Чтение 16–й страницы книги ~Где ты, маленький "Птиль"~

поплыла дальше к высоким скалам хребта. Я быстро дунул за ней, догнал и
поплыл рядом. Хребет был не очень широким, я увидел, как он обрывается в
сторону открытого моря резко и глубоко, -- дна не было видно. Вдруг я
почувствовал, что плыву, напрочь позабыв об охоте, с единственной, что ли,
миссией: следить, как бы чего не случилось с Оли. А потом произошло
непостижимое, то, что можно пережить даже не в душе, не душой, а как-то всем
своим нутром, до последней молекулки, до последнего атома. И все это
запечатлелось во мне точно и ясно, как-то резко и основательно, будто кто-то
с силой поставил печать на чистый лист бумаги. Я увидел, как из глубины,
вдоль стенки обрыва, поднялся наверх Орик метрах в тридцати от нас. Оли
немного занырнула и тихо поплыла в сторону Орика, я поплыл с ее скоростью
над ней. Она немного уходила в глубину, и тут я увидел, как из зеленой
глубинной мути подымается и плывет в ее сторону огромная рыба, конечно же,
это была их, политорская акула, с раскрытой пастью, с телом, слегка
развернутым по оси и нацеленным на Оли. Уже резко и глубоко занырнув, я
увидел под водой Орика, тоже занырнувшего, но он был дальше меня от рыбы, я
плыл в глубину, бешено работая ластами, как бы наискосок, пытаясь
"вклиниться" между Оли и рыбой Орик вытянул левую руку в сторону рыбы,
дважды его рука дернулась, вероятно, это были выстрелы, но рыба
приближалась, она была ближе к Оли, чем ко мне, как я ни старался как я
переложил пневматический пистолет в левую руку, а правой достал из
нагрудного кармана лазер, я не помню. Я включил его и провел лучом, рассекая
рыбу пополам, как бы немного под углом к ее голове с дикой пастью. Вода
окрасилась грязно-коричневой мутью, кровью, я еще дважды провел лучом по еле
видимой в мути туше и, резко ударив ластами, стал подниматься наверх. Я был
в шоке, не иначе. Поглядев вниз, я увидел в расходящейся мути три неравных
куска рыбины -- они медленно тонули. Орик, обхватив Оли рукой, резко
поднимался на поверхность. Тут же я увидел рядом папу. Вместе с Ориком они
повернули Оли лицом к небу и, поддерживая ее под плечи, быстро поплыли к
берегу. Я тоже поплыл, медленно, еле шевеля ластами. Мне было как-то пусто
внутри, настолько, что я даже не думал, что рыба, такая же, как и убитая,
может оказаться где-то рядом со мной. Я плыл, не оглядываясь.
Когда я выполз из воды и упал на песок, все молчали. Потом Пилли
подошла ко мне и погладила меня по плечу. Вскоре я встал, снял костюм и,
взяв на руки Сириуса, сел на песок, прислонившись спиной к машине. Потом
как-то механически я освободил Сириуса от поводка и намордника и пустил на
песок. После встал. Орик подошел ко мне, обнял и, сильно прижав к своей
мощной, выпуклой груди, держал меня так с полминуты. Потом отошел и сел у
воды. Вдруг я заметил, что Оли встала с песка и идет ко мне. Ее лицо было
каким-то нейтральным, прозрачным и бледным одновременно. Подойдя ко мне, она
остановилась и глубоко поклонилась мне. Я -- поклонился ей. Сразу же она
отошла.
-- Мальчик, -- позже сказал Орик. -- Ты спас мою дочь. Скоро мы
простимся и, наверное, навсегда, но я никогда этого не забуду. Я видел ваш
космолет, он невелик, но моя машина вполне в него поместится, когда вы
будете улетать от нас. Это не подарок. Тому, что ты сделал, нет равного
подарка. Это на память. О Политории, какой бы она ни была, об Оли, Пилли,
обо мне...
Он подошел к папе, протянул ему руку, помогая встать с песка, и после,
как и меня, крепко обнял его.
Тропа была достаточно нахоженной, хотя и узенькой. Она вилась между
скал, то чуть убегая вниз по склону, то некруто подымаясь вверх. Среди
красно-рыжих слоистых скал, на их склонах и возле тропы росли небольшие
кустистые и жесткие деревца, очень бледно-зеленого, белесого цвета. Мы уже
видели следующую гряду высоких скал, лес, вероятно, был за нею или еще
дальше. Мы шли гуськом, сзади всех -- Орик, потом я, Оли, папа и Пилли. Но
Пилли шла не первой.
... Минут двадцать назад все вдруг спохватились -- где Сириус. Я жутко
перепугался. На пляже, рядом, его не было, на видимом расстоянии вдоль скал
в обе стороны -- тоже, если он ушел по расселине в скалы, то по какой, и уж
вовсе неясно было, как его искать и что с ним случилось в скалах или в лесу.
Если наш кольво Сириус встретил настоящего кольво, даже маленького, и смело
ввязался в бой, то, скорее всего, его уже нет в живых. Мы все вместе как-то
нелепо рыскали по песку возле наших машин и чуть дальше, обшарили сами
машины, заглянули под них, я все время кричал: "Сириус! Сириус!", но все
было напрасно.
Неожиданно откуда-то сверху раздался длинный гортанный крик. Все мы
подняли головы: наверху, на самом краю скалы, довольно высоко над нами стоял
человек, политор. Он стоял совершенно спокойно, не боясь высоты. У него было
темное лицо, белая повязка на голове, длинная одежда до пят а на руках... а
на руках наш Сириус! Человек этот поднял руку вверх, и то же самое сделал
Орик. Потом Орик что-то прокричал, перевода я не услышал и понял, что это не
политорский язык. Человек что-то крикнул Орику в ответ и кивнул головой.
Орик быстро достал из машины штуку, явно напоминающую подзорную трубу, и
долго разглядывал море.
-- Не вижу никакой подводной лодки, Пилли, -- сказал он. Пилли взяла
трубу и тоже внимательно оглядела море.
-- Да, -- сказала она. -- Пусто. Их перископ, даже чуть высунувшийся, я
бы разглядела. Море такое гладкое.
-- Тогда мы можем взлететь, -- сказал Орик, и мы торопливо сложили все
вещи в машины и взлетели. В скалах, чуть ниже края, где стоял политор с моим
Сириусом на руках, Орик отыскал площадку, мы сели и вылезли из машин.
Человек с Сириусом подошел к нам, прямой и гордый, но не надменный по виду,
и остановился от нас метрах в пяти. Орик подошел к нему, и они положили руки
друг другу на плечи. Человек этот что-то сказал Орику. Орик повернулся к нам
лицом и перевел:
-- Вождь всех племен моро -- Малигат приветствует вас.
Я подошел к Малигату, низко поклонился ему, не рискуя класть руку ему
на плечо, а он своей рукой легко коснулся моей головы. После я протянул руки
к Сириусу, позвал его, он потянулся ко мне, и Малигат передал его мне.
-- Уль Орик, -- сказал я. -- Передайте, пожалуйста, улю Малигату, что
Ир-фа, директор планетария, кланяется ему и шлет привет.
Орик перевел то, что я его просил. Не думаю (да так и оказалось), что
моро были столь надменны, что требовали общения только на своем языке. Но
время показало, что политоры могут хоть как-то преодолеть устройство своего
речевого аппарата и говорить на языке моро, последние же не могли усвоить
систему политорского языка никак. Когда говорил Малигат, я уловил в его речи
как бы человеческие черты и свойства, хотя я совершенно не представляю, на
какой земной язык язык моро хоть как-то был похож. После имени Ир-фа Малигат
легко кивнул мне. Малигат вел себя так, будто не улавливал разницы между
политорами, мною и папой. Конечно, он видел эту разницу, но, казалось,
гордость и сдержанность были сутью его характера. Орик протянул руку в
сторону папы, папа подошел к нам, и Орик сказал Малигату, а Пилли перевела
нам:
-- Уль Владимир и его сын уль Митя -- с другой планеты, она находится,
быть может, в миллионах километров от нас. Они прилетели к нам как гости. Во
время охоты в море Митя спас мою дочь Оли от криспы длиной двенадцать
метров. Митя разрезал ее пополам лучевым пистолетом.
Почти весь этот перевод я слушал, ощущая на своих плечах спокойные и
тяжелые руки Малигата. После он распахнул плащ, снял с пояса нож в ножнах и
протянул мне. Я поклонился ему, он -- мне, и тут же он отошел к Оли и Пилли.
Он взял лицо Оли в свои ладони и долго глядел ей в глаза, потом погладил по
голове. Пилли поклонилась Малигату, положила обе ладошки ему на плечи и
засмеялась. Она была с Малигатом хорошо знакома, да и Оли, я думаю, тоже.
Малигат что-то произнес, и Орик сказал нам с папой, что Малигат приглашает
нас всех в гости к своему племени -- пешком это километров пять.
-- А разве долететь мы не можем? -- спросил я Орика.
-- Вполне, там есть место и для посадки, но могут появиться патрульные
корабли из Тарнфила. Им-то известно, что повстанцы находятся возможно именно
в этих скалах, и мне бы не хотелось, чтобы они связывали мой прилет (машины
будут хорошо видны) с присутствием здесь повстанцев.
Тут же он "перегнал" обе машины под скальный козырек, закрыл крышами из
"плекса", потом нажал другие кнопки, и прозрачные крыши машин, будто
заполняясь какой-то жидкостью, стали зеленоватыми, непрозрачными.
-- Стенки двойные? -- удивленно спросил я. Орик кивнул.
Идя по тропинке, я понял, что Орик учел все: в скалах была масса
углублений и щелей, вряд ли патрульщики из Тарнфила могли появиться внезапно
и лететь быстро (если бы хотели что-то увидеть), и мы могли быстро
спрятаться. Вскоре мы перешли речку. За речкой был пологий подъем и снова
высоченные скалы, но никакой тропы вверх я не увидел, а наша тропа --
кончилась. Малигат повел нас вдоль скал направо, и метров через двести пути
по красноватой траве я увидел красные же с желтыми цветами густые кусты
возле скал, мы за Малигатом продрались сквозь них, он отодвинул неровную,
прислоненную к скале плиту, там был узкий лаз в пещеру Орик пролез туда
первым, потом все остальные Малигат изнутри снова закрыл лаз куском плиты,
но сразу же стало светло: Орик зажег фонарь. Лаз вскоре расширился, но это
была не пещера, а длинный, почти прямой тоннель. Орик с фонарем шел впереди
и довольно медленно. Не знаю, сколько мы шли, но наконец вдалеке я увидел
неясный красноватый свет позже оказалось, что это конец тоннеля, только
прикрытый не плитой, а лишь густыми красными кустами. Но раньше, чем мы
дошли до них, Орик резко остановился и, вытянув левую руку вперед, дважды
выстрелил: звук был явный -- глухой и усиленный акустикой тоннеля. Я подошел
к Орику, папа -- тоже, перед нами на боку лежала розоватая, пятнистая (пятна
черные), мерзкая и огромная (величиной с крупного спаниеля), многоногая
жаба. Рот ее был раскрыт, и из него торчали тонкие длинные клыки и длинный
язык. Малигат отшвырнул жабу ногой, и мы тронулись дальше (а я с усмешкой
вспомнил о многоногих инопланетных курах, о которых я мечтал на Земле).
-- Ядовитая? -- спросил я у Орика.
-- Да, -- сказал он. -- Это криспа-тутта. Так мы ее зовем за схожесть с
криспой-рыбой, которую ты убил, -- за агрессивность. Счастье еще, что в