лучше оплачивались, чем вагоны.
ходил. И его закадычный друг Костя Буланов не ходил тоже.
жизни другого такого друга. Собственно, Костя был вообще единственный
друг, остальные - приятели.
изобретательный. Вдохновенный враль - чего только не придумывал! Ни на что
в жизни не смотрел серьезно. Была у него поговорка: "Пока суд да дело,
бери, не зевай". И брал, не зевал. Легкость какая-то, летучесть...
Но до этого было еще далеко. Когда в первый раз увидел - ну никакого
впечатления. Нехороша, высока ростом. Тогда высокий рост у женщин был
редок, считался скорей недостатком: неженственно.
собиралась компания молодежи обоего пола. Вечеринками назывались такие
встречи (теперь этого слова что-то не слышно). Устраивались они в
складчину. Без вина - оно еще не было в обычае, да и дорого. Только чай с
бутербродами. Были пьяны, но одной своей молодостью.
"пишбарышня"...). Кокетливые, но целомудренные, с густо напудренными по
крему лицами (того требовала мода), но губы не крашены. Платья с голыми от
плеч руками, с большим цветком на плече. Низко, по самые глаза, надвинутые
шляпки в форме колокола. Все эти барышни где-то работали, лакированные
туфельки покупали на сбереженные гроши. Зачастую подголадывали - отсюда
интересная бледность...
плохо одетые, не стеснявшиеся дырявых подметок. Эти овальные дырочки,
давно не приходилось их видеть! Тогда обувь отдавали в починку. Новую
подметку прибивали деревянными шпильками. Чуть отставая, она напоминала
щучью пасть...
Молодость своя, молодость страны...
дымном морозе. Руки, вытянутые из варежек. Касание рук. Иногда поцелуй в
озябшую щеку, пахнущую пудрой "Рашель"... Сегодня одна, через неделю
другая...
Нина-певица...
"мнения". Шутовские спектакли. Костя и он изображали балетную пару: принц
и принцесса. Принц - в обтянутых кальсонах, в бархатной безрукавке,
вышитой бисером. Принцесса - в пышной пачке из газетного листа и огромных
полуботинках. Принц поднимал свою партнершу, пыхтя, говорил: "И тяжела же
ты, мать!" Принцесса жеманилась, опускала ресницы. Потом принц командовал:
"Господин капельмейстер! Дайте что-нибудь на два!" Нина-певица барабанила
по роялю на два счета, а принц прыгал, занося ноги вбок, выше головы и
усердно колотя ими друг о друга. Потом - очередь принцессы. Она с трудом,
медленно становилась на пуанты и теряла пачку... Смеху было!
облака в небе перьями... Упругость в руках, ведущих весла. А главное -
купание! Вето жизнь - самое большое из наслаждений.
гравия, гранитные древние стены, высокий собор. На шпиле поворачивался и
скрипел флюгер (может быть, этого слышно не было, но помнится, что
скрипел). Развернутое вбок крыло. Высоко-далеко в бледном небе, неизменно
бледном, или так вспоминается? Ведь не могло же оно быть всегда бледным.
Были же и солнечные дни.
оловянная вода. Она казалась выпуклой, эта вода. Выпуклой и маслянистой.
По ней, обгоняя друг друга, бежали вихорьки - знак сильного течения. Он
любил плавать в этой сильной, быстрой воде. Из всей компании - лучший
пловец. Что там лучший - единственный. Только он один мог переплыть на ту
сторону. Сносило ужасно! Добираться назад было трудно. Иногда подхватит
чья-нибудь лодка. Любил притворно пропасть, чтобы беспокоились, ахали...
сходил на поклон к местам этих юных купаний. Какая-то неопределенная тоска
его повлекла. Чувствовал, что идет к закату...
место, где был когда-то счастлив и молод. Нет, свидания с прошлым не
получилось. Все изменилось неузнаваемо. Даже Нева была словно бы не такой
широкой. У стен крепости вместо узкой каменистой кромки - благоустроенный
пляж с намытым песком. Деловито загорающие мужчины в плавках, девушки в
"бикини". Транзисторные приемники с их нестерпимой разноголосицей... Тогда
не было ни плавок, ни "бикини", не говоря уже о приемниках. Мужские трусы
висели почти до колен. Барышни, стесняясь своей полунаготы, скромно
купались в сторонке; у кого не было купального костюма - в сорочке,
мокрыми звездами облипавшей грудь. Бедна была страна, бедны были с нею и
они, молодые. И все-таки, ворчливо думал Федор Филатович, мы с нашей
бедностью были, пожалуй, счастливее, чем эти с их импортным барахлом. "Мы
кузнецы, и дух наш молод..." - вспомнил он тогдашнюю песенку...
бедрах и опаловых очках. Она говорила что-то обычное о крепости, о романе
"Одеты камнем"... И вдруг насторожился. Устремив указку в направлении
шпиля, дама сказала: "Товарищи, обратите внимание на флюгер наверху. Это
ангел-флюгер".
этого не замечал, как-то не обращал внимания...
свою внутреннюю копилку, чтобы рассказать при случае. Впрочем, в
теперешних его компаниях некому, пожалуй, было оценить, рассмеяться.
Собираясь, больше пили. Вот Костя Буланов - тот оценил бы. Но нет Кости,
давно нет.
Федор Филатович не засмеялся тем словам, а ужаснулся. "Ангел-флюгер" - это
же он сам! Как будто полет - и в то же время жесткая подчиненность. Всю
жизнь поворачивался по ветру - как проще, как удобнее.
подпись: ФАзан... - и затейливый росчерк, птичье крыло, вольно раскинувшее
перья. Федор Азанчевский, короче - Фазан. Все его звали Фазаном, прозвище
ему шло. Красивый, талантливый, неистощимый на выдумки, золотокрылый.
Всегдашний "заводила", номер первый во всех играх, затеях, представлениях.
Играл на рояле, эффектно педалируя (у Булановых был и рояль). Пел модные
песенки, тогда еще не из кинофильмов, кино было немое. Рисовал карикатуры,
мгновенно схватывая сходство. Горел всеми цветами радуги - Фазан...
блеск пера... Понимал ли, что происходило вокруг, какие вершились
перемены, какие сдвиги? Нет, не понимал. И не задумывался. Его просто
несло по жизни, а он, зажмурившись, уносился...
19
необязательным, хочешь - слушай лекции, не хочешь - нет. Какие-то сроки
были установлены для зачетов. Не сдал вовремя - пеняй на себя. Отчисляли
без всяких церемоний, не то что теперь. Некоторые зачеты он с грехом
пополам сдавал, выезжая на беглости речи и общем развитии (тогда оно у
него еще было, еще не одичал), да по-немецки у него было устойчивое "вуд"
(весьма удовлетворительно). Споткнулся на черчении. Прекрасно рисовавший,
он черчения не переносил: рабское копирование. А оно преподавалось
дотошно, въедливо, было чуть ли не главным предметом. Работали тушью по
ватману. Терпение требовалось дьявольское, как у Вари.
не сдал, был кран. Конечно, не водопроводный, а подъемный, с огромным
крючищем, но именно кран. "Не выйдет из вас инженера", - сказал профессор,
отодвигая в сторону его творение. И не вышло. Из-за этого крана (он никак
не мог его одолеть) Федора Азанчевского, Фазана по прозвищу, исключили из
института на втором году обучения.
исключили. Не мог сказать и Варе. Ведь она для него всем пожертвовала.
Решила, что учиться должен он, мужчина, надежда семьи. А сама пошла
работать. Не так-то это было просто тогда - устроиться на работу.
Безработица, огромные очереди у биржи труда. Выстояла, устроилась
почтальоном. С гордостью носила потертую черную сумку (оттопыренная крышка
вроде ее собственной верхней губы...). С гордостью приносила домой
заработанные гроши. Нет, не мог сказать им - двум труженицам! - что его
исключили. Легче было скрыть. Повернуться по ветру, как флюгер.
Ангел-флюгер, черт тебя возьми. Будь ты проклят.