временем утратит всякую цену? И когда таможенник отложил
флоппи-диск в сторону, я не стал возражать. В конце концов,
я не для того сюда приехал, чтобы раскидывать глыбы, которые
никому не известны. Лучше уж я дам почитать кому-нибудь
свои книги.
уложены на самом дне чемодана. Таможенник поинтересовался,
что это за книги, и я не без гордости сказал, что это мои
собственные книги.
удивляет?
Классик Никитич...
называть меня этим идиотским именем. Если уж вы вообще не
можете обойтись без подобных кличек, называйте меня просто
Классик, но без всяких Никитичей.
уж раздражен всеми этими странными и непонятными
церемониями, от которых я за время своей жизни в диком
капиталистическом обществе немного отвык.
вы не хотите отчества, мы будем называть вас просто Классик.
Я только хотел сказать, дорогой Классик, что в нашем
обществе нет частной собственности. У нас все принадлежит
всем. И эти книги тоже не могут считаться вашими
собственными.
усталости, от жары, от того, что я не выспался и целую
вечность не похмелялся. И от всех противоречивых
впечатлений этого дня.
говорили, эти книги мои собственные. Не только потому, что
они принадлежат мне как вещи. Но и потому, что я их сам
собственной своею вот этой рукой написал. - Для
убедительности я даже потряс рукой у самого смерчевского
носа. Надеюсь, вы согласны, что эта рука моя собственная и
принадлежит мне, а не всем.
покачала головой Пропаганда Парамоновна.
таможеннику, и ко всем комписам. Что вы меня с ума сводите?
Почему вы не разрешаете взять с собой мои книги? Я же не
собираюсь торговать ими или как-то на них наживаться. Но
может быть, мне захочется их кому-нибудь подарить.
Пропаганда Парамоновна.
распространять, а дарить. Хотите я вам подарю экземпляр?
это не надо, я на предварительном языке вообще не читаю.
наш давался им трудно. Но ведь и я не железный. Тем более,
что день у меня был такой тяжелый. Не выдержав всей этой
глупости, я просто сел на пол, обхватил голову руками и
заплакал. Надо сказать, это со мной не часто бывает. Я с
детства не плакал, а эти комуняне за один день довели меня
до слез дважды.
кинулась ко мне.
успокойтесь же! Не надо плакать. Не надо, миленький,
дорогой, Клашенька...
"классик". И вдруг мне стало так смешно, что у меня плач
сам собой перешел в хохот. Я не мог удержаться, давился от
смеха, катался по полу. Все комписы растерянно топтались
надо мной, и кто-то из них сказал что-то про доктора.
отряхивая колени. - У меня уже все прошло. Я все понял и
ни на что не претендую. Вы можете выкинуть все мои книжки
хоть на помойку, только объясните, почему вы их так боитесь?
Вы же сами мне сказали, что читали их в предкомобах.
То есть некоторые знакомились и подробнее, но другим учителя
вкратце пересказывали затронутые вами темы и
идейно-художественное содержание.
проходили. Но читать их запрещено, как и раньше.
зачем же вы так плохо о нас думаете? У нас ничего не
запрещено. Просто наши потребности в предварительной
литературе полностью удовлетворены.
была очень невыдержанна, - заметила Пропаганда Парамоновна.
- В ней было много метафизики, гегельянства и кантианства.
религии, - поддержал ее молчавший до того отец Звездоний.
пользовались предварительные писатели, сказала Пропаганда
Парамоновна, партия давно осудила как ошибочный и вредный.
Правилен только один метод коммунистического реализма.
дорогой наш Классик, что за тот исторический промежуток,
который отделяет наше время от вашего, наша литература
настолько выросла, что по сравнению с ней все писания ваши и
ваших современников выглядят просто жалкими и беспомощными.
закивали головами.
У него есть одна замечательная книга, которая по своему
уровню приближается даже, я бы сказал, к ранним образцам
комреализма. К сожалению, - повернулся он ко мне, - вы ее с
собой почему-то не привезли. Но мы ее найдем...
переиздадим.
ничего не хотелось. И бороться не хотелось. Поэтому, когда
у меня изымали планы Москвы, майки с надписью "Мюнхен" и
жвачки, я даже не стал спрашивать почему, мне все надоело до
чертиков.
подмахнул его, не глядя.
приблизились к двери с вывеской: ПУНКТ САНИТАРНОЙ
ОБРАБОТКИ.
совершенно мне необходима, поскольку в Москорепе принимаются
самые строгие меры против завоза из колец враждебности
эпидемических заболеваний.
вещи, и я отдал ей сильно полегчавший "дипломат", часы и
бумажник.
которое оказалось предбанником с длинными деревянными
скамейками. На одной из них в углу раздевались уже виденные
мною шоферы паровика-лесовоза и вполне дружелюбно
разговаривали между собой на чистейшем без всяких примесей
предварительном языке, поминутно поминая Гениалиссимуса и
его родственников по материнской линии.
изоляционной лентой.
странно, несмотря на невыносимую жару снаружи, здесь было
просто холодно, тело мое сразу стало синеть и покрываться
гусиной кожей.
перегородкой.
деревянной шайке и пошли дальше. Я тоже подошел к тетке,
сдал белье и получил шайку. Она была мокрая, скользкая и
без ручки.