кустарника поодаль от дороги, и нехотя остановился возле кольев ограды.
Весь его угрюмый взъерошенный вид говорил: ну, что тебе еще надо? Зоська
подбежала ближе, чтобы в сгустившихся сумерках лучше видеть его лицо, и не
узнала его: таким оно стало чужим и недобрым.
иди назад. Хочешь, я напишу Шевчуку... Карандашик у тебя найдется?
самоволку...
споро зашагал вдоль кустарника.
спрашивала себя Зоська. - Неужели он уйдет? И куда? Ведь его же немцы
повесят. Как он не понимает этого?"
дальше нельзя, что так она просто завалит задание, подведет под петлю
людей, себя и, вполне вероятно, - маму. Что Антон в таком его состоянии -
словно бы пьяный или хуже пьяного, что он может натворить такого, чего сам
не ожидает. Но он, как и вчера, казалось, нимало не беспокоясь, уверенно
шагал по снежной целине к недалекому уже Скиделю. Заволоченное облаками
небо быстро темнело, снег внизу лежал белой нетронутой целиной, дул свежий
западный ветер, принесший промозглую ростепель и за день превративший
свежевыпавший снег в хлюпкую кашу, в которой быстро промокли Зоськины
сапоги. Идти было трудно, ноги проваливались до самой земли, но она
немного согрелась и пошла медленнее. Антон ушел далеко, однако она видела
на снегу глубокие его следы и не боялась отстать, а догонять его ей не
хотелось. Она даже подумала, что, может, он так и уйдет один, оставив ее в
ночи, и не испугалась этой своей мысли. Чем-то она даже понравилась ей,
эта мысль.
и, наверное, заметив, как далеко она отстала, приостановился возле опушки.
Впереди был молодой хвойный лесок, справа лежало голое равнинное ноле.
Зоська не помнила этих мест, но чувствовала, что Скидель совсем где-то
рядом. Идти оставалось час или два, и за это время ей предстояло что-то
решить. Она уже знала, что идти с ним в Скидель просто не имела права.
- Или устала?
сапоге толстым узлом сбилась портянка, которая больно натирала стопу на
подъеме.
впереди на лесной опушке, ей показалось, блеснул огонек.
Деревни тут не должно быть. Хутор, наверно.
вообще...
красноватый огонек. Она не знала, зачем ей был нужен этот одинокий хутор,
но чувствовала, что нельзя ей теперь идти в Скидель и надо протянуть
время.
появлявшийся далекий огонек в чьем-то окне. Зоська уже не старалась
заговорить с Антоном, она тихонько плакала, украдкой смахивая пальцами
слезы. Это же надо так все испохабить в ее и без того непростой дороге,
думала она про Антона, чувствуя себя глубоко уязвленной и обманутой.
Оказывается, она нужна была ему для шкурнического его намерения, а вовсе
не потому, что он полюбил ее. Хотя... Все-таки он не отказывался от нее -
наоборот, он готов был разделить свою судьбу с ней, и она была не против,
она даже была бы рада. Если бы только он оставался прежним партизанским
парнем Антоном Голубиным. Но ведь он вознамерился перемениться - как с
этим могла согласиться Зоська?
немцы никогда ему не простят его партизанства и рано или поздно повесят с
биркой на шее. Напрасно он надеется на какого-то своего земляка. В таком
деле никакой земляк не поможет.
же время она чувствовала, что сама уже сильно опоздала, что так могут
пройти все сроки ее задания. Но теперь ей было не до сроков. Под угрозой
находились она и ее задание.
серевшего в ночи снежного поля и шумящей на ветру хвойной опушки рядом. Но
опушка тянулась и тянулась куда-то в снежные сумерки, пока за очередным
поворотом перед ними опять не появился крохотный красноватый огонек в
окошке. Под самым лесом ютилось несколько хуторских построек, чернел на
снегу пунктир изгороди, и в темном небе на сучьях старых деревьев тускло
белел снег. Антон остановился, Зоська тоже придержала шаг - с хутора
донесся скрип колодезного журавля и неясно послышался шум переливаемой из
ведра воды.
Зоська, немного отстав, пошла следом. По-видимому, они зашли с тыльной
стороны усадьбы, от леса; хату и окошко с огоньком скоро прикрыли снежные
крыши сараев, появилась банька на отшибе. Под низкой стеной у избы лежала
покрытая снегом куча бревен, видно, заготовленных на дрова или на
какую-нибудь постройку. Антон только обошел эти бревна и почти столкнулся
с человеком в кожухе, несшем в обеих руках два деревянных ведра воды.
Антон. Человек остановился, молча поставил ведра на снег, рассматривая в
полумраке ночного пришельца. - В хате чужих нет? - тихо спросил Антон.
Оставив на снегу ведра, он поспешил к дощатому очищенному от снега
крыльцу, открыл низкую дверь. - Проше пана.
тристене, хозяин закрыл за ней дверь, и она огляделась. Напротив входа
топилась печь с большими закопченными чугунами у огня - наверно, на корм
скоту, подумала Зоська. Возле печи с ухватом в руках стояла не старая еще,
белолицая женщина, спокойно и молча оглядевшая Антона, потом скользнувшая
взглядом по Зоське. Из-за стола удивленно глядел на них сидевший над
раскрытой книгой мальчуган-подросток, перед ним хлипко мигал огонек
коптюшки, той самой, наверно, которая и привела их сюда.
только еще разгорались.
женщины.
но сразу понять что-либо было трудно. Кажется, хозяин и хозяйка
разговаривали по-польски, значит, были, видимо, из местной шляхты, как
понимала Зоська, всегда имевшей свое особенное отношение к миру.
Светловолосый мальчишка выскочил из-за стола и услужливо придвинул поближе
к гостям стоявшую у стенки скамью.
хозяйка.
немного.
раскисший сапог. Мальчик опять сел на свое место у коптюшки.
- ответил он по-белорусски.
мальчишка.
наизусть знае, - сказала от печи хозяйка.
необычным пристрастием сына-читателя.
потрепанной книгой. Зоська поправила портянку и с усилием натянула мокрый
сапог.
звать?
подошла к столу и с явным интересом наблюдала за гостьей и сыном. Глянул в
книгу и Антон. За их спинами в полумраке таилось заросшее щетиной лицо
хозяина.
бросились в море. Корабль ведь они достроить не успели и спасались на
рифах. Гибель, казалось, была неотвратимой. Но в самый последний момент на
горизонте появился корабль капитана Гранта. Грант плыл за Айртоном...
Трубников Александр
Лукин Евгений
Суворов Виктор
Самойлова Елена
Андреев Николай
Акунин Борис