крючков, дай. Я тебя с собой возьму.
каменным бычкам, за поскотину, спускавшуюся прямо в Енисей по-за логом.
командовал напропалую. Поскольку был он сегодня старшим и чувствовал большую
ответственность, то уж не задирался зря и, мало того, усмирял "народ", если
тот начинал свалку.
руки" закинул лески, чтобы дальше закинулось, -- всем известно: чем дальше и
глубже, тем больше рыбы и крупней она.
дразниться. Санька терпел, терпел и прогнал нас искать щавель, береговой
чеснок, дикую редьку, иначе, мол, он за себя не ручается, иначе он всем нам
нащелкает.
пошлет, ничем не брезговали и оттого были краснорожие, сильные, ловкие,
особенно за столом.
жратвы зелень, он вытащил двух ершей, пескаря и белоглазого ельчика. Развели
огонь на берегу. Санька вздел на палочки рыб, приспособил их жарить,
ребятишки окружили костерок и не спускали глаз с жарева. "Са-ань! -- заныли
они скоро. -- Уж изварилось! Са-ань!.."
Токо бы слопать поскореича. А ну как брюхо схватит, понос ешли?..
чего, и навтыкает. Терпят малые, швыркают носами; норовят огонь пожарче
сладить. Однако терпенья хватает ненадолго.
постанывая от горячего, съели их почти сырыми, без соли и хлеба, съели и в
недоумении огляделись: уже?! Столько ждали, столько терпели и только
облизнулись. Хлеб мой ребятишки тоже незаметно смолотили и занялись кто чем:
вытаскивали из норок береговушек, "блинали" каменными плиточками по воде,
пробовали купаться, но вода была еще холодная, быстро выскочили из реки --
отогреваться у костра. Отогрелись и упали в еще низкую траву, чтоб не
видать, как Санька жарит рыбу, теперь уже себе, теперь его черед, и тут уж
проси не проси -- могила. Не даст, потому как сам пожрать любит пуще всех.
рябенькие кукушкины башмачки. На длинных хрустких стеблях болтались из
стороны в сторону синие колокольчики, и, наверное, только пчелы слышали, как
они звенели. Возле муравейника на обогретой земле лежали полосатые
цветки-граммофончики, и в голубые их рупоры совали головы шмели. Они надолго
замирали, выставив мохнатые зады, должно быть, заслушивались музыкой.
Березовые листья блестели, осинник сомлел от жары, сосняк по увалам был весь
в синем куреве. Над Енисеем солнечно мерцало. Сквозь это мерцание едва
проглядывали красные жерла известковых печей, полыхающих по ту сторону реки.
Тени скал лежали недвижно на воде, и светом их размыкало, рвало в клочья,
будто старое тряпье. Железнодорожный мост в городе, видимый из нашего села в
ясную погоду, колыхался тонким кружевцем, и, если долго смотреть на него, --
кружевце истоньшалось и рвалось.
я так сделал? Зачем послушался левонтьевских? Вон как хорошо было жить.
Ходи, бегай, играй и ни о чем не думай. А теперь что? Надеяться теперь не на
что. Разве что на нечаянное какое избавление. Может, лодка опрокинется и
бабушка утонет? Нет уж, лучше пусть не опрокидывается. Мама утонула. Чего
хорошего? Я нынче сирота. Несчастный человек. И пожалеть меня некому.
Левонтий только пьяный жалеет да еще дедушка -- и все, бабушка только
кричит, еще нет-нет да поддаст -- у нее не задержится. Главное, дедушки нет.
На заимке дедушка. Он бы не дал меня в обиду. Бабушка и на него кричит:
"Потатчик! Своим всю жизнь потачил, теперь этого!.."
так приехал и взял бы меня с собою! "
меня до такой жизни.
сено и притаись. Петровна видела у твоей матери глаз приоткрытый, когда ее
хоронили. Боится -- ты тоже утонешь. Вот она как запричитает: "Утону-у-ул
мой дитятко, спокинул меня, сиротиночка", -- ты тут и вылезешь!..
буду!..
Попался окунь. Потом ерш. Подошла рыба, начался клев. Мы наживляли червяков,
закидывали.
ошалевших от восторга малышей и таскал, таскал рыбешек. Парнишонки надевали
их на ивовый прут, опускали в воду и кричали друг на дружку: "Кому говорено
-- не пересыкай удочку?!"
мыса показалась лодка. Трое мужиков разом выбрасывали из воды шесты.
Сверкнув отшлифованными наконечниками, шесты разом падали в воду, и лодка,
зарывшись по обводы в реку, рвалась вперед, откидывая на стороны волны.
Взмах шестов, перекидка рук, толчок -- лодка вспрыгнула носом, ходко
подалась вперед. Она ближе, ближе. Вот уж кормовой двинул шестом, и лодка
кивнула в сторону от наших удочек. И тут я увидел сидящего на беседке еще
одного человека. Полушалок на голове, концы его пропущены под мышки и
крест-накрест завязаны на спине. Под полушалком крашенная в бордовый цвет
кофта. Вынималась эта кофта из сундука по большим праздникам и по случаю
поездки в город.
большой палец ноги в норку. Подлетела береговушка, тюкнула меня по голове, я
с перепугу упал на комья глины, подскочил и бежать по берегу, прочь от
лодки.
верхнем конце села, куда и одышка, всегда меня мучающая, девалась! Я долго
отдыхивался и скоро обнаружил -- подступает вечер -- волей-неволей надо
возвращаться домой. Но я не хотел домой и на всякий случай подался к
двоюродному братишке Кеше, дяди Ваниному сыну, жившему здесь, на верхнем
краю села.
и пробегал до темноты. Появилась тетя Феня, Кешкина мать, и спросила меня:
Может, ночует там.
мне дала, тонкошеий Кеша попил вареного молока, и мать ему сказала с укором:
крепок, как гриб боровик. -- Мне поглянулась тети Фенина похвала, и я уже
тихо надеяться стал, что она меня и ночевать оставит.
взяла за руку и отвела домой.
заперто!" -- крикнула бабушка. Мы вошли в темный и тихий дом, где только и
слышалось многокрылое постукивание бабочек да жужжание бьющихся о стекло
мух.
кладовку. Там была налажена постель из половиков и старого седла в головах
-- на случай, если днем кого-то сморит жара и ему захочется отдохнуть в
холодке.
разобрать. В кладовке пахло отрубями, пылью и сухой травой, натыканной во
все щели и под потолком. Трава эта все чего-то пощелкивала да потрескивала.
Тоскливо было в кладовке. Темень была густа, шероховата, заполненная
запахами и тайной жизнью. Под полом одиноко и робко скреблась мышь,
голодающая из-за кота. И все потрескивали сухие травы да цветы под потолком,
открывали коробочки, сорили во тьму семечки, два или три запутались в моих
полосах, но я их не вытаскивал, страшась шевельнуться.
жарою собаки приходили в себя, вылазили из-под сеней, крылец, из конур и
пробовали голоса. У моста, что положен через Фокинскую речку, пиликала
гармошка. На мосту у нас собирается молодежь, пляшет там, поет, пугает
припозднившихся ребятишек и стеснительных девчонок.
на варево. У кого-то левонтьевские "сбодали" жердь? Скорей всего у нас. Есть
им время промышлять в такую пору дрова далеко...
Свержин Владимир
Суворов Виктор
Володихин Дмитрий
Маккэфри Энн
Перумов Ник
Афанасьев Роман