хочу быть правым.
взрослый человек. Только одно: у тебя ведь десять классов, капитан
артиллерии. Доволен будешь? В институт не тянет?
в безумном сне. Не хочется начинать все сначала, с детских штанишек. Не
усижу за партой.
современно!
коридор коммунальной квартиры.
оттуда. Сергей, не задумываясь, постучал, узнав по сопению и вздохам
соседа Быкова.
духом соленой поджаренной рыбы, картошки и жирным ароматом тушенки, кофе,
- запахами недавних квартирных завтраков. Возле плиты с обычным
запозданием (вставали поздно) шумно и бестолково возились со сковородкой
соседи по квартире: художник Федор Феодосьевич Мукомолов, высокий человек
с бородкой клинышком, и его жена - художница Эльга Борисовна, женщина
худенькая, спокойная, поблекшая, совсем седая уже. Мукомолов дымил
торчащей из бородки набивной папиросой, держал за ручку шипящую
сковородку, Эльга Борисовна сыпала из пакета яичный порошок в баночку,
говорила усталым голосом:
Надо сначала маргарин. Все сгорит. Отпусти, пожалуйста, сковородку. И вынь
папиросу. Ты сыплешь пепел в разные стороны.
сковородой. - Надо искать, Эленька, искать. Вода заменит маргарин. Я
утверждаю. Маргарин - это каноны. Надо ломать каноны. Совершенно верно.
убеждая всю квартиру: мясо надо жарить на воде, можно жарить и варить
маринованную селедку, поджаривать овес и грызть его, как семечки, -
великолепное средство от гипертонии, укрепляет физические силы, удлиняет
жизнь.
раскланивался, зимой и летом носил демисезонное пальто, никогда не болел,
по утрам гремел в своей комнате гантелями и гирями. Порой, идя в ванную
или уборную, появлялся на пороге кухни в галошах на босу ногу и в трусах,
а вслед ему несся оклик Эльги Борисовны:
разумеется, свойственно художнику, живущему в ином мире. Мукомолов-отец
ничем не был похож на своего сына Виктора, довоенного друга Сергея.
Мукомолов, не выпуская из левой руки держак дымящейся сковородки и
выкидывая Сергею правую руку, будто даря ее. - Гимнастику делали? Нет?
Плюньте на ванную. М-м... Петр Иванович Быков подолгу, знаете... Слабость.
Идемте ко мне. Нет, нет, идемте ко мне! У меня гири, гантели. Эля, держа
сковородку. Я убегаю. Прошу вас, Сергей Николаевич.
коридору к своей двери, провожаемый упрекающим взором Эльги Борисовны.
дров около голландки, была увешана и заставлена картинами: портрет
беловолосой веснушчатой девочки - губы изогнуты наивной улыбкой
полумесяцем; крымские пейзажи; летнее росистое утро на лугу; глубинный
мрак чащи с редкими пятнами на листьях; застывшая осенняя вода, затянутая
туманцем в ожидании дождя. Сергей провел взглядом по стенам - и внезапно
повеяло жарой, палящим солнцем от белых стен крымских домиков, до
ощутимости запаха понесло прохладой из мрачной чащи, от тусклой осенней
воды, - спросил удивленно:
достоинства - от килограмма до иуда, вот вам! - торопливо говорил
Мукомолов, сбрасывая со стула измазанные красками потрепанные штаны, и
показал стоявшие на стуле гири. - Берите и занимайтесь. Я - каждое утро и
даже вечером. - И, смеясь глазами, погладил бородку. - Видите ли, чтобы
сделать что-нибудь полезное на этом свете, надо колоссальное здоровье
иметь. Особенно в искусстве. Титаническое здоровье Льва Толстого.
Несокрушимое здоровье.
- Кажется, я все это видел. Через такой луг шли под Лисками. Здесь нас
бомбили. В этом урочище под Боромлей... Орудия стояли на опушке.
оживляясь, шаря по карманам спички, заговорил Мукомолов. - Но это так,
так... ассоциации. Так, так... Вы правы. Садитесь, садитесь.
будто стряхнул что-то, обжегшее пальцы. В волнении начал искать свободный
стул - свободных не было: два около мольбертов неряшливо завалены тюбиками
красок, кусками пестро заляпанного картона, заставлены чашечками с мутной
водой. Мукомолов фыркнул в бородку дымом, сказал виновато-весело:
разжигали печь. Пустяки. Минуточку, минуточку. Вот сюда. Вот сюда, сюда
зайдите. Как это вам? А?
и, скрестив на груди свои большие руки, склонил голову набок, словно бы
прицеливаясь.
забора, часть улицы, снег на мостовой; солдат, опустив вещмешок,
растерянно стоит у двух столбов, где прежде были ворота, в нерешительности
ищет глазами номер дома, мальчишка с санками, задрав голову, впился в
молодое лицо солдата, рот приоткрыт.
рассыпая в разные стороны пепел, бросил ее в чашечку с водой.
выражено. Нет.
зажигать, потом заходил по комнате чуть прыгающей, возбужденной походкой.
понимаете? Но чувства, чувства, человеческие эмоции! "Серая гамма"! Все
люди делятся на две половины: больных и здоровых. Для одних - диета, для
других - нет. Так вот этот критик относится к тем, кто Кушает только белый
хлеб. Черный несъедобен для него: боится, расстроится желудок! Он бы
уничтожил Левитана, растряс бы Саврасова в клочья! Вот вам!
совсем его понимавшего, лицо неожиданно подобрело, заулыбалось ясно;
мелкие морщинки звездочками собрались на висках.
же спохватился, вскричал: - А гири? Возьмите себе пудовую! Прекрасно по
утрам. Вы молоды, но молодость проходит - не успеешь по сторонам
посмотреть. А как нужно здоровье! Для того чтобы кое-что сделать в
искусстве, титаническое здоровье надо иметь. Да, да! Хотя бы чтоб
доказать, что ты недаром жил, недаром!
Быков, весь распаренный, младенчески-розовый после ванны, пророкотал
жирным баритоном:
улыбнулся одной щекой Мукомолову. - Молодость, Федор Феодосьевич. Не
терпится. Очередь, говорит, собралась...
жестом. - Что вы в дверях?
по-воскресному - в полосатой пижаме, чисто выбритые щеки лоснились,
запахло цветочным одеколоном.
распаренным после ванны взором глядя не на Мукомолов а, а на Сергея, и,
близко подойдя к мольберту, расставил ноги в широких штанах пижамы. -
Н-да... Так... Хм, н-да... Нравится вам, Сергей Николаевич?
потеребил бородку. - Так нельзя... Когда Рембрандт показывал своего
"Блудного сына", все подошли близко и ничего не увидели. Рембрандт сказал,
чтобы отошли от картины - краски дурно пахнут. Все отошли и изумились. Я
не прошу, разумеется, изумляться, но нужно уметь смотреть картины.
для себя... так, для удовольствия? Деньги-то платят? Ну вот этот солдат
сколько стоит?
говорите! Их не покупают! Сейчас не покупают. Но я не гонюсь за деньгами,
нет, нет! Я очень давно не продавал... не выставлялся! Но у меня около
тысячи законченных акварелей, и, если каждую оценят минимум по две тысячи
рублей, это два миллиона. Вот вам! Съели? - Мукомолов едко засмеялся.