Фошлевана. "Где это видано, - ворчала девица Жильнорман, - чтобы нареченная
сама являлась в дом жениха и сама напрашивалась на ухаживание?" Но обычай
этот, вызванный медленным выздоровлением Мариуса, укоренился еще и потому,
что кресла в доме на улице Сестер страстей господних были гораздо удобнее
для бесед с глазу на глаз, чем соломенные стулья на улице Вооруженного
человека. Мариус и Фошлеван виделись, но не разговаривали. Казалось, так
было между ними условлено. Каждая девушка нуждается в провожатом. Козетта не
могла бы приходить без Фошлевана. Для Мариуса присутствие Фошлевана было
необходимым условием свиданий с Козеттой. И он мирился с ним. Рассуждая об
улучшении жизни всего человечества и затрагивая в разговоре, слегка и в
общих чертах, политические вопросы, им случалось перекинуться несколькими
словами, помимо обычных "да" и "нет". Однажды по поводу народного
образования, которое Мариус мыслил бесплатным и обязательным, широко
распространенным, щедро предоставленным всем, как воздух и солнце, словом,
доступным для всего народа, они сошлись во мнениях и почти разговорились.
Мариус заметил при этом, что Фошлеван выражает свои мысли хорошо и даже
высоким слогом. Однако чего-то ему не хватало. В чем-то Фошлеван стоял ниже
светского человека, а в чем-то выше.
был к нему достаточно благожелателен, но холоден. Порою он сомневался, не
изменяет ли ему память. В его воспоминаниях образовался провал, темное
пятно, пропасть, вырытая четырехмесячной агонией. Много кануло туда
безвозвратно. Доходило до того, что он спрашивал себя, действительно ли он
видел Фошлевана, такого серьезного и спокойного человека, на баррикаде.
появляясь и исчезая, оставили в его памяти. Он не был избавлен от тех
навязчивых воспоминаний, которые принуждают нас, даже среди счастья и
благополучия, с тоской оглядываться назад. Тот, кто никогда не обращает
взора к исчезнувшим картинам минувшего, неспособен ни мыслить, ни любить. По
временам Мариус закрывал лицо руками, и смутные тревожные призраки былого
прорезали сумеречный туман, окутавший его мозг. Он снова видел, как падает
мертвым Мабеф, он слышал, как распевает Гаврош под градом картечи, он ощущал
на губах смертный холод лба Эпонины. Анжольрас, Курфейрак, Жан Прувер,
Комбефер, Боссюэ, Грантер, все его друзья вставали перед ним, как живые, а
затем исчезали. Только ли сон все эти дорогие его сердцу существа,
страдающие, мужественные, трогательные или трагические? Или они существовали
в действительности? Прошлое заволокло дымом мятежа. Тяжкие потрясения
вызывают тяжелые сны. Он спрашивал себя, проверял себя; голова его кружилась
от сознания, что эти жизни угасли бесследно. Где же они? Правда ли, что все
это умерло? Обвал все увлек за собой в черную тьму, кроме него одного. Все,
казалось, исчезло, словно за театральным занавесом. Порою над жизнью
опускаются подобные завесы. И бог переходит к следующему акту.
одинокий, обрел семью; он, отчаявшийся во всем, женится на Козетте. Ему
казалось, что он прошел через могилу, опустился туда осужденным, а вышел на
свет оправданным. Другие остались там, в глубине могилы. В иные минуты тени
прошлого, возвращаясь и оживая, обступали его и омрачали его дух; тогда он
думал о Козетте и снова успокаивался; только это великое счастье и могло
изгладить следы катастрофы.
верить, что Фошлеван с баррикады был тем же Фошлеваном из плоти и крови,
который так степенно сидел рядом с Козеттой. Тот был, вероятно, одним из
кошмарных образов, возникавших и таявших в часы бреда. Помимо всего, оба они
были необщительны по природе; поэтому Мариус не мог прямо задать Фошлевану
такой вопрос. Ему и в голову это не приходило. Мы уже отмечали эту черту его
характера.
согласию, не перемолвятся о ней ни словом, далеко не такая редкость, как
может показаться.
улицу Шанврери и, повернувшись к Фошлевану, спросил:
улице, показался Мариусу более убедительным, чем был на самом деле.
галлюцинация. Это просто кто-нибудь похожий на него. Фошлевана там не было.
Глава восьмая. ДВА ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫХ НЕВОЗМОЖНО РАЗЫСКАТЬ
Мариуса все его заботы.
предпринял трудные и тщательные розыски, посвященные прошлому.
за самого себя.
Мариуса, в дом Жильнормана.
допускал мысли, что, наслаждаясь счастьем, может забыть о них, и боялся, как
бы этот неоплаченный долг чести не омрачил его жизни, ныне такой лучезарной.
Он не мог откладывать платеж по этим давним обязательствам и, прежде чем
вступить в радостное будущее, хотел расквитаться с прошедшим.
он спас полковника Понмерси. Тенардье мог быть бандитом в глазах всего
света, но не в глазах Мариуса.
Ватерлоо, Мариус не подозревал, какие странные обстоятельства связывали с
Тенардье его отца, который был обязан мародеру жизнью, но не благодарностью.
напасть на след Тенардье. Казалось, все было утеряно безвозвратно. Жена
Тенардье умерла в тюрьме во время следствия. Сам Тенардье и его дочь
Азельма, последние, кто остался от злополучной семьи, снова канули во тьму.
Пучинa социального Неведомого беззвучно сомкнулась над этими существами. Не
осталось на поверхности ни зыби, ни ряби, ни темных концентрических кругов,
которые указывали бы, что туда что-то упало и что надо опустить туда лот.
исчез, главные обвиняемые бежали из тюрьмы, и громкий судебный процесс о
засаде в лачуге Горбо почти ни к чему не привел. Дело так и осталось
довольно темным. Суд присяжных вынужден был удовольствоваться двумя
второстепенными обвиняемыми: один из них был Крючок, он же Весенний, он же
Гнус, другой - Пол -Лиарда, он же Два -Миллиарда; обоих приговорили к десяти
годам галер. Их скрывшиеся сообщники были заочно присуждены к пожизненным
каторжным работам. Тенардье, как зачинщику и вожаку, был вынесен, также
заочно, смертный приговор. Приговор - вот единственное, что оставалось от
Тенардье и бросало зловещий свет на это исчезнувшее имя, подобно свече,
горящей у гроба.
дальше на самое дно, еще сильнее сгущало мрак, который окутывал этого
человека.
кое-какие результаты, но затем зашли в тупик. Удалось найти фиакр, который
привез Мариуса вечером 6 июня на улицу Сестер страстей господних. Извозчик
показал, что 6 июня по приказу полицейского агента он "проторчал" с трех
часов пополудни дотемна на набережной Елисейских полей, над отверстием
Главного водостока; что часам к девяти вечера решетка клоаки, выходящая на
берег реки, отворилась; оттуда показался человек; он нес на плечах другого,
по всей видимости мертвого; полицейский, который караулил это место,
арестовал живого и захватил мертвеца; по приказу агента он, извозчик,
погрузил "всю эту публику" в свой фиакр; они направились сперва на улицу
Сестер страстей господних и высадили там покойника, этот покойник и есть
господин Мариус, и он, извозчик, узнает его, хотя "нынче, спору нет, барин
живехонек"; после этого седоки снова влезли в карету, а он погнал лошадей
дальше; немного не доезжая ворот Архива, они велели ему остановиться; там,
прямо на улице, с ним расплатились и ушли, и полицейский увел с собой
второго человека; а больше он, извозчик, знать ничего не знает, к тому же
ночь была очень темная.
Он помнит только, что сильная рука подхватила его сзади в ту минуту, как он
падал навзничь на баррикаде; после этого все угасло в его сознании. Он
пришел в себя только в доме Жильнормана.
случиться, однако, что, упав без чувств на улице Шанврери, он был подобран
полицейским на берегу Сены, возле моста Инвалидов? Кто-то, очевидно, донес
его от квартала Центрального рынка до самых Елисейских полей. Каким путем?
Через водосток. Неслыханное самопожертвование!
следа, ни малейших примет.