Чтение 5–й страницы книги ~Наш человек в Гаване~

дела.

На листке было указано, что он перебрал по своему счету пятьдесят
долларов.

- Ни в коей мере. Очень вам признателен, - сказал Уормолд. - Но
беспокоиться нечего.

- Что вы, банк нисколько не беспокоится, мистер Уормолд. - Вы ведь сами
просили, вот и все.

Уормолд подумал: "Ну да, если бы я перебрал пятьдесят тысяч долларов,
он бы, наверно, звал меня Джимом".

В это утро ему почему-то не хотелось встречаться с доктором
Гассельбахером за "дайкири". Временами доктор Гассельбахер казался ему уж
слишком беззаботным, поэтому он пошел к "Неряхе-Джо", а не в "Чудо-бар".
Ни один житель Гаваны не заглядывал к "Неряхе-Джо", потому что туда ходили
туристы; однако туристов, увы, теперь становилось все меньше, ибо нынешнее
правительство Дышало на ладан. Хотя в застенках Jefatura [хефатура -
полицейское управление (исп.)] испокон веку творились темные дела, но они
не касались туристов из "Насьоналя" или "Севил-Билтмора"; однако, когда
одного из туристов убило шальной пулей, в то время как он фотографировал
какого-то живописного нищего под балконом президентского дворца, выстрел
прозвучал погребальным звоном по всем туристским маршрутам, "включающим
прогулку на пляж Варадеро и по злачным местам ночной Гаваны". Пуля
превратила в осколки и "лейку" убитого, что особенно напугало его
спутников. Уормолд слышал, как они потом говорили в баре "Насьоналя":

- Пробила камеру насквозь. Пятьсот долларов - кошке под хвост.

- А его убило сразу?

- Еще бы. А объектив... осколки разлетелись на пятьдесят метров в
окружности. Видите? Везу кусочек домой, чтобы показать мистеру
Хампелникеру.

В это утро длинный зал был пуст, если не считать элегантного незнакомца
в одном углу и толстого агента туристской полиции, который курил сигару в
другом углу. Англичанин так внимательно разглядывал бесконечную батарею
бутылок, что не сразу заметил Уормолда.

- Да не может быть! - воскликнул он. - Кого я вижу? Мистер Уормолд! -
Уормолд удивился, откуда он знает его имя, ведь он же забыл вручить ему
фирменную карточку. - Восемнадцать разных сортов шотландского виски, -
сказал незнакомец, - включая "Черную этикетку". А пшеничного я даже не
считал. Поразительное зрелище! Поразительное... - повторил он почтительным
шепотом. - Вы когда-нибудь видели столько разных сортов?

- Представьте, да. Я собираю пробные бутылочки, и у меня уже есть
девяносто девять марок.

- Интересно. А что сейчас выпьете? Как насчет "Хейга с ямочками"?

- Благодарю. Я уже заказал "дайкири".

- Такие напитки меня расслабляют.

- Вы уже решили, какой вам нужен пылесос? - для приличия спросил
Уормолд.

- Пылесос?

- Ну да, электропылесос. То, что я продаю.

- А-а, пылесос... Ха-ха! Плюньте на эту дрянь и выпейте со мной виски.

- Днем я никогда не пью виски.

- Ох, уж эти мне южане!

- При чем тут южане?

- Кровь у вас жидкая. От солнца, так сказать. Ведь вы родились в Ницце!

- Откуда вы знаете?

- Ну, господи, слухами земля полнится. То с одним поболтаешь, то с
другим. По правде говоря, я и с вами хотел кое о чем потолковать.

- Пожалуйста.

- Да нет, я предпочел бы местечко потише. Тут все время шныряют
какие-то типы - входят, выходят...

Как это было далеко от истины! Ни одна живая душа не проходила мимо
дверей, освещенных жгучими лучами солнца. Полицейский мирно спал,
прислонив сигару к пепельнице, - в этот час здесь не было ни единого
туриста, который бы нуждался в опеке и надзоре. Уормолд сказал:

- Если насчет пылесоса, пойдемте лучше в магазин.

- Не надо. Не хочу, чтобы видели, как я там околачиваюсь. Бар в этом
смысле совсем неплохое место. Встречаете земляка, хотите посидеть вдвоем,
что может быть естественнее?

- Не понимаю.

- Ну вы же знаете, как это бывает.

- Не знаю.

- То есть как, вы не считаете, что это естественно?

Уормолд отчаялся что-нибудь понять. Он оставил на стойке восемьдесят
сентаво и сказал:

- Мне пора в магазин.

- Зачем?

- Я не люблю оставлять надолго Лопеса одного.

- Ах, Лопеса... Вот как раз о Лопесе я и хочу с вами поговорить.

И снова Уормолд подумал, что это, вернее всего, какой-то чудаковатый
инспектор из главной конторы; однако он явно перешел всякие границы
чудачества, когда шепнул ему:

- Ступайте в уборную, я сейчас приду.

- В уборную? Зачем?

- Потому что я не знаю, где она.

В этом свихнувшемся мире проще всего подчиняться, не рассуждая. Уормолд
провел незнакомца через заднюю дверь по короткому коридору и показал вход
в уборную.

- Вон там.

- Ступайте вперед, старина.

- Да мне не нужно.

- Не валяйте дурака, - сказал незнакомец.

Он положил руку Уормолду на плечо и втолкнул его в дверь. Внутри были
две раковины, стул с поломанной спинкой, обычные кабинки и Писсуары.

- Сядьте, старина, - сказал незнакомец, - а я пущу воду. - Но когда
вода пошла, он и не подумал умываться. - Будет выглядеть куда
естественнее, - объяснил он (слово "естественный" было, видно, его любимым
эпитетом), - если кто-нибудь сюда ворвется. И, конечно, собьет с толку
микрофон.

- Микрофон?

- Верно. Совершенно верно. В таком месте вряд ли может быть микрофон,
но правила прежде: всего. Выигрывает последнюю схватку тот, кто действует
по всем правилам. Хорошо, что здесь, в Гаване, моют руки под краном, а не
в раковине. Пусть себе вода течет.

- Да объясните вы мне...

- Осторожность, надо вам сказать, не мешает даже в уборной. Один наш
парень в Дании в девятьсот сороковом увидел из своего собственного окна,
как германский флот идет через Каттегат.

- Какой гад?

- Каттегат. Ну, он сразу понял, что началась заваруха. Стал жечь
бумаги. Пепел бросил в унитаз и дернул цепочку. Не повезло: весенние
заморозки. Трубы замерзли. Пепел всплыл в ванне этажом ниже. Квартира
старой девы баронессы, как, бишь, ее звали? Как раз собиралась принимать
ванну. Пиковое положение у нашего парня.

- Прямо шпионаж какой-то!

- Это и есть шпионаж, старина, во всяком случае, как это называют в
романах. Вот почему я и хотел поговорить о вашем Лопесе. Он человек
надежный или лучше его убрать?

- Вы что, из разведки?

- Да вроде того.

- Зачем я стану выгонять Лопеса? Он у меня работает уже десять лет.

- Мы можем найти вам человека, который отлично разбирается в пылесосах.
Но, естественно, последнее слово должно остаться за вами.

- Да какое я имею отношение к вашей разведке?

- Минуточку, старина, сейчас мы к этому подойдем. Мы на всякий случай
проверили Лопеса - он, кажется, чист. Но вот ваш друг Гассельбахер... тут
бы я поостерегся.

- Откуда вы знаете Гассельбахера?

- Я ведь тут уже пару дней и кое-что разнюхал. В таких случаях надо
быть в курсе дела.

- В каких случаях?

- Где он родился, этот Гассельбахер?

- Кажется, в Берлине.

- На чьей он стороне? Восток? Запад?

- Мы никогда не говорим о политике.

- Впрочем, это роли не играет. Восток или Запад - немец есть немец.
Вспомните Риббентропа. Нас второй раз на эту удочку не поймаешь.

- Гассельбахер не занимается политикой. Он старый врач, живет здесь уже
тридцать лет.

- Все равно, вы себе не представляете... Но вы правы: если вы с ним
порвете, это сразу бросится в глаза. Осторожно водите его за нос, вот и
все. Если обходиться с ним умело, он может быть даже полезен.

- Я не собираюсь водить его за нос.

- Это нужно для дела.

- Да не желаю я участвовать в ваших делах! Что вы ко мне привязались?

- Вы - английский патриот. Живете здесь много лет. Уважаемый член
Европейского коммерческого общества. А нам необходим резидент в Гаване,
сами понимаете. Подводные лодки нуждаются в горючем. Диктаторы всегда
находят общий язык. Большие диктаторы затягивают в свои сети маленьких.

- Атомным подводным лодкам не нужно горючее.

- Точно, старина, точно. Но война всегда немножко отстает от жизни.