Грэм Грин

Монсеньор Кихот

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА I
О том, как отец Кихот стал монсеньором

Вот как это было. Отец Кихот велел своей домоправительнице приготовить
ему обед на одного и отправился по шоссе, ведущему в Валенсию, за вином в
местный кооператив, что находится в восьми километрах от Эль-Тобосо. В
этот день над высохшими полями стояло, подрагивая, жаркое марево, а в его
маленьком "сеате-600", который он купил по случаю восемь лет тому назад,
воздушного кондиционера не было. Двинувшись в путь, отец Кихот с грустью
подумал, что настанет день, когда ему придется подыскивать себе новую
машину. Годы жизни собаки надо помножить на семь, чтобы понять, в каком
она возрасте по сравнению с человеком, - значит, его машина по такому
счету только еще вступает в преклонный возраст, однако его прихожане, как
он заметил, смотрят на нее почти как на развалину. "Нельзя ей больше
доверяться, Дон Кихот", - предупреждали они его, а что он мог сказать в
ответ? Только одно: "Она была со мной в тяжелые дни, и я молю бога, чтобы
она пережила меня". Столько его молитв осталось без ответа, что он
надеялся: уж эта-то застряла, словно сера, в ухе Всевышнего.

Отец Кихот угадывал, где пролегает шоссе, по облачкам пыли, которые
поднимали мчавшиеся по нему машины. Он ехал и думал о судьбе, ожидавшей
"сеат", который в память о своем предке Дон Кихоте он называл "мой
Росинант". Мысль, что его маленькая машина будет ржаветь на свалке, была
ему невыносима. Он даже подумывал о том, чтобы купить клочок земли и
оставить его в наследство кому-нибудь из прихожан при условии, что там
построят сарай, где и упокоится его "сеат", но не было такого прихожанина,
которому он мог бы доверить исполнение своей воли, да и вообще его "сеату"
не избежать медленной смерти от ржавения, так что, пожалуй, пресс на
свалке был бы для него менее жестоким концом. В сотый раз обдумывая все
это, отец Кихот чуть не налетел на черный "мерседес", стоявший за выездом
на шоссе. Решив, что человек в черном отдыхает за рулем - ведь путь из
Валенсии в Мадрид неблизкий, - он прямиком направился в кооператив купить
бутыль вина; только уже возвращаясь назад, он заметил у сидящего за рулем
белый воротничок католического священника, словно перед его глазами
взмахнули белым платком, подавая сигнал бедствия. Любопытно, подумал он,
откуда это у его собрата-священника могут быть такие деньги, чтобы
раскатывать в "мерседесе"? Но, подойдя поближе, он обнаружил ниже
воротничка пурпурный нагрудник, указывавший на то, что перед ним по
крайней мере монсеньор, если не сам епископ.

А у отца Кихота были основания опасаться епископов: он прекрасно знал,
в какой немилости он у своего епископа, видевшего в нем, несмотря на его
именитую родословную, чуть ли не крестьянина. "Разве можно быть потомком
литературного героя, придуманного писателем?" - заметил как-то епископ в
одной частной беседе, которая была тут же передана отцу Кихоту.

Человек, с которым беседовал епископ, переспросил в изумлении:
"Придуманного писателем?"

"Ну да, это же герой романа некоего переоцененного публикой писателя по
имени Сервантес, к тому же романа, перегруженного омерзительнейшими
пассажами, которые во времена генералиссимуса цензор ни за что бы не
пропустил".

"Но, Ваше преосвященство, в Эль-Тобосо есть дом Дульсинеи. На нем висит
табличка с надписью: "Дом Дульсинеи".

"Ловушка для туристов. К тому же Кихот, - язвительно продолжал епископ,
- это даже не испанское имя. Сервантес сам говорил, что звали его героя
скорее всего Кихада, или Кесада, или даже Кехана, да и сам Дон Кихот на
смертном одре называет себя Кихано".

"Я вижу, вы действительно читали эту книгу, Ваше преосвященство".

"Только первую главу - дальше не пошло. Хотя, конечно, я заглянул и в
последнюю. Всегда так поступаю с романами".

"Возможно, кого-нибудь из предков отца Кихота и звали Кихада или
Кехана".

"У людей такого сословия не бывает предков".

Посему понятно, что отец Кихот не без внутренней дрожи представился
сановной особе, сидевшей в роскошном "мерседесе".

- Меня зовут падре Кихот, монсеньор. Могу я быть вам чем-нибудь
полезен?

- Безусловно можете, друг мой. Я - епископ Мотопский... - говорил
епископ с сильным итальянским акцентом.

- Епископ Мотопский?

- In partibus infidelium [в краю неверующих (лат.)], друг мой. Нет ли
тут поблизости гаража? Моя машина не желает ехать дальше, так что если бы
здесь был ресторан... а то желудок мой уже начинает требовать пищи.

- В моем селении есть гараж, но он сегодня закрыт из-за похорон -
умерла теща хозяина.

- Мир праху ее, - машинально пробормотал епископ, сжимая наперсный
крест. И добавил: - Вот ведь незадача!

- Он вернется к себе часа через два-три.

- Через два-три! А есть тут поблизости ресторан?

- Если бы вы оказали мне честь, монсеньор, и разделили со мною мой
скромный обед... ресторан в Эль-Тобосо я не могу вам рекомендовать - ни в
отношении кухни, ни в отношении вина.

- В моем положении просто необходимо выпить стакан вина.

- Я могу предложить вам доброе местное вино и, если вас это устроит,
простой бифштекс... и салат. Моя домоправительница готовит с запасом - я
никогда всего не съедаю.

- Друг мой, да вы просто переодетый ангел-спаситель! Поехали к вам.

Переднее сиденье в машине отца Кихота было занято бутылью с вином; но
епископ настоял на том, чтобы ее не трогать, и, согнувшись в три погибели
- а он был очень высокий, - залез на заднее сиденье.

- Нельзя тревожить вино, - сказал он.

- Вино-то неважнецкое, монсеньор, а вам было бы куда удобнее...

- Со времен брака в Кане [имеется в виду брак в Кане, упоминаемый в
Библии] ни одно вино нельзя считать неважнецким, друг мой.

Отец Кихот почувствовал, что его осадили, и между спутниками воцарилось
молчание, пока они не доехали до маленького домика возле церкви. У отца
Кихота отлегло от сердца, лишь когда епископ, пригнувшись, чтобы войти в
дверь, которая вела прямо в гостиную, заметил:

- Это для меня большая честь - быть гостем в доме Дон Кихота.

- Мой епископ не одобряет этой книги.

- Святость и литературный вкус не всегда идут рука об руку.

Епископ подошел к книжной полке, где отец Кихот хранил свой служебник,
молитвенник. Новый завет, несколько потрепанных книжечек по теологии,
оставшихся от его занятий, и кое-какие труды своих любимых святых.

- Прошу меня извинить, монсеньер...

И отец Кихот отправился разыскивать свою домоправительницу на кухню,
которая служила ей одновременно спальней, а кухонная раковина -
умывальником. Женщина она была плотная, с выпирающими зубами и намеком на
усики; она не доверяла ни одному живому существу, святых же в известной
мере уважала, особенно женского пола. Звали ее Тереса, и никому в
Эль-Тобосо не пришло в голову прозвать ее Дульсинеей, поскольку никто,
кроме мэра, слывшего коммунистом, и владельца ресторана не читал
произведения Сервантеса, да и то сомнительно, чтоб последний продвинулся
дальше сражения с ветряными мельницами.

- Тереса, - сказал отец Кихот, - у нас гость к обеду: надо побыстрее
все приготовить.

- Да ведь у нас один только ваш бифштекс и салат, ну и еще остатки
ламанчского сыра.

- Бифштекса моего хватит на двоих, да и епископ такой милый.

- Епископ? Нет уж, ему я не стану прислуживать.

- Да не _наш_ епископ. Итальянский. Прелюбезнейший человек.

И отец Кихот объяснил, при каких обстоятельствах он встретился с
епископом.

- Но ведь бифштекс-то... - сказала Тереса.

- А что такое?

- Ну нельзя же подавать епископу бифштекс из конины.

- Мой бифштекс - из конины?

- Я вам всегда такой готовлю. Откуда же мне взять говядины на те
деньги, что вы мне даете?

- И ничего другого у тебя нет?

- Ничего.

- О, господи, господи. Будем молиться, чтобы он не заметил. Я-то ведь
не замечал до сих пор.

- А вы никогда ничего лучшего и не ели.

Отец Кихот вернулся к епископу с полбутылкой малаги в весьма смятенном
состоянии духа. К радости отца Кихота, епископ согласился выпить рюмочку,
а потом и другую. Может, вино притупит его вкус. Епископ уютно устроился в
единственном кресле отца Кихота. А отец Кихот с тревогой изучал гостя.
Епископ не выглядел опасным человеком. Лицо у него было очень гладкое -
точно никогда не знало бритвы. Отец Кихот пожалел, что не побрился утром
после ранней мессы, которую отслужил в пустой церкви.

- Вы сейчас на отдыхе, монсеньор?

- Не совсем, хотя, по правде говоря, я рад побыть вне Рима. Я знаю
испанский, и Святой Отец поручил мне одну конфиденциальную миссию. У вас в