зимнее время от безделья домотдухчу*, гоготали так, что стекла звенели в
промозглых и смрадных от табачного духа помещениях общепита, поддавали и
подначивали пьяного Базарбая, еще больше разжигая его бахвальство. Эти
разговоры доходили и до ушей Бостона. Вот почему произошел большой скандал
на совещании у директора совхоза.
вдруг тягостных дум. А все началось с того, что опять закружили поблизости
от зимовья волки и опять затянули ту невыносимую, душу выворачивающую песню,
и опять, дрожа от страха, прижималась Гулюмкан к мужу, а потом не выдержала,
принесла снова спящего Кенджеша в постель и поглаживала его, прикрывала
телом, точно ему что-то угрожало. Не по себе становилось от этого Бостону,
хоть он и понимал, что женщине простительно бояться темноты и непривычных
звуков.
отпускала, не желала ни на минуту оставаться одна. Потом она все же уснула
тревожным, чутким сном, но Бостон так и не смог одолеть бессонницу. Всякие
мысли лезли в голову. И получалось, что чем дольше он жил на белом свете,
тем трудней и сложней становилось жить, и не столько даже жить, сколько
понять смысл жизни. То, о чем прежде не думалось или думалось невнятно,
где-то в глубине души, теперь возникало в мыслях с настоятельной
необходимостью ответить себе, что есть что.
отец его погиб на войне, когда он во втором классе учился, потом умерла
мать, старшие братья и сестры жили сами по себе, иных уже и не было в живых,
и он всем был обязан только себе, только своему труду, он, как теперь
понимал, шел к некой поставленной самому себе цели упорно, неуклонно изо дня
в день, работал не покладая рук и считал, что только в этом и может
заключаться смысл жизни. Так же истово он заставлял трудиться и всех, кто
работал под его началом. Многих из тех, кто прошел его школу, он вывел в
люди, научил работать, а через это и ценить саму жизнь в труде. Тех же, кто
не стремился к этой цели, Бостон откровенно не любил и не понимал. Считал
таких людей никчемными. Был с ними сух и неприветлив. Знал, что многие его
за это поносили за глаза, называли жмотом, кулаком, сожалели, что Бостон
поздновато родился, а не то гнить бы его костям в снегах Сибири. Ни на какую
хулу Бостон, как правило, не отвечал, ибо никогда не сомневался, что истина
на его стороне, иначе и не могло быть, иначе свет перевернулся бы вверх
дном. В этом он был убежден так же, как и в том, что солнце восходит на
востоке. И лишь однажды слепая судьба поставила его на колени и заставила
горько каяться, и с тех пор познал он тяжесть и горечь сомнений...
V
проработали вместе три года. Хороший был работник, ничего не скажешь, и
человек надежный - именно такой нужен был Бостону в его бригаде. Эрназар сам
пришел к нему, и с того и началась их общая работа. Как-то осенью приехал он
к Бостону в Бешкунгей, где стояла тогда отара перед зимой. Поговорить,
сказал, приехал. За чаем как раз и поговорили. Надоело, сетовал Эрназар,
работать с кем попало; как ни старайся, а если старший чабан не хозяин, мало
проку в одном старании. Вот годы идут, две дочери подрастают, смотришь,
замуж скоро выдавать, время-то быстро катится, и сколько ни работаю, а сам
весь в долгах, дом построил, кто не знает, во что это обходится, а у тебя,
Боске, так называл он его уважительно, не скрою, можно и поработать и
заработать. За шерсть, за приплод, за привесы всегда у тебя, Боске,
премиальные идут, и немалые. Вот и надумал просить тебя, если не возражаешь,
поговори с директором, пусть перебросит меня к тебе первым чабаном, твоей
правой рукой. Не подведу, сам понимаешь, иначе не стал бы этот разговор
заводить...
Гулюмкан приходилась отдаленной родственницей его жене Арзыгуль. Стало быть,
свои люди. Но главное, Бостон сразу поверил в Эрназара и потом никогда не
пожалел об этом.
Сработаться им было несложно, потому что Эрназар, как и сам Бостон, был
прирожденный хозяин, с точки зрения других - дурак каких мало: к совхозному
скоту относился как к своему, будто он лично ему принадлежал. Больной, что
ли? А отсюда вытекало и все остальное - и трудился как на себя, и заботился
о хозяйстве как о своем кровном. Трудолюбие было в натуре Эрназара. Он был и
наделен им от природы, и развил его в процессе жизни, качество это
вселенского порядка, им, этим качеством, должны быть наделены все люди,
только одни его развивают в себе, это качество, а другие нет. Ведь если
подумать, сколько их, лодырей, везде и повсюду-ивзрослых, и юных, и мужчин,
и женщин. Словно люди не понимают, сколько несчастий и убожества в их жизни
проистекает и проистекало во все времена от лени. Но Бостон и Эрназар были
истинными трудягами и потому родственными душами. Оттого и работалось им
дружно и согласно, и понимали они друг друга с полуслова. Однако случилось
так, что, пожалуй, именно эта черта и сыграла свою роковую роль в их
жизни...
до появления бригадных и семейных производственных подрядов Бостон
Уркунчиев, вероятно, в силу какой-то своей интуиции настаивал при каждом
удобном случае, чтобы за ним, вернее, за его бригадой, закреплена была бы
земля в постоянное пользование. Простая цель эта, правда, бесхитростно
высказанная, но с точки зрения иных ортодоксов вызывающая, сводилась к тому,
что пусть, мол, у меня будет своя пастбищная территория, то есть своя земля,
пусть у меня будут свои кошары и за них я сам буду в ответе, а не
завхоз-комендант, у которого голова не болит, если крыша течет, пусть у меня
будут в горах летние выпасы, чтобы не гонять меня с отарой куда попало, и
пусть все знают, что те выпасы закреплены за мной, Бостоном, а не за кем
другим, и чтобы всем этим распоряжался я сам как хозяин, как работник, и
тогда я сделаю во сто раз больше и дам гораздо больше продукции сверх плана,
нежели на обезличенной земле, где я работаю все равно как батрак-джалдама*,
который следующей осенью перейдет неизвестно куда.
конечно, правильно, разумно, за всеми бы так закрепить участки, пусть люди
чувствуют себя хозяевами и чтобы дети, семья знали об этом и вместе
трудились на своей земле, но стоило кому-нибудь из бдительных местных
политэкономистов засомневаться: а не есть ли это посягательство на священные
принципы социализма? - как все немедленно шли на попятный и начинали
говорить обратное, доказывали то, что не было нужды доказывать. Никто не
хотел быть заподозренным в ереси. И лишь Бостон Уркунчиев - невежественный
пастух - упрямо продолжал твердить свое почти на каждом совхозном или
районном собрании. Его слушали, восхищались и посмеивались: а что, мол, ему,
Бостону, что думает, то и говорит, терять ему нечего, с работы его не
снимут, карьеру не поломают. Счастливец! И каждый раз ему давали отповедь с
теоретических позиций - особенно усердствовал в этом деле парторг совхоза
Кочкорбаев, типичный грамотей с дипломом областной партшколы. С этим
Кочкорбаевым отношения у Бостона были почти анекдотичные. Столько лет тот
был парторгом совхоза, но Бостону так и не удалось разобраться - то ли
Кочкорбаев прикидывался наивным буквоедом (наверное, это давало ему какие-то
преимущества), то ли и в самом деле был им. С виду эдакий краснощекий скопец
- гладенький, как яичко, всегда при галстуке, всегда с какой-то папкой,
всегда озабоченный - дела-дела, - быстро ходит и быстро говорит, точно
газету читает. Иногда Бостону думалось: может быть, он и во сне говорит как
по писаному.
вам дaвно пора понять, что земля у нас общенародное достояние. Так написано
в Конституции. Земля в нашей стране принадлежит народу, только народу и
никому другому. А вы требуете себе, можно сказать, чуть ли не в частную
собственность зимние и летние пастбища, кошары, корма и прочий инвентарь.
Этого мы допустить не можем - мы не имеем права искажать принципы
социализма. Вы поняли, куда вы клоните и куда хотите нас завести?
не я, а народ, пусть народ идет и работает в моей кошаре, а я посмотрю, что
из этого выйдет. Если я не хозяин своему делу, кто-то в конце концов должен
же быть хозяином?
государство.
государство? Вроде ты, парторг, молодой ученый, только чему вас там учили,
если мне твоих слов не понять?
разводите кулацкую демагогию, но запомните - ваше время прошло, и мы никому
не позволим посягать на основы социализма.
все равно на своем стою, работать-то мне, а не кому другому. Чуть что - вы
мне рот затыкаете: народ, народ! Народ - хозяин! Ну, хорошо. Пусть тогда
народ и рассудит: скота становится из года в год все больше и больше, сорок
тысяч голов только мелкого скота в совхозе - такое прежде никому и не
снилось, земли свободной все меньше, а планы растут. Вот смотрите сами:
раньше я настригал шерсти по три килограмма семьсот грамм с головы, а лет
двадцать тому назад начинал - все знают - с двух килограммов, то есть за
двадцать лет с большим трудом дал прибавку в кило семьсот. А теперь за один
год план повысили на полкилограмма. Откуда я возьму его? Я что, колдовать
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Соломатина Татьяна