Чтение 21–й страницы книги ~Мост через реку Квай~

рассуждений.

- Да, несомненно, что-то изменилось. И это естественно: звук меняется в
зависимости от того, где находится слушатель. Сейчас я в лесу, у подножия
горы. Эхо доносится сюда иначе, чем когда я был на вершине или в воде...
Если я не возьму себя в руки, мне начнут скоро слышаться загробные голоса!

Он выглядывает из листвы, но не замечает ничего особенного. Заря
едва-едва освещает реку. Противоположный берег пока что выглядит
бесформенной серой массой. Он старается думать только о боевой диспозиции,
вспоминая расположение ударных групп. Час, когда надо приступать к делу,
приближается. Ночью он спустился с четырьмя партизанами с горы и
расположился на позиции, выбранной Уорденом, чуть выше полотна железной
дороги. Уорден с двумя таи остался наверху, у минометов. Он должен вести
наблюдение за театром военных действий и вступить в бой сразу после начала
дела. Так распорядился Первый. Он откровенно сказал другу, что хочет
оставить на каждом узловом пункте по командиру-европейцу. Нельзя
предусмотреть заранее все случайности. Уорден согласился. Теперь все дело
было сосредоточено в руках третьего их товарища.

Уже больше суток Джойс сидит в укрытии, как раз напротив Ширса. Ждет
поезда. Эшелон вышел ночью из Бангкока - была получена радиограмма.

"Что-то изменилось в атмосфере..." Вот и таи, залегший у ручного
пулемета, явно проявляет признаки беспокойства. Он поднимается на колени и
силится разглядеть реку.

Тревога Ширса никак не проходит. Он пытается найти какое-то четкое
объяснение происходящему, но мысли разбегаются, а таинственность всегда
приводила Ширса в раздражение.

Шум реки стал иным, он готов поклясться. Человек профессии Ширса
инстинктивно воспринимает симфонию звуков природы. Эта способность уже
два-три раза выручала его. Рокот стремнины, характерное трение воды о песок,
треск ветвей, уносимых потоком, - все это было сегодня иным, звучало глуше,
чем вчера. Ширс самым серьезным образом спрашивает себя, не стал ли он
глохнуть? Или совсем расшатались нервы?

Но не мог же ведь таи оглохнуть одновременно с ним! И потом еще -
изменился запах. Река Квай пахнет сегодня иначе, чем вчера. Явственно
чувствуется резкий запах тины, как от пруда.

- Река Квай опустилась! - восклицает вдруг таи.

Занимавшийся день высвечивает противоположный берег, и к Ширсу приходит
озарение. Дерево, огромное рыжее дерево, за которым сидел в укрытии Джойс,
больше не купает ветви в воде... Река Квай обмелела. Уровень воды резко
понизился за ночь. На сколько? На фут? Возле дерева, под крутым берегом,
возник галечный пляж, мокро поблескивавший на утреннем солнце.

В первый момент Ширс с облегчением воспринял объяснение томившей его
тревоги. Все в порядке, он еще не спятил. Течение стало иным, и запах тоже.
Изменилась вся окружающая атмосфера. Обнажившееся, еще мокрое дно испускало
запах тины.

Катастрофы никогда не наступают мгновенно. Для осознания их требуется
время. Схватывая по очереди детали, Ширс постепенно отдает себе отчет в
происшедшем.

Река Квай обмелела! Перед рыжим деревом явственно вырисовывается
каменистое дно, вчера еще покрытое водой. И на нем - провод... электрический
провод! У Ширса вырывается непристойное ругательство. Провод... Он хватает
бинокль и жадно впивается глазами в обнажившийся за ночь кусок суши.

Вот он, провод. Большой отрезок тянется теперь посуху. Ширс
прослеживает его путь - он выходит из воды и исчезает на крутом берегу,
темный шнур с приставшими к нему травинками.

Правда, провод не очень бросается в глаза. Ширс обнаружил его только
потому, что искал на этом участке. Его могут и не заметить, если никто из
японцев не пойдет мимо... Но берег, вчера еще недоступный берег! Он
начинается теперь ровным пляжем и уходит далеко... быть может, до самого
моста, отсюда не видно. Ослепленному яростью Ширсу кажется, что пляж просто
манит на прогулку. Хотя у японцев должны быть другие дела, кроме как
фланировать у воды перед проходом поезда. Ширс вытирает пот со лба...

Дело никогда не развивается по намеченному плану. В последнюю минуту
какой-нибудь тривиальный, банальный, подчас смехотворный случай непременно
опрокидывает тщательно намеченную программу. Первый обвиняет себя в
непростительной халатности: как же так, не предусмотреть возможность спада
воды! И надо же было этому случиться именно минувшей ночью. Ни следующей
ночью, ни двумя ночами раньше, а именно минувшей!

Этот открытый пляж, без единого кустика, голый, голый, как истина,
режет глаз. Река Квай, должно быть, значительно обмелела. На фут? На два? Не
больше? Черт бы ее подрал!..

У Ширса подгибаются колени. Он цепляется за дерево, чтобы скрыть дрожь
от таи. Второй раз в жизни с ним случается подобное потрясение. Первый раз
это было, когда он почувствовал, как по рукам у него течет кровь врага.
Сердце работает с перебоями, тело обливает холодный пот.

- На два фута? Не больше? Боже всемогущий! А заряды? Взрывчатка на
опорах моста!

V

После того как Ширс ушел, молча пожав ему руку, Джойс долгое время
сидел, словно оглушенный. Сознание того, что он наконец будет действовать
самостоятельно, пьянило голову, как алкоголь.

Джойс встал, снял с себя мокрую одежду, выжал ее и растер окоченевшее
тело. Потом вновь надел шорты и рубашку - хоть и сырые, они все же защищали
от предутреннего холода. После этого он проглотил несколько ложек риса,
оставленного Ширсом, и отхлебнул добрый глоток виски. Надо было бы выйти из
укрытия и набрать воды, но он не решился. Поэтому он вылил часть виски на
раны и ссадины, густо покрывавшие руки и ноги. Проделав это, Джойс вновь
устроился под деревом и стал ждать.

Несколько раз он видел на мосту японцев. Они шли совершенно спокойно,
ни один не взглянул в его сторону. Как тогда, во сне, он наметил себе на
мосту определенную точку - крестовину под поручнем с провисшей на ней сухой
веткой. Точка находилась примерно на середине настила - как раз там, где
начинался заминированный пролет. Когда паровоз дойдет до этой точки -
вернее, будет в нескольких футах от нее, - Джойс всей тяжестью наляжет на
рукоять подрывного устройства. Уже раз двадцать, отъединив провод, он
повторял это простое движение, пока не довел его до автоматизма.

День пролетел быстро. С наступлением ночи он спустился с откоса и,
припав к мутной воде, жадно и долго пил; затем наполнил доверху флягу и
вернулся к себе в засаду. Он даже позволил себе вздремнуть, не меняя
положения, привалившись к дереву. Если паче чаяния изменится график
движения, он все равно услышит приближение поезда. В джунглях человек
привыкает спать чутко, как зверь.

Он спал урывками, а в промежутках пристально следил за происходящим.
Как во сне, так и наяву куски вчерашнего приключения мешались с
воспоминаниями о прежней жизни - той самой, о которой он поведал Ширсу перед
отплытием.

Он видел себя в пыльном проектном бюро, где провел свои лучшие годы,
склоняясь над чертежом в слепящем свете проекционной лампы. И каждый день
перед ним возникала одна и та же балка, металлическая деталь, которую он ни
разу не видел в натуре, - символическая балка в двух измерениях, отобравшая
у него юность. План, профиль, вертикальная проекция, бесчисленные сечения
вращались калейдоскопом перед его мысленным взором со всеми своими
сочленениями, умелое расположение которых дало фирме экономию в полтора
фунта стали после двух лет слепых поисков.

Но сейчас на всех изображениях, поверх этих профилей и сечений,
виднелись маленькие коричневые прямоугольники, будто нарисованные Уорденом
на крупномасштабной схеме моста - по одному на каждой из двадцати четырех
опор. Название чертежа Джойс никак не мог прочитать. Он судорожно
всматривался, но буквы расплывались перед его замутненным взором. Вновь и
вновь буквы то разбегались по всему чертежу, то собирались в единое слово,
точно титры перед началом кинофильма. Наконец он увидел его. Написанное
черной тушью, переливаясь в свете чертежной лампы, слово появилось на экране
воображения, закрыв собой все остальное, и это слово было "РАЗРУШЕНИЕ".

Впрочем, он мог легко рассеять видение, чуточку приоткрыв глаза.
Чернильный силуэт моста через реку Квай разгонял пыльные призраки прошлого и
возвращал Джойса к действительности, его действительности. Жизнь должна
пойти по-иному после того, что случится. Он заранее наслаждался успехом,
видя в нем перст судьбы.

Перед рассветом, примерно тогда же, что и Ширс, он ощутил странную
тревогу - от реки донесся чужой запах. Изменение происходило так постепенно,
что Джойс в полусне не сразу заметил его. Из своего укрытия он видел лишь
настил. Река была внизу, скрытая кустарником. Но он не мог ошибиться; надо
было что-то предпринять. Он прополз почти до самой воды и осторожно выглянул
из листвы. Все стало ясно: на галечном пляже лежал открытым электрический
провод.

Как и Ширс, он медленно, постепенно осознавал, что случилось
непоправимое. В мозгу болезненно билась мысль о зарядах. Отсюда, с новой
позиции, ему были видны опоры. Вот они, стоит только поднять голову. Но как
нелегко заставить себя сделать это...

Он долго всматривался, соображая, что натворила своими причудами река
Квай. Хотя, возможно, все было не так ужасно... Джойс то впадал в отчаяние,
то зажигался надеждой, глядя на изменчивую рябь у основания моста. Поначалу
он обрадовался и даже успокоил немного расходившиеся нервы. Не так уж низко
спала река. Заряды по-прежнему скрыты под водой...

Или это только кажется из его укрытия? А сверху? С моста?.. Да и
отсюда... Вглядевшись, он увидел большой бурун, похожий на те, что
образуются вокруг речных валунов. Теперь бурун вспух возле знакомых опор.
Кто-кто, но уж он хорошо знал их; на каждой опоре были лоскутья его кожи с
ладоней! Нет, он не имел права обманывать себя. Буруны вокруг тех опор были