Джайну и коротко, зло ударил. Дважды - в солнечное сплетение и в лицо.
Джайн, скорчившись, повалился на решетчатые пайолы кокпита, ощущая во рту
соленый вкус крови.
будет и расчет.
археолог, что никогда всерьез раскопками не интересовался и большую часть
скудных познаний в этой области почерпнул даже не из популярных книг, а из
досужих разговоров во время недолгой своей работы с подводными археологами
на Иберийском шельфе. Было это лет двадцать назад, и в памяти уцелело,
увы, очень и очень немногое, причем как раз то, что сейчас ему пригодитьс
никак не могло. Окажись теперь здесь, рядом с Аракеловым, кто-нибудь из
тех ребят... Постой-ка, как же их звали?.. Ну хоть Пашка Корнев, например,
- наверняка смогли бы они объяснить, кто, когда, как и зачем рисовал на
тщательно выровненных стенах Колонного храма эти фрески, чуть
потускневшие, покрывшиеся сетью мельчайших трещин, но все равно живые. И
что означают эти круги, составленные из дельфиньих силуэтов - каждый не
крупнее селедки, а круг - метра три диаметром?.. Или вот эта рожа,
каменно-холодная, с жутким, лягушачьи-щелевидным... нет, не ртом - пастью?
изображению и, чувствуя себя этаким бездельником-экскурсантом, раздражалс
на незнание и непонимание свое, злился, но оторваться не мог. Картины (или
фрески - чем они, собственно, отличаются?) занимали не всю площадь стен, а
были разбросаны в кажущемся беспорядке, за которым, однако, Аракелов
начинал ощущать некую систему, неясную пока, но все же закономерность.
Если он прав, следующий рисунок должен быть метрах в пяти правее. Ну-ка...
подтвердится ли догадка, когда пол под ногами судорожно дернулся, скорее
даже - вздрогнул, как вздрагивают от боли или от испуга. Толчок не был
сильным, во всяком случае, не показался Аракелову таковым, но сверху, с
потолка, с шумом обрушились осколки, пыль, какой-то каменный прах. По
колонне ближайшего сталагмита зазмеилась трещина. Другая пересекла рожу на
стене - казалось, тонкий, безгубый рот приоткрылся в злобной ухмылке...
все. Значит, кончено. Значит, зря.
мог предположить. Начал все-таки свои взрывы. Не побоялся. Ждал, ждал,
ведь утром собирался начать, а сейчас уже вечер. Но все-таки рванул.
Серьезный мужчина - недооценил его Аракелов, недооценил!
ли они повториться, как предусматривалось программой ганшинских испытаний:
взрывать все заряды одновременно или последовательно, по одному? Прошло
пять, десять, пятнадцать минут - тишина. Значит, все. Ждать больше нечего.
кончилась. Ничему он своей дурацкой демонстрацией не помешал, себя только
в идиотское положение поставил. Хотя какое это имеет значение?! Ведь не в
нем же, не в Аракелове суть - в Арфе.
Вдруг толчок оказался недостаточно силен? Аракелов дернулся было бежать,
но взял себя в руки. Огляделся.
примерно посередине противоположной стены Колонного храма. Аракелов
направился туда.
черным провалом зияло неправильной формы отверстие, расположенное почти на
уровне груди, этакое окно в глубь скал. Ну, вперед!
когда ход чуть-чуть расширялся, можно было для разнообразия позволить себе
метров пятнадцать-двадцать пройти на четвереньках, что было, впрочем, еще
неудобнее. Когда они с Венькой залезли в эти чертовы капилляры впервые,
Аракелов никак не мог отделаться от ощущения, что никогда уже не суждено
ему выбраться отсюда, что навечно обречен он ползти и ползти куда-то в
твердокаменной утробе острова. Но сейчас он не думал об этом. Сейчас его
интересовало лишь одно: насколько поврежден взрывом лабиринт? Пока особых
нарушений не заметно, а больше ли стало трещин в каменных стенках, кто ж
его знает? Считал их Аракелов, что ли? Да и на что, собственно, могут они
влиять? Ерунда!
завалом его назвать было трудно. Не знай Аракелов, что раньше по этому
ходу пробирались они дальше, куда дальше, не будь он в этом уверен
абсолютно, - тупик, в который он уткнулся, показался бы естественным,
изначальным. Ну, заполз в какой-то аппендикс, заплутал в лабиринте
ветвящихся ходов... Только не было этого тупика прежде! Был ход, причем
как раз в этом месте расширявшийся настолько, что можно становилось -
ползком, правда, не поднимая голову, - развернуться; здесь они с Венькой
лежали рядышком, обсуждая, куда ползти дальше... Аракелов пощупал,
осмотрел, простучал стену перед собой: она казалась монолитной, нечего и
думать как-то разгрести завал этот - скала, сплошная скала.
ответвление, которое должно было вывести туда же, к вертикальным каналам
Арфы, только более долгим, кружным путем. Однако минут через двадцать
убедился, что и здесь путь перекрыт не менее надежно.
пытался Аракелов пробиться в дальнюю часть лабиринта, но в конце концов
вынужден был признать свое поражение и окончательно отступить.
синяки... Да, шорты и безрукавка - не самый подходящий наряд дл
спелеолога-любителя. Аракелов отправился к сифону, соединяющему Колонный
храм с Первым гротом, умылся: вода была морская, соленая, и потому
удовольствия Аракелову эта процедура, мягко говоря, не доставила. Ничего,
утешил он себя, это полезно, антисептика это.
наверх - тоже перспектива, прямо скажем, безрадостная. Не хотелось, ой, не
хотелось Аракелову встречаться сейчас с Ганшиным. Не сорваться бы, не
наговорить бы такого, чего потом вовек себе не простишь: нет ничего
бессмысленнее бессильной озлобленности побежденного. Оба они с Ганшиным
были уверены - каждый в своей правоте. И у Ганшина хватило сил, характера,
возможностей свою правоту, если не доказать, то хотя бы навязать...
просадки и смещения не только в недрах острова, но и в аракеловских мыслях
и чувствах. В них медленно, трудно проходила какая-то перестройка,
совершались подспудные духовно-тектонические процессы, осознать которые он
пока еще не мог. Но в одном он был уверен. История эта не может кончитьс
просто так, ничем, не может остаться лишь одним из эпизодов его,
аракеловской, жизни.
военно-морское училище и курсанту Аракелову пришлось искать себе новое
место, новое поприще, новую точку приложения сил в изменившемся после
разоружения мире. И он нашел ее, стал батиандром, "духом пучин", и не было
дня, даже часа; даже минуты, чтобы пожалел он о своем выборе.
битый час ходил вокруг да около, а потом вдруг отрубил: "Все, Саша. Я
понимаю, трудно это, больно, но лучше уж сразу. Не пропустила теб
медицина. Окончательно. Понимаешь, тебе уже сорок пять". Скажи ему это
кто-нибудь другой, Аракелов, может, и стал бы спорить, возражать,
требовать... Но Григорян сам был батиандром - еще из первого набора. Он
сам шагнул через этот порог. И Аракелов выслушал приговор молча. И так же
молча принял новое назначение (иначе он сделанное предложение не
воспринимал) - начальником подводных работ на "Руслан".
взыграла мощная рыбина, вроде того группера, что живет под скальным
козырьком возле входа в туннель. Только какая же рыба может жить в этой
луже? Бред!
маслянисто поблескивавшей в свете лежавшего рядом на песке фонар
показалась голова, неузнаваемая в бликующем коконе "намордника".
ручьями стекала с ее тяжелых волос, и Аракелов не сразу понял, что она
плачет. Плачущая Папалеаиаина - с ума сойти... Аракелов успокаивающе
погладил ее:
неразборчиво, всхлипывая, и Аракелов толком ничего не понимал.
увещевать плачущих женщин никогда не было его любимым занятием. -
Успокойтесь же, Аина...
Семенова Мария
Пехов Алексей
Свержин Владимир
Акунин Борис
Белогорский Евгений
Маккэфри Энн