посылал, я сам...
переживанием лицо, и смысл его слов не сразу доходил до ее сознания. В
самоволке? Почему в самоволке? Почему - она ушла и он не выдержал? Но вот
она стала понимать что-то, и смешанное чувство участия и почти испуга
охватило ее.
такое дело...
первой деревне влипнешь. Пропадешь ни за понюшку.
ты умеешь? Обмануть полицая сможешь? На документ свой надеешься? Так
первый же бобик все сразу поймет. А ну дай твой аусвайс!
пазуху и из специально пришитого для того кармашка в сачке достала измятую
книжицу аусвайса.
деревенские девки этак аусвайсы прячут? Надо было обернуть в бумажку да
завязать в чистую тряпицу. Да спрятать под седьмую одежку. А у тебя - все
наготове. Теперь фотография, - сказал он и умолк, разглядывая фото на
документе. - Ну, конечно, сразу видать: паспорт одного возраста, а фото
другого. Старое фото с чужого документа. Да и печать... Ну кто так печати
ставит! - возмутился он. - Руки бы тому обломать и за порог выбросить.
Смотри, даже буквы не сходятся.
поддельные буквы на ее фотографии заметно отличались от действительных на
странице аусвайса и шли как-то криво, словно расползаясь от влаги. Хотя
вчера аусвайс она не замочила нисколько.
она очень легко может влипнуть. Но как и чем оправдается он? Ведь целая
ночь отсутствия в лагере не останется незамеченной. Как тогда он объяснит
эту свою отлучку? Тревогой за Зосю Нарейко? Не будет ли это смешно и
нелепо? И кто в это поверит?
ольхе и стояла, не в состоянии придумать что-нибудь путное. Она только
смотрела на свой злосчастный аусвайс с такой малоудачной фотографией,
оторванной от ее довоенного студенческого билета.
плечами.
мать, могут проверить.
теперь настоять и даже что сказать Антону, Конечно, смысл его
сумасбродного поступка не оставлял сомнения, что он сделал плохо и что но
возвращении не избежать скандала. Антон поступил неправильно и даже
преступно, самовольно оставив отряд. В какой-то мере его оправдывало лишь
то обстоятельство, что отправился он не на пьянку на какой-нибудь хутор,
не на гулянку, а пошел с ней на опасное дело, откуда неизвестно еще, как
воротиться. К тому же этот его почти безрассудный риск из-за опасения за
ее жизнь ошеломил Зоську. Еще никто в ее жизни не пытался сделать ничего
подобного, и это сильнее всего связывало ее решимость, делая невольной
соучастницей Голубина.
думать. Теперь уж я тебя не оставлю. Пойдем вместе. Или ты против?
мерзнет, - сказал он, притопывая левой, мокрой ногой. - На Островке
скажешь, что послали вдвоем. Ты - старшая, я в подмогу. Пропуск дали?
смертельной опасности, а в отряде не ждали его неприятности по возвращении
из самовольной разведки. Но что делать, - действительно, она не могла его
прогнать от себя, да и не имела никакого желания делать это. Она вспомнила
свое одинокое блуждание вчера по болоту, и ей стало тоскливо. А каково
одной, по ту сторону Немана, в незнакомых, набитых полицаями деревнях.
плечо. - Пошли!
он шутливо толкнул ближнюю березку, и целое облачко снежинок сыпануло на
обоих. Зоська слегка вздрогнула, но даже не улыбнулась, и он, надев
рукавицу, небыстро пошел между зарослей, прорывая сапогами глубокий след в
засыпанной снегом траве.
из Заречья, но теперь дороги нигде не было видно, прямо-таки становилось
удивительно, куда она могла деться. По скользкому от снега травянистому
склону они поднялись к опушке хвойного леса, слегка углубившись в который
и не найдя никаких признаков дороги, Антон круто взял в сторону и так
редким сосняком прошел с полкилометра, пока не уперся в овраг. Стоя над
его крутоватым обрывом, поросшим кустами орешника, он подождал отставшую
Зоську.
было спросить?
было времени, немало которого ушло на это дурацкое блуждание, когда
впереди еще столько дел и забот. Правда, он мог бы идти и быстрее (он
вообще ходил быстро), но Зоська стала отставать, все-таки ее шажок не
сравнить с его метровым шагом. Девушка, видно, наконец согрелась, светлые
прядки ее волос выбились из-под серого теплого платка и прилипли к
вспотевшему лбу, все лицо зарделось и маково горело с усталости.
сапогами снег с низких деревцев можжевельника. В лесу стало теплее, ветер
стих, лишь голые верхушки орешника легонько покачивались на той стороне
оврага. Высокие сосны с посеребренными снегом ветвями чуть шумели вверху.
Конечно, он знал направление и мог идти на Островок лесом, напрямик, без
дороги, но все-таки до Островка было километров восемь, и он не хотел
мучить Зоську. Наверно, где-то поблизости, может даже в том месте, где
кончался овраг, и была дорога, не сквозь землю же она провалилась.
Антону показалось, что где-то слышны голоса. Он остановился, послушал,
оглянулся на Зоську, - та тоже настороженно вслушивалась. Вскоре их слух
различил в лесном шуме несколько невнятных звуков - несомненно, где-то
поблизости негромко разговаривали люди.
глубь леса.
если бы не частые заросли можжевельника и хвойного подроста, привольно
раскинувшиеся на нижнем ярусе леса. В этом сухом зимнем бору подрост был
неплохим укрытием на случай преследования, засад и слежки. Антон
маскировался в нем, переходя от куста к кусту, ненадолго останавливаясь и
слушая. Голоса временами пропадали совсем, но вот снова раздались чуть в
стороне от избранного им направления, и Антон затаился за корявым комлем
сосны. Непохоже, чтоб здесь были немцы или полицаи, подумал он, скорее
всего, крестьяне или соседи из отряда имени Ворошилова. Но теперь он не
хотел встречаться ни с кем. Да и Зоське такие встречи совсем ни к чему, им
надо было идти скрытно, встречая как можно меньше людей.
серый, усыпанный хвоей мох, который делал неслышными шаги человека. И
все-таки следовало быть настороже. Остановившись за очередной сосной,
Антон вынул из брючного кармана наган и, расстегнув на две верхние
пуговицы кожушок, сунул наган за пазуху.
густоватого березнячка, через который не стал продираться, и свернул в
сторону. Сначала бросилась в глаза рыжая лошадь, понуро стоявшая в упряжи
в двух десятках шагов от него, за ней на санях с подсанками сидела,
отвернувшись, женщина в коричневом, с черным воротником полушубке, и
возле, нагнув голову, стоял мужик в серой суконной поддевке,
сосредоточенно наблюдавший за тем, чем занималась женщина. Рядом на снегу
лежала свежеспилеиная сосна, уже раскряжеванная, с обрубленными сучьями, и
Прозоров Александр
Скальци Джон
Афанасьев Роман
Гуревич Георгий
Володихин Дмитрий
Мацумото Сэйте