броне, как спички о коробку, и косо уносились вверх,
догорая на лету.
чувствует холода. Он упирался в снег голым локтем и не чувствовал холода. Он
вообще не чувствовал руку. Но она крепко держала ружье, и он успокоился.
оттуда, из метели, остро и косо вылетали огненные трассы пуль. Что-то
крикнул разведчик. Чего он кричит? В одной телогрейке на голом теле Мостовой
обливался потом. Или это снег таял на груди? Приклад ударил его в плечо.
много. Весь снег, где он упирался локтем, был черным от крови. От его крови.
Но боли не было, и рука держала ружье.
Близкая пулеметная очередь огненной плетью хлестнула перед ним. Кто-то,
перебегая, наступил на его раскинутые, обмороженные ноги. Мостовой не
отрываясь целился. Среди выстрелов, огня он вел на конце ружья танк.
разжимал стиснутых челюстей. Он целился. Мелькнуло рядом испуганное лицо
разведчика. Танк поворачивал башню. Заметил. В глаза, в сердце мертвой
пустотой глянуло дуло орудия. Прыгнуло вверх, закачалось. Только не спешить.
Щурясь, он сдерживал палец, нажимавший спуск. И уже не дышал. Он задержался,
нажал, и спусковой крючок сорвался легко и бессильно. И в тот же миг перед
сощуренными глазами Мостового сверкнул огонь. Ему показалось, что это ружье
взорвалось в его руках.
его, в тело, вошло безбольно и мягко, словно не было в нем ни костей, ни
нервов. И Мостовой почувствовал странную невесомость, кружение и пустоту. Но