прослушивания в пустой гостиной. Мимо окон, он видел, прошел судовой врач.
Он направлялся очевидно к капитану, потому что буквально в следующую минуту
мистер Пинфолд услышал его голос.
странностей?
обследовать, но я, как вы понимаете, не могу, раз он сам не просит и не
буянит. А сейчас они все говорят, что он бросился за борт.
пассажира нет в его каюте. Может, он в чьей-нибудь еще каюте, с пассажиркой,
и у них свои дела.
неделю со шваброй... И пароход вдруг загомонил, как курятник.
последних сил старался не отвлекаться и вникал в книгу. Вдруг тон
переменился. - Все в порядке, он нашелся.
далеко зашли. И дальнейшее была тишина.
день потом она не закрывала рта, радуясь перемене в облике мистера Пинфолда:
- Он помолодел, - говорила она, - подтянулся, невероятно похорошел.
Пинфолд не видел большой разницы с прежним, не видел причины для этих
восторгов. Не его расцветшая красота восхищала Маргарет, высказал он
догадку, а свидетельство доверия, которое он ей оказал.
...подумайте, Гилберт. Парикмахерская. Вам это ни о чем не говорит?
это знать.
Парикмахерская, Гилберт. Что делают парикмахеры, кроме того, что стригут
волосы?
по-моему, срезают мозоли.
нужно времени после бритья, чтобы вы стали колючим? Мне очень хочется, чтоб
вы кололись... - И она снова разразилась горячечным объяснением в любви.
неоднократно в прошлом становился предметом страстной юной влюбленности.
Пылкие простодушные речи Маргарет напомнили ему письма, возможно, написанные
в постели, которые он получал по два в день на протяжении недели-двух. То
были признания, заверения в любви без обратного адреса, без расчета на ответ
и поощрение, и обрывался этот поток так же неожиданно, как начинался. Как
правило, после первого письма он их не читал, но здесь, на борту враждебного
"Калибана", бесхитростный пылкий лепет Маргарет проливал бальзам на его
душу, и он внимал благосклонно. Больше того, как бы вознаграждая себя за
незаслуженные оскорбления, он алкал этих благостных минут. Утром он совсем
решил поменять каюту. А вечером ему расхотелось лишать себя весны.
Смертельно усталый, он просидел в одиночестве на палубе, пока из
кают-компании не стали подыматься пассажиры. Тогда он отправился к себе в
каюту, впервые за три дня надел пижаму, помолился на ночь, забрался в
постель, выключил свет, настроился спать и заснул.
легли. Вы, естественно, не забыли, что обещали Маргарет?
нотками истерики голос. - Это не совсем так. Это не совсем то, что ты
называешь обещанием. Неужели ты не понимаешь, какой это будет ужас, если ты
его сейчас расстроишь? Он ничего не обещал.
хорошенькая девушка. Он бы не стал отмахиваться и притворяться спящим.
него сотни девушек, к его услугам самые стильные стервы и распутницы в
Лондоне, в Париже, Риме и Нью-Йорке. Что ему во мне? А я так его люблю. - И
страдая, она захныкала, к чему мистер Пинфолд стал привыкать на этом
пароходе.
поговорю. Мистер Пинфолд. Гилберт. Проснитесь. Маргарет должна вам что-то
сказать. Он проснулся, милая. Я знаю. Скажите же, что вы проснулись и
слушаете нас, Гилберт.
Маргарет будет с вами говорить. Давай, Маргарет, говори.
любите?
уверен, что она восхитительная девочка, но я ее в глаза не видел.
то есть духовно вы другой. Вы хотите казаться грубым, земным, да? - тогда не
надо корить людей за то, что они судят вас вашими же мерками. На корабле про
вас говорят самые невероятные вещи. Но я смею этому не верить. Маргарет
хочет прийти и сказать вам спокойной ночи, Гилберт. Она не уверена, что вы
ее действительно любите. Скажите Мими, что вы ее любите, Гилберт.
дочь - очаровательнейшая девушка, но так получилось, что я ее не знаю, и еще
получилось так, что у меня есть жена, я ее люблю.
выпорхнули из его сознания, как он понял, что говорить этого не следовало.
Казалось, сотрясся весь основательный корабль. Одиноко взмыл жалобный вопль
Маргарет, зашипела оскорбленная мать, полез в амбицию сын: - Помяни мое
слово, ты заплатишь за это, Пайнфельд. Если ты думаешь, что с моей матерью
можно говорить, как...
тридцать лет только собираюсь тебе это сказать. Ты это самое и есть. Теперь,
с твоего позволения, я сам займусь этим делом. Все отсюда вон. Я буду
говорить с дочкой. Иди ко мне, Мегги-Пегги, много неги у моей Мими. - У
размякшего военного загустел голос, а выговор почему-то стал кельтским. -
Больше ты не будешь моей крошкой Мими, с сегодняшней ночи не будешь, и этого
мне не забыть. Ты теперь женщина и, как положено женщине, отдала свое сердце
мужчине. Ты сама сделала выбор, я тебя не неволил. Он стар для тебя, но нет
худа без добра. Сколько молодоженов маются поначалу из-за неумелости. А
пожилой человек скорее научит тебя, чем молодой. Он будет мягче, добрее,
опрятнее, а в положенный срок ты сама сможешь научить молодых - вот так и
постигается искусство любви и не переводятся наставники. Я бы сам с великой
охотой стал твоим учителем, но ты уже сделала свой выбор, и нечего теперь об
этом говорить.
ровни нет на корабле. И если я не заблуждаюсь насчет этого мужчины, он
изголодался и не находит себе места. Иди и бери его, девушка. Как, думаешь,
заполучила меня твоя мать? Она не ждала, когда ее спросят, поверь мне. Она
была дочерью солдата. Она всегда шла напролом. И передо мной не заробела,
вот так. Не забывай, что ты тоже дочь солдата. Если тебе хочется этого
Пинфолда, иди и бери его. Только, ради Христа, имей выправку, почисть перья,
умойся, причешись, сними с себя все.