светящийся экран. Мы четверо встали и обнялись.
Пилли, которая немного знала язык моро, попросила свидания у Малигата и
все рассказала ему. Вечером состоялся вроде бы торжественный, но молчаливый
общий ужин, только глаза моро были теплее, чем обычно. В полной тишине
Малигат сказал всего несколько слов.
-- Пусть победит тот, кто веками не имел ничего, кроме страданий, а его
маленькие радости станут большими и вечными. Прикоснемся нашими душами к
душам тех, кто взял в руки оружие, чтобы вернуть себе свободу!
До начала ночи телек заработал еще трижды. В первый раз это было
короткое сообщение, что все воюющие геллы получили в руки оружие. Во второй
раз (мы обмерли!) диктор оказался прежним, "официальным", он заявил, что
войска квистора отбили видеоцентр и "вы вновь узнаете правду о событиях в
Тарнфиле и стране". Пока он говорил, а мы, пораженные, тупо глядели на него
и не слушали, в студию вновь ворвались повстанцы, диктор был уведен "под
белы рученьки", а один из ворвавшихся повстанцев заявил, что события
постоянно меняются, они, повстанцы, были выбиты из видеоцентра, но теперь
вновь завладели им. Третий "эфир" был снова повстанческим в коротком
сообщении было заявлено, что взят в плен главный военачальник квистории --
уль Патр. К сожалению, потери повстанцев значительны, как, впрочем, и войск
квистора, но новые повстанцы прибывают.
... Я стоял на краю скалы, обрывающейся к морю, и глядел в воду.
Странное это было ощущение: скала, море внизу, нечто подобное было со мною и
на Земле, когда папа, мама и я ездили в Коктебель и со стороны Золотых ворот
нам позволили подняться на Карадаг. Эти непохожие картины (тогда и сейчас)
все-таки так совпадали по облику, что я, на какие-то мгновения перед этим,
невольно как бы уносясь на Землю, очень резко ощущал потом, где я.
Нелегко мне давалось и "соседство" с папой: он, зрелый мужчина
(здоровый мужик, как иногда говорили у нас на Земле), войну и в глаза не
видевший, явно переживал, что друзья его воюют, невольно -- и за меня, и за
него, и за Землю, против возможной войны с Землей, а он, видите ли,
полеживает на пляже, загорает. Я был почти убежден, что, когда я спущусь
вниз, мой папаня будет обсуждать эту тему с Пилли и Оли. Спустившись к ним,
я понял, что не ошибся, правда, говорила Пилли, а не папа.
-- Как мы поглядим в глаза землянам, прилетев к вам, когда они узнают,
что мы не уберегли хотя бы одного из вас. Мы привезем на Землю возвышенные
слова о вашем героизме и мертвое тело? Хорошенькая встреча для первого раза!
Нет, вы обязаны подчиниться решению Центра. Может, это вас успокоит? К тому
же, простите, мне неловко за вас, когда я вижу ваши переживания, а свои-то
считаю посерьезнее ваших: Орик ушел сражаться... а... у меня нет больше
никого на свете, и у Оли -- кроме него.
Это был какой-то тягостный монолог, и я обрадовался, когда вдруг
заработал телек и мы увидели возбужденное лицо повстанца, другого, нежели
вчера. Этот "диктор", с рукой на перевязи и с пистолетом, пристегнутым к
руке, сказал, что второй день восстания отличается жесткостью, постоянным
огнем и огромным напряжением сил. Трудно сказать, каковы реальные потери с
обеих сторон, они велики, но в ряды повстанцев вступают все новые и новые
политоры, в том числе и политоры, бросающие армию квистора. Неплохо с
боеприпасами и огнестрельным оружием. Гораздо сложнее -- с танками и
летательными боевыми аппаратами, кое-какие экипажи еще ранее перешли на
сторону повстанцев, но машин (и наземных, и воздушных) у квистории куда
больше. Трудно с медикаментами, с врачами, с медицинскими сестрами. Геллы
подорвали одну из казарм, и были взяты в плен еще три военачальника
квистории. Определить точно, где именно находится сам квистор, -- не
удалось. По-прежнему очень бдительно охраняются космодромы и сами
звездолеты. Повстанцы все время начеку, космодромы никто не бомбит с
воздуха, так как, похоже, квистория очень дорожит звездолетами, может быть,
готовясь к бегству. Борьба -- продолжается.
Теперь по капельке, по малой малости, день за днем, острота переживаний
гибели Алурга будет уменьшаться, и увеличится тревога за живых: за Латора,
Рольта, Ир-фа и, конечно, Орика. Странно, подумал я вдруг, чего это Сириус
натянул до предела длинный поводок в папиных руках и стоит у самой воды,
ощетинясь. Моллюск, что ли, подполз к самому берегу? Сириус вякнул несколько
раз и поднял лапу. Внезапно вода у самого берега выгнулась, Сириус отскочил,
и секундой позже мы увидели аквалангиста в голубоватом, под цвет воды,
костюме. Не вставая из воды и выбросив руки (одна с пристегнутым пистолетом)
на песок, он "выплюнул" изо рта трубку и несколько секунд спокойно фыркал и
отдувался. На его спине были голубые баллоны и винты -- маленькая подводная
лодочка. Не вынимая лица из воды, он помахал нам рукой, но мы сидели
неподвижно, пока он не снял с лица маску, и только тогда вскочили: это был
Фи-лол.
-- Ну как вы тут? -- спросил он, подымаясь из воды.
-- Мы-то унизительно отдыхаем, -- сказал папа. -- А вот как вы?
-- Я в порядке. Я пилот винтокрыла, и, как видите, у меня за спиной
винт, а где шпарить -- в воздухе или воде, это уже детали. Рольт и Ки-лан --
отлично, ученые -- тоже. Олиф, конечно... не очень. Рольт в море. Он вас
издалека высмотрел и послал меня узнать, как дела. Орик волнуется. Он
поговорил с Рольтом, может, вам лучше перебраться на подлодку. Или податься
к Тульпагану, к моро -- все подальше от военных действий.
-- Здесь ближе Тарнфил, -- сказала Пилли. -- Там мало медсестер.
-- Но на этом берегу уже нет перемещений наших войск к Тарнфилу, а на
северном есть. Как вы доберетесь? Северный берег вам выгоднее.
-- Своей машиной, -- сказала Пилли. -- Как же еще?
-- Привет! -- Фи-лол прыгнул, надев маску, спиной в воду.
-- Вы это серьезно про Тарнфил, Пилли? -- спросил папа.
-- Вполне.
Папа как-то растерянно затрепыхал руками.
Вдруг мы услышали над головой тихую и протяжную песню моро мы
обернулись -- по ущелью к нам спускался Олуни. Его длинный нож и тело были в
крови, и он, улыбнувшись нам, быстро прыгнул в воду и омылся. Потом сел
рядом с нами на песок, сказав, как бы между прочим, что две криспы-тутты
мешали ему пройти в тоннеле скалы. Потом он рассказал нам о важном для всех
моро событии. Еще неделю назад Малигат принял решение: мы живем на этой
планете особняком, сказал он, но мы, моро, ходим по ее земле, ловим ее рыбу
и едим ее мясо и плоды с деревьев, пьем ее воду в воздухе городов, леса и
моря пахнет войной, и войной справедливой, мы, моро, должны помочь политорам
в их борьбе. Всем молодым моро уходить на войну нельзя: кто тогда будет
кормить и защищать остальных? Пойдут триста человек. По берегам моря живет
много племен моро -- пусть вождь каждого племени знает о решении Малигата.
Вожди согласились с Малигатом, что моро трудно будет воевать в городах.
Малигат решил, что войска квистора, терпя поражение, будут вынуждены
отступать в леса, где их и встретят моро.
-- Завтра мы. уходим, -- закончил Олуни, -- надо сообщить об этом
Орику.
Папа кивнул и долго пытался "изловить" в эфире Рольта.
-- Капитан? -- спросил папа. -- Это сварщик с берега. Недавно мы видели
винтокрыльщика с вашего летательного корабля, но не знали тогда одной
новости...
-- Внимательно слушаю вас, -- сказал Рольт. Папа замялся, стараясь
придумать, как в разговоре обозначить моро похоже, Рольт почувствовал
именно это, так как спросил у папы: -- Это касается ребят, которые посильнее
кулачных бойцов, да?
-- Да-да, -- обрадовался папа. -- Они завтра веселыми компаниями
отправятся по всем городам, но в них входить не будут, будут в лесах рядом.
Передайте кому следует.
-- Ясно, -- сказал Рольт. -- Завтра. Спасибо. Все?
-- Все!.. О вашем выходе завтра, -- сказал папа Олуни, -- я передал. --
Папа улыбался, почувствовав себя "при деле".
Олуни кивнул, положив папе руку на плечо.
После обеда возникла мысль, чем бы заняться, хотя все "занятия"
воспринимались мною в одну сотую их силы. Пилли и папа решили, что ничем не
займутся, останутся в селении несколько неохотно папа согласился на то,
чтобы я и Оли побросали блесну на ближайшей речке. Пилли попросила нас
набрать побольше красной травы, она очень бы пригодилась к ужину. Я положил
свой пистолет и коммуникатор в маленький рюкзак, мы с Оли взяли снасти и
улетели на одной из наших машин. Пилли спросила еще у Оли, взяла ли та свой
"кистевой" пистолет, и Оли кивнула.
Прилетев на речку, мы сделали плавный поворот и "спустились" вниз по
течению, выискивая красную траву и щели в скалах: стало уже привычным
находить глубокую и не узкую щель, куда бы можно было спрятать машину. Так
мы и поступили.
Нет, решительно, даже рыбалка не могла перешибить моего настроения, не
говоря уже о сборе этой красной травы, которой мы набили с Оли весь мой
рюкзак так, что (довольно небрежно с моей стороны) мой пистолет и
коммуникатор остались на дне рюкзака, под травой. Рюкзак по привычке,
приобретенной мною на Земле, я оставил за спиной, тем более он был очень
легким. Оли шлепала блесной по воде как попало: бросала дальше, ближе, выше
или ниже по течению, подмотку делала как-то нервно, но именно она
вытащила-таки пару средних рыбок, и лицо ее так и сияло. Я улыбался ей в
ответ. Обе рыбинки она вытащила прямо против щели, в глубине которой, за
поворотами, стояла наша машина, и Оли отнесла рыбу в машину, в холодильник.
Потом она вернулась, и мы продолжали блеснить, спускаясь дальше вниз по
течению. Каким-то образом мне тоже попалась рыбина, посолиднее, неохота было
возвращаться к машине, и я положил ее в рюкзак, приподняв сначала слой
красной травы, -- не очень умно, конечно, если траве вовсе не полагалось
пахнуть рыбой. Вдруг Оли подошла ко мне, как-то очень легко и свободно
поцеловала меня в щеку и, сказав, что ей все поднадоело, отправилась обратно
к щели, бросив на ходу, что подремлет в машине.
Минут через пять -- семь выше по течению речки появился низко летящий
винтокрыл, он пролетел надо мной и скрылся за поворотом, и звук его быстро
стих. Сменив блесну, я сначала поднялся чуть вверх по реке, и когда тронулся
Русанов Владислав
Лукин Евгений
Корнев Павел
Контровский Владимир
Махров Алексей
Шилова Юлия