себя лично ввернул: -- Он завсегда правильно говорит...
совхозы... наши военные заводы и смежные с ними предприятия честно и
аккуратно снабжают Красную Армию... наша страна никогда еще не имела такого
крепкого и организованного тыла".
команда: "Не аплодировать отдельно от Москвы", -- столовая снова замерла,
дыша с приглушенной напряженностью.
дисциплинированными, научились работать по-военному, стали сознавать свой
долг перед Родиной... -- Сталин остановился, передохнул, послышалось
бульканье, осторожный звяк. посудины -- докладчик попил воды. -- Военные
действия на советско-немецком фронте можно разбить на два периода -- это по
преимуществу зимний период, когда Красная Армия, отбив атаку немцев на
Москву, взяла инициативу в свои руки, перешла в наступление, погнала
немецкие войска и в течение четырех месяцев прошла местами более четырехсот
километров. Немецко-фашистские войска, пользуясь отсутствием второго фронта
в Европе, собрали все свои свободные резервы, прорвали фронт в юго-западном
направлении и, взяв в свои руки инициативу..."
слушать было приятно, но вот как немцы взяли инициативу в свои руки и прошли
пятьсот верст -- хотелось пропустить. Да куда же денешься-то? Радио звучит.
Сам Сталин смело говорит горькую правду своему народу -- надо слушать.
Москву, заставить Красную Армию капитулировать... Этими иллюзиями кормили
они своих солдат..."
всего Булдаков, кто же еще на такое способен?! Народ одобрительно
шевельнулся, коротко всхохотнул.
-- немецко-фашистская стратегия оказалась в затруднительном положении".
звонко врубил патриотическую остроту все тот же Булдаков, но тут не выдержал
капитан Мельников:
сделавшимся просто леденящим, поводил крупным, с ведро величиной лицом
туда-сюда и, ничего не сказав, сел обратно на скамейку, но долго еще гневно
тискал в руках шапку со звездой. Своего командира роты ребята мало видели,
совсем еще не знали, но уже боялись -- фигура!
Хасане и там получившего орден Красной Звезды, приняли и полюбили сразу.
Ладно скроенный, голубоглазый, четко и вроде даже музыкально подающий
команды, как он приветствовал старших по званию, вскидывая руку к виску,
щелкнув при этом сапогами, -- балет! Щусь стоял, прислонившись спиной к
стене, с шапкой в руке, гладко причесанный по пробору, в белом шарфике, в
серой новенькой шинели, так всюду пригнанной, что и палец под ремень не
просунешь!
Мельниковым, выходило, что враг-фашист по какому-то совершенно непонятному
недоразу- мению топчет нашу священную землю. Ага, вот маленько и
прояснилось, почему фашист-ирод так далеко забрался в наши пределы:
году состоит в том, что отсутствие второго фронта в Европе дало им
возможность бросить на наш фронт все свободные резервы..."
прорух, бед и отступлений. Открылся бы второй фронт, и... "Красная Армия
стояла бы в этом случае не там, где она стоит теперь, а где-нибудь около
Пскова, Минска, Житомира, Одессы. Немецкая же стояла бы перед своей
катастрофой".
звонче. Вождь уже почти не кашлял, разогрелся или окончательно поверил, что
враг на ладан дышит и стоит собраться с духом, сплотиться, нажать -- как
нечистая эта сила тут же окажется в собственной берлоге, где ее и следует
добить, уконтрапупить. Сталин ставил для этого три задачи. Первая:
"...уничтожить гитлеровское государство и его вдохновителей". Вторая задача:
"...уничтожить гитлеровскую армию и ее руководителей". Третья задача:
"...разрушить ненавистный "новый порядок" в Европе и покарать его
строителей".
океанным валом накатывающими через радиоприемник из Москвы до самой до
столовой двадцать первого стрелкового полка. Когда Сталин дошел до
приветствий, аплодисментам уже ни конца, ни удержу не было. "Да здравствует
победа англо-советско-американского боевого союза! Да здравствует
освобождение народов Европы от гитлеровской тирании... Проклятие и смерть
немецко-фашист- ским захватчикам, их государству, их армии, их "новому
порядку" в Европе! Нашей Красной Армии -- слава!"
двадцать первого стрелкового полка сплошь по лицу текли слезы. Коля Рындин
плакал навзрыд, утирая лицо ручищей.
платочек, с просветленным будто после причастия ликом подошел и спросил
капитан Мельников.
его в карман брюк, растроганно назидал капитан Мельников, -- а любить,
гордиться тем, что в одно время нам выпало счастье жить и бороться за
свободу своего Отечества и советского народа. -- Капитан Мельников начал
привычно заводиться на беседу, но окоротил себя -- время позднее. -- Так я
говорю, товарищи красноармейцы?
грозный грохот рот, взводов, многих ног в мерзлых ботинках сотрясал городок,
отдавался в пустынно-пестрой земле, с которой недавним проливным дождем
смыло почти весь снег. Трудно было не то что идти маршевым шагом --
невозможно, казалось, и просто передвигаться по льду, однако бойцы
маршировали ладно, главное дело, по своей воле и охоте маршировали и пели.
Если кто норовил упасть, поскользнувшись, товарищи ловили его в воздухе.
звезды, отграненные морозом, тревожила яростная песня: "Когда нас в бой
пошлет товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведет..."
и дух боевой на высоте..." -- вздыхал старшина первой роты Шпатор, слушая
ночное пространство, заполненное грохотом шагов, и ничего доброго врагу не
обещающую бравую песню.
едва нагретых дыханием многих людей, теплом многих тел, праздничное
настроение роты прошло, бодрость духа испарилась. Дневальные отогнали табуны
оправляющихся в глубь сосняков, где еще сохранился под деревьями белый снег,
и командир роты приказал стянуть гимнастерки, умываться до пояса снегом. За
утренним туалетом бойцов наблюдал Пшенный сам лично, и если какой умелец
хитрил, не до конца стягивал гимнастерку, делал вид, что утирается снегом,
он рывком сдирал с него лопотину. Уронив наземь симулянта, зачерпывал
ладонью снег и остервенело тер им раззявленное, страхом охваченное лицо,
цедя сквозь зубы: "Пор-рас-спустились!.. Пор-развольничались! Я в-вам
покажу-уу! Вы у меня узнаете дисциплину..." Когда рота сбилась в
растерянный, мелко дрожащий табунок, у нескольких красноармейцев красно
текло из носа, кровенели губы. Оглядев неподпоясанных, с мокрыми,
расцарапанными лицами своих подчиненных, взъерошенный, сипло дышащий
командир роты с неприкрытой ненавистью, сглатывая от гнева твердые звуки,
пролаял:
возникший старшина Шпатор и, не спрашивая разрешения командира роты, от
бешенства зевающего, пытающегося еще что-то сказать: -- Бегом в казарму!
Бегом! На завтрак опаздываем. -- И приотстав от россыпью рванувшего из леса
войска, поджав губы, проговорил: -- Заправились бы, товарищ лейтенант.
Пшенный, весь растрепанный, со съехавшей пряжкой ремня, свороченной назад
звездой на шапке, начал отряхиваться от снега, подтягивать ремень, старшина
кротко вопросил: -- У вас семья-то была когда?
-- Догоняй вон их, этих... -- махнул он мокрой рукой вослед осыпающимся в
казарму красноармейцам, сам, решительно хрустя снегом, пошел прочь.
каких я зверей и самодуров ни видывал на войне да по тюрьмам и ссылкам, но
этот..."
лезли к печке, но она, чуть теплая с ночи, уже не грела. Так, не согревшись,
потопали на завтрак в новую столовую.