тюрьме меня никогда не будили раньше шести и вечером свет выключали обычно
в девять. Конечно, допросы - штука довольно мучительная, но их вели в
разумное время. Случая не было, чтобы в часы сиесты. Важно помнить,
монсеньор, что, в противоположность настоятелю, следователь хочет спать в
привычные часы.
мужчина в трико демонстрировал непомерно могучие бицепсы и ляжки. Звали
его Тигр или Великий борец Пиренеев.
не покажется, что вы вдруг очутились в мире Расина или Мольера, а в
Лондоне - что вы недалеко ушли от времен Шекспира. Только в Испании и в
России время словно остановилось. Вот увидите, отче, у нас по дороге тоже
будут приключения - в духе вашего предка. Мы уже сразились с ветряными
мельницами и опоздали всего на неделю-другую встретиться с Тигром. Брось
вы ему вызов, он наверняка оказался бы таким же ручным, как лев, с которым
хотел схватиться ваш предок.
таких размеров.
Тигр посмел сказать что-то непочтительное о вашей возлюбленной
Дульсинее...
татуированная женщина, почти такая же огромная, как Тигр.
свой странный лающий смешок. - Вот что бы вы стали делать, отче, если бы
при вас родился урод о двух головах?
Герберта Йоне. А он учит, что если ты сомневаешься, сколько перед тобой
уродов - один или два, то надо принять золотую середину и одну голову
безоговорочно окрестить, а другую - с оговоркой.
его куда внимательнее, чем я.
другая часть младенца, вы должны окрестить эту часть, так что если
появляется сначала та часть, на которую натягивают брюки...
Ленина, если вы оставите отца Йоне в покое.
он совсем коротенький, да и Маркс лучше пишет, чем Ленин.
древний серый город Саламанку. Отец Кихот все еще понятия не имел о цели
их паломничества, но он был счастлив в своем неведении. Саламанка -
университетский город, где он юношей мечтал учиться. Здесь он сможет
посетить ту самую аудиторию, где великий Хуан де ла Крус слушал лекции
монаха-теолога Луиса де Леон, а Луис вполне мог знать предка отца Кихота,
если тот в своих странствиях добирался до Саламанки. Оглядев высокие
чугунные ворота, ведущие в университет, на которых изображен пала в
окружении своих кардиналов, а в медальонах - головы всех католических
королей, среди которых даже Венере и Геркулесу нашлось место, не говоря
уже о крошечной лягушке, - отец Кихот пробормотал молитву. Лягушку ему
показали двое детишек, которые тут же потребовали за это вознаграждение.
все ваши рыцарские романы в первом издании - стоят и потихоньку
рассыпаются в своих переплетах из телячьей кожи. Сомневаюсь, чтобы нашелся
такой студент, который снял бы хоть один с полки, чтобы сдуть с него пыль.
Возможно, лучше было бы нам отправиться на восток, в направлении того
отчего дома, которого я никогда не знал. В будущее, а не в прошлое. Не в
тот дом, из которого я ушел.
представить себе юного Санчо...
бы не мог долго слушать, но был там один профессор, который тоже верил
лишь наполовину, и вот его лекции я слушал два года. Возможно, я бы дольше
продержался в Саламанке при нем, но он отправился в изгнание - снова, как
за несколько лет до того. Он не был коммунистом; сомневаюсь, чтобы от был
социалистом, но он просто на дух не выносил генералиссимуса. Так что
посмотрим теперь, что от него осталось.
камня, возвышалась голова с острой бородкой, вызывающе задранная вверх, к
ставням маленького домика.
другом у жаровни и грелся. Друг неожиданно заметил, что одна из ночных
туфель Унамуно [Мигель де Унамуно (1864-1936) - испанский писатель и
философ-богоискатель] тлеет, а он даже не шевельнется. На деревянном полу
до сих пор осталась опалина от сгоревшей туфли.
вырезанное из камня лицо, глаза под тяжелыми веками, говорящие о
напряженности и дерзости мысли.
Унамуно в те дни, он бы, пожалуй, поехал за Дон Кихотом на муле и звали бы
его Пегач, а не Санчо [подлинная фамилия Санчо Пансы - Санкас, что значит
по-испански "тонкие ноги"]. Многие священники вздохнули с облегчением,
когда услышали о его смерти. Наверно, даже папе римскому стало без него
легче. И Франко, конечно, тоже, если у него хватало ума признавать, что
существуют сильные враги. В известной мере Унамуно был и мне врагом - ведь
своей полуверой, которую я какое-то время разделял, он несколько лет
продержал меня в лоне Церкви.
нужно самому думать, Исайя сказал - и все. Вы - в руках истории, которая
творит будущее. Какой же вы, должно быть, счастливый человек, что верите
без оговорок. Вам будет только одного не хватать - достоинства отчаяния. -
Отец Кихот произнес это с необычной для него злостью - а может быть,
подумал он, с завистью?
уверен. Призрак моего профессора не оставляет меня в покое. Мне иногда
видится, как я сижу на его лекции и он читает нам из какой-нибудь своей
книги. Я слышу, как он говорит: "Тихий голос, голос сомнения, звучит в
ушах верующего. Кто знает? Без такого сомнения могли бы мы жить?"
от могилы генералиссимуса.
нелегко тут ехать катафалку. Покойника, подумал отец Кихот, слыша, как
стенает "Росинант" при переключении скоростей, изрядно поболтало бы,
прежде чем он достиг места упокоения, но, как вскоре выяснилось, места для
упокоения новому пришельцу не осталось: вся земля была занята горделивыми
надгробиями предшествующих поколений. У ворот им дали номерок - совсем как
в гардеробе музея или ресторана, и они пошли вдоль длинной белой стены с
нишами для урн, пока не достигли ниши номер 340.
- Одному лучше спится в маленькой постели.
относиться к живым, но не можем проводить такой грани между умершими. Они
все нуждаются в нашей молитве.
ГЛАВА VII
Как монсеньор Кихот продолжал в Саламанке изучать жизнь
маленькой неприметной боковой улочке. Она показалась отцу Кихоту спокойной
и приветливой. Его знакомство с отелями было, естественно, ограничено, но
некоторые вещи в этой гостинице ему особенно понравились, и он сказал об
этом Санчо, когда они были одни в его номере на первом этаже и отец Кихот
сидел на кровати Санчо. Самого отца Кихота поместили на третьем этаже,
"где потише", как сказала ему хозяйка.
Кихот, - не то что эта бедная старуха в Мадриде, и какой большой штат для
такой маленькой гостиницы - столько прелестных молодых женщин.