таинственным образом ему удалось добыть копию рукописи "Драгоценных", и он
известил Мольера, что начинает печатать пьесу. Тому только и оставалось, что
согласиться на это. Он написал предисловие к пьесе, начинающееся словами:
"Однако это странно, что людей печатают помимо их желания!" Но на самом деле
ничего неприятного в том, что пьеса печатается, не было, тем более что
предисловие к пьесе дало возможность автору высказать некоторые свои
соображения относительно "Драгоценных".
что в ней изображены лишь смешные их подражательницы. Ведь всегда возле
хорошего на свете заводятся дрянные обезьяны... и тому подобное. Кроме того,
Мольер скромно сообщал, что он находился в пределах сатиры честной и
дозволенной, когда сочинял эту пьесу.
Париже нашлись люди, которые заметили, что сатира действительно, как
известно всякому грамотному, бывает честная, но навряд ли найдется в мире
хоть один человек, который бы предъявил властям образец сатиры дозволенной.
Впрочем, предоставим Мольеру защищаться, как он умеет. Ему это необходимо,
потому что стало совершенно ясным, что со времени премьеры "Драгоценных" он
привлек на себя весьма большое и мрачноватое внимание. И господин Мольер,
помимо всякого даже своего желания, в дальнейшем устроился так, что это
внимание ничуть не ослабело.
драматург,-он работал с очень большой быстротой и легко владел стихом. В то
время как в парижских салонах литераторы, а в Бургонском Отеле- актеры
поносили его, Мольер писал новую комедию в стихах, и весной она была готова,
в мае, 23-го числа, 1660 года он разыграл ее. Она называлась "Сганарель, или
Мнимый рогоносец", и в исполнении ее участвовали: Дюпарки, которые вернулись
к Мольеру, так как не ужились в Театре на Болоте, супруги Дебри, л'Эпи,
Мадлена и Мольер, исполнявший роль Сганареля.
и многие знатные люди. Тем не менее пьеса привлекла острое внимание публики,
тем более что на первом же ее представлении разразился скандал.
именно его господин де Мольер осрамил, выведя в комедии в виде Сганареля.
Натурально, партеру он доставил величайшее удовольствие своим выступлением.
Шутники веселились, слушая бушующего буржуа, который угрожал пожаловаться
полиции на комедианта, затрагивающего семейную жизнь честных людей. Здесь,
конечно, недоразумение: никакого отдельного буржуа Мольер не имел в виду,
сочиняя "Сганареля", а вывел на сцену общий тип ревнивца и жадного
собственника. Есть подозрение, что многие узнали себя в этом Сганареле, но
были умнее того буржуа, который кричал в партере.
врагов среди литераторов города Парижа, Мольер, после "Сганареля",
поссорился и с добрыми буржуа из торговых кварталов.
высказываемые литераторами, большею частью были однообразны:
пошлыми шуточками.
особенным успехом. Говорили, что будто бы Мольер списал своего Сганареля с
некоего Арлекина, вообразившего себя рогоносцем,-опять-таки из итальянского
фарса. Но как-то все это было неясно.
Неф-Вильнен писал Мольеру о том, что, посмотрев его комедию "Мнимый
рогоносец", он нашел ее столь прекрасной, что одного раза ему показалось
мало, и он был на ней шесть раз. Такое начало письма вызвало краску
удовольствия на щеках Мольера, начинавшего в последнее время с удивлением
замечать, что слава выглядит совсем не так, как некоторые ее представляют, а
выражается, преимущественно, в безудержной ругани на всех перекрестках.
обладает поистине феноменальной памятью: в шесть приемов он всю комедию до
единого слова записал. В этом месте господин Мольер насторожился, и недаром,
потому что господин Неф-Вильнен сообщал, что к каждой сцене "Рогоносца" он
сочинил свои собственные комментарии. И с этими комментариями он пьесу
направляет в печать, потому что, писал господин Неф-Вильнен:
плохо проверенные списки пьесы, причинив этим ущерб господину Мольеру!"
набережной Августинцев.
господина Неф-Вильнена.-Более развязного человека не будет в мире!
остроумным людям повод высказать предположение, что никакого Неф-Вильнена
нет и не было на свете, а что это выдуманное имя послужило прикрытием самому
господину Мольеру, чтобы выпустить пьесу! Такое предположение следует
отнести к числу неосновательных предположений. В самом деле, зачем
прикрываться чужой фамилией, чтобы выпустить пьесу, которая на сцене идет
под настоящей фамилией автора? Разве чтобы иметь возможность поместить
комментарий к сцене? Вздор!
оторвавшись от текущего репертуара в Малом Бурбоне, представить на
рассмотрение короля своих "Драгоценных". 29 июля пьеса была сыграна в
Венсенском лесу под Парижем, куда выезжал молодой король, чтобы отдохнуть на
лоне природы. Пьеса имела полнейший успех. И тут выяснилось окончательно,
что Людовик XIV чрезвычайно любит театр, и в особенности комедию, что
опытный директор Малого Бурбона тут же учел.
показывать, что мольеровские пьесы побивают по количеству представлений и
величине сборов все остальные пьесы как комического, так и трагедийного
рода.
Брата Короля и его свиты в
поднималось. Впереди начинала мерещиться громаднейшая карьера, и в приятном
предчувствии успехов труппа вступила в осень 1660 года. И вот в октябре,
через четыре дня по смерти бедного сатирика Скаррона, успокоившегося,
наконец, в могиле после ужасных страданий, причиненных ему параличом,
произошло необыкновенное и даже ничем не объяснимое событие. Именно:
директора труппы королевского брата, пользовавшейся полным успехом при
дворе, изгнали из Малого Бурбона вместе со всей его труппой.
Ратабон, главный смотритель всех королевских зданий. Ратабон был загадочно
сосредоточен и вел за собою архитектора с какими-то чертежами и планами в
руках, а за архитектором толпою шли рабочие, и в руках у них были кирки,
лопаты, ломы и топоры. Встревоженные актеры обратились к господину Ратабону
с вопросами о том, что означает это появление, на что господин Ратабон сухо
и вежливо объявил, что он пришел ломать Малый Бурбон.
великолепным и полностью разработанным проектом перестройки Лувра, причем
для успешного хода этой перестройки было необходимо снести с лица земли не
только Малый Бурбон, но и прилегающую к нему церковь Сен-Женевьев
д'Оксерруа.
Формально он был совершенно прав: в его обязанности ни в коем случае не
входило извещать директора комедиантов о тех перестройках, которые намечает
в королевских зданиях архитектор короля.
бежать, кого-то искать, и перед ним оказался секретарь театра Лагранж. Лицо
того пылало ненавистью.
покровителя труппы- Господина. И Господин...
причины можно было приступить к уничтожению театра, не предупредив
придворную труппу ни одним словом? Ввиду того, что никак нельзя допустить,
что господин Ратабон по рассеянности не заметил, что под боком у него играют
актеры, а одно время даже две труппы сразу (итальянской во время
ратабоновской истории в Париже не было, она уехала из Франции), остается
признать, что сюр-интендант Ратабон умышленно не предупредил труппу об
уничтожении театра.
принять каких бы то ни было мер к спасению своих спектаклей. Если это так (а
это именно так), возникает вопрос: что же толкнуло на это дело
сюр-интенданта Ратабона?
очень сильной компанией тех врагов, которые возненавидели Мольера и его