Чтение 20–й страницы книги ~Тишина~

сплюнул, хохотнул:

- Ну цирк! И что ж ты решил?

- Это сложное дело.

- А именно?

- Посмотрим.

- Запутал ты все, Сережка, - сказал Константин, залезая в кабину, - то,
се, пятое, десятое. Сам запутался и меня вдрызг запутал. Куда тебя прет?
Что тебе, шофером денег не хватило бы?

- Хватит убеждать! Как-нибудь сам разберусь.

Замолчали. Константин включил мотор.

13

- Тебя к телефону. Женский голос. Это та твоя... фифочка.

- Нужно говорить сразу, а не расспрашивать, кто и что.

- Возьми трубку, а то брошу.

Ася недовольно передернула плечами, видя, как он стал к ней спиной,
тихо сказал в трубку "да"; и в спине его, в чуть оттопыренных светлых
волосах на затылке и в голосе было что-то настораживающее, новое, чужое,
незнакомое ей, будто Сергей обманывал всех и обманывать заставлял его этот
мягкий голос в трубке, ласково попросивший: "Пожалуйста, Сергея".

- Его спрашивает женщина, радуйтесь! - Ася закрыла дверь в другую
комнату, сердито оправила джемпер. - Вы ее знаете?

- Асенька, посидите со мной. Несмотря на каникулы, я вам устрою
новогодние экзамены, есть? - сказал Константин, небрежно листая толстый
учебник по литературе. - А ну, Евгений Онегин - продукт какой эпохи?

Ася, точно не замечая Константина, переступила через коробку с
игрушками, подумала, вытащила огромный серебряный шар, отразивший на
блестящей поверхности ее лицо, и держала шар на весу двумя пальцами, ища
на елке место.

- Какой еще экзамен? - спросила она.

Был праздничный вечер, сильно пахло в комнате хвоей - свежим
негородским духом леса, наступающего Нового года.

Константин сидел на диване, костюм тщательно выглажен; новый галстук,
тупые полуботинки, носки в полоску - весь модный, выбритый, пахнущий
одеколоном. Положив ногу на ногу и раскрыв на колене учебник, он
взглядывал на Асю загадочно.

- Значит, продукт какой эпохи? А, Ася Вохминцева? Продукт
кр-репостничества... Не знаете? Садитесь, Ася, вкатываю двойку в дневник
за нерадивость.

В этот новогодний вечер был он в отличном расположении духа, говорил
шутливо, с игривой веселостью, и Ася обернулась от елки, разглядывая его
непонимающими глазами.

- Сами фронтовики, а разоделись, галстуки заграничные, надушились
одеколоном... Евгении Онегины какие нашлись - рестораны, компании, дома не
бываете! Куда вы идете встречать Новый год? И откуда у вас деньги?
Говорят, вы их очень любите? Халтурите на машине? У вас какие-то делишки с
Быковым? - строго спросила она. - Это правда?

Константин отложил учебник, несколько удивленный, хмыкнул.

- Ненавижу деньги, Ася... Но без денег - пропасть. Галстук
действительно заграничный. Куплен на Тишинке. Ничего особенного,
обыкновенная тряпка, украшающая мою довольно некрасивую рожу. Вообще, Ася,
разве вы не знаете, почему некоторых фронтовиков потянуло к костюмам и
галстукам?

- Захотелось необыкновенного, захотелось форсить, вот что. - Ася с
настороженностью покосилась на дверь, из-за которой доносился голос
Сергея. - И он разрядился, без конца носит новый костюм. Это вы влияете?

- О Ася, нет! - Константин покачал головой. - На Сергея не повлияешь,
вы ошибаетесь. Просто фронтовиков потянуло к тряпкам для придания
огрубевшим мордасам интеллигентности, которую они потеряли за четыре года.
Но хорошие ребята, понюхавшие пороху, знают недорогую цену этим тряпкам.
Не уверены? Ах, Асенька, вы другое поколение. Мы - отцы, вы - дети. Вечный
конфликт. Вы в восьмом классе учитесь?

- Вы всегда шутите, всегда цинично говорите! И распускаете хвост, как
павлин! - заговорила Ася быстро. - Вон усики какие-то противные отпустили,
для цинизма, да? Фу, противно смотреть, и бакенбарды косые - все как у
парикмахера! Это все вы сделали, чтобы легче быть наглым, да?

Он на мгновение встретился с ее огромными, нелгущими, черными, чуть
раскосыми глазами, подпер подбородок, некоторое время грустным
спрашивающим взглядом смотрел на нее, наконец сказал:

- За что же вы меня так ненавидите, Асенька? Вы меня очень ненавидите?
За что?

Она, не отвечая, с независимой строгостью ходила вокруг елки, все еще
держа двумя пальцами блестящий шар, поднималась на носках, напрягая ноги,
решительно отводила ветви локтем, угловатая, неловкая в очень широком
зеленом джемпере. И Константин, вздохнув, поднялся с дивана, подавляя в
себе растерянность оттого, что она молчала, затем дружески заулыбался,
желая смягчить ее непонятную неприязнь к нему.

- Давайте я повешу, Асенька, у меня длиннущие руки. И улыбнитесь,
пожалуйста. Девочкам не идет хмуриться, ей-богу!

- Уйдите! Я вас не просила!

Она отдернула руку, спрятала шар за спину, и Константин, словно
натолкнувшись на что-то острое а жесткое, помолчал в озадаченности, опять
вздохнул.

- Что ж, Асенька... У вас такое лицо, что вы можете меня побить. Ну что
я должен сделать, чтобы заслужить ваше расположение?

- Как вам не стыдно! Не думайте, что я девочка, ничего не понимаю! -
торопливо заговорила она. - Мы получаем хлеб по карточкам. Все получают, а
вы мандарины приносите! Откуда они у вас? Быков дал? Я видела... видела,
Быков утром мандарины на кухне мыл! Вы у него взяли?

Константин посмотрел на маленький чемодан, на мандарины возле елки -
мандарины эти он принес вместо новогоднего подарка - и развел руками,
блеснули запонки на манжетах.

- Ася, у меня достаточно денег, чтобы купить на Тишинке мандарины. За
что вы меня упрекаете?

Она перебила его:

- Тогда откуда у вас деньги? Я знаю, как плохо живут люди, а у вас
откуда? Значит, вы нечестно живете! Разве шофер столько денег получает?
Нет, нет, я знаю! Если бы папа узнал, что вы принесли эти ужасные
мандарины! Он бы вас выгнал!..

Все лицо ее источало брезгливость, презрительно опустились края рта;
она мотнула косой по спине и, вешая шар на елку, договорила через плечо
стеклянным голосом:

- Не ходите к нам больше! Поняли?

- А-ася, - жалобно сказал Константин. - Зачем резкости?

Нарочито громко вздыхая, он стоял позади нее и, пытаясь нащупать путь
примирения, обескураженный ее злой прямотой, не знал, что говорить с этой
девочкой.

Когда он услышал голос вошедшего в комнату Сергея: "Н-да, черт побери!"
- и увидел, как тот рассеянно, хмуро зачем-то похлопал себя по карманам,
Константин вторично попробовал растопить ледок неприязни, повеявшей от
Аси, засмеялся:

- Твой разговор по телефону напоминал доклад. Ася, его часто рвут и
терзают по телефону? - спросил он, снова обращаясь к Асе, еще не в силах
преодолеть инерцию трудного разговора с ней, и тут же понял - говорить
этого не стоило.

- Ася, выйди в другую комнату, - сухим тоном приказал Сергей. - Ну что
ты стоишь? Выйди. У нас мужской разговор, - повторил он резче, и
Константин заметил, как при каждом слове Сергея замирала худенькая, в
широком джемпере спина не отвечавшей ему Аси, как все ниже наклонялась ее
тонкая шея.

- Давай мы оба выйдем, погутарим в коридоре, - миролюбиво предложил
Константин. - Не будем мешать.

И вихрем мимо него мелькнул зеленый джемпер Аси - подбородок прижат к
груди, глаза опущены, - и дверь в другую комнату хлопнула, потом донесся
ее непримиримый голос:

- Папа сказал, чтобы ты был сегодня дома, а не в компании с
Константином! Понятно тебе?

Они переглянулись.

Слегка пожав плечами, Сергей в новой белоснежной сорочке, с новым
галстуком, съехавшим набок, прошелся по комнате, сказал тем же резковатым
тоном:

- Все не так, как задумано! Едем через полтора часа к Нине. Она не
может приехать. Потом, кто-то там хочет видеть меня. Люди, в чьих руках
моя судьба. Понял? Это даже интересно! - Сергей заложил руки в карманы,
круто повернулся на каблуках к Константину. - Ну? Ясно? Звони в свою
компанию, скажи - не сможем, не будем. Поедем к Нине. Ну что задумался?
Давай к телефону!

- Решил, Серега, за меня? Как в армии?

- А что тут решать!

- Не считаешь ли ты, Серега, меня за мумию? - поинтересовался
Константин. - Спросил бы, куда моя душа тянет - в ту компанию или в эту?
Или эгоизм разъел уже и твою душу? А, Серега?

- К черту, еще будем разводить нежности! Решай по-мужски: туда или
сюда?

- Сюда. Конечно, сюда. - Константин с заалевшими скулами пощипал усики.
- Поедем. Только вот хлопцев обидим. Хорошие ребята собираются на
Метростроевской. Ладно. Снимаю предложение. Согласен к Нине.