Чтение 25–й страницы книги ~Тишина~

начал пить, разливая воду на грудь, глотками сбивая дыхание, обессиленно
поставил графин на пол. Не вставая, долго искал по карманам папиросы,
пачка оказалась разорванной, смятой, пустой. Он швырнул ее без облегчения,
вспоминая, где можно найти окурок. "Бычки" могли быть на книжных полках,
где-нибудь в уголке: читая перед сном, загасил папиросу, оставил на всякий
случай.

Константин приподнялся, пошарил на полках над диваном и не нашел
"бычка". Потом, расслабленный, он лежал в утренней тишине дома, слышал все
звуки с болезненной отчетливостью, силясь понять смысл вчерашней пьянки,
этого утра, тишины и этой омерзительной минуты похмельного лежания на
диване.

"Что делать? Что делать?" - думал он, глядя в потолок, на однообразную
простоту электрического шнура, на сеть извилистых трещинок, освещенных
тихим зимним солнцем.

Внизу, в безмолвии дома, на кухне глухо, как из-под воды, загремела
кастрюля или сковорода, донеслись голоса - должно быть, художник Мукомолов
жарил обычную свою утреннюю яичницу из американского порошка, нежно
ссорился с женой. Константин представил запах подгоревшей яичницы, и его
затошнило.

Он застонал, озирая комнату, громоздкий книжный шкаф, пожелтевшие от
табачного дыма шторы, разбросанные американские и английские журналы на
стульях, увидел валявшиеся на полу окурки, обугленные спички и тоскливо
потер лицо, обросшее, несвежее. "Побриться бы, помолодеть, почувствовать в
себе уверенность. Надеть свежую сорочку, галстук..."

С трудом встал, покачиваясь, отыскивал на подоконнике бритвенный
прибор, налил в мыльницу холодной воды из графина (в кухню за горячей не
было сил идти). Подошел к зеркалу, вгляделся. Непонятно чужое,
непроспанное, с тонкими усиками и косыми бачками лицо глядело на него
неприязненно и мутно.

"Зачем? Для чего я живу? Что делать?" - опять спросил он себя и бросил
бритву на подоконник, упал грудью на диван, мысленно повторяя в пыльную
духоту валика: "Зоенька, не ломайтесь, не надо осложнять, дорогуша!"
"Дорогуша? Как я сказал: не надо осложнять? Пошляк, глупец! "Зоенька, не
ломайтесь!.."

Не сразу расслышал - не то поскреблись, не то слабо толкнулся кто-то в
дверь из коридора. И затем преувеличенно громко постучали, и он, даже
вздрогнув, крикнул:

- Не заперта! Вваливайтесь! - И вскочив на диване, проговорил осевшим,
фальшивым голосом: - Ася? Зачем вы ко мне?..

Ася вошла боком, каблучком закрыла дверь, молча и решительно
повернулась к нему.

И, ощутив ее внимательное молчание, он на миг с ненавистью снова
почувствовал свое лицо, вспомнил ее слова о парикмахерских бачках,
растерянно метнул взгляд по беспорядочно разбросанным вещам в комнате,
наступил ногой на окурок около дивана. Сказал отрывисто:

- Уходите, Ася! Закройте дверь с той стороны! ("И сейчас острю с
плоскостью болвана!") Уходите! - попросил он. - Пожалуйста!

Она не уходила - смотрела, нахмурив брови.

- Где Сергей? - спросила она.

- Не знаю. А что стряслось? Пожар? Потоп?

- Он опять не ночевал дома, - сказала она подозрительно. - Я не знаю,
что... происходит, не понимаю... Где вы с ним были вчера? Ответьте,
пожалуйста, Константин. Где Сергей? Может быть, случилось что?..
Пожалуйста, ответьте прямо! Отец послал меня к вам... Я и сама хочу знать!
Почему вы дома, а его нет?

- Случилось? Ну что с ним может случиться, Ася? - сказал Константин
наигранно-смешливым тоном, однако ощущая все время, как он противен,
неприятен ей, в этой неприбранной комнате, сидящий на диване с помятым
лицом. - Ну, может, он влюбился, Ася. Вероятно? Вполне. Какие могут быть
тут испуги, опасения и прочая дребедень? Асенька, не надо волноваться.
Может быть, он встретил такую женщину... девушку, с которой можно
броситься куда угодно очертя голову! И если такую встретил - его счастье.
Вы должны просто радоваться, в воздух чепчики бросать...

- Влюбился?

Она приблизилась к дивану, худенькая ее фигурка ожидающе напряглась, а
он, проклиная себя, понял, что его защита Сергея была неловка,
неубедительна, и, прикрыв руками небритые щеки, проговорил почти
беспомощно в ладони:

- Асенька, родная, вы ведь знаете, что я крупный осел и
остряк-самоучка. Ничего не знаю, наболтал не думая. Но только с Сергеем
все в порядке. Это я знаю.

- До свидания! - Она отошла и через плечо высокомерно сказала ему: - И
побрейтесь хоть! И не обманывайте меня. Я люблю правду, а вы все врете!
Почему вы врете?

Константин отнял ладони от лица, вытянул окурок из переполненной
пепельницы, но курить его уже было нельзя - раскрошился в пальцах.

И он вдруг почувствовал пустоту оттого, что она уйдет сейчас.

- Ася, подождите, - тыча окурок в пепельницу, хрипло проговорил
Константин. - Посидите, а? Ну посидите просто, и все. Не глядите на мою
противную рожу, я сам готов по своей витрине трахнуть кулаком, поверьте, я
отношусь к ней без удовольствия. А вы просто посидите, полистайте журналы,
ведь никогда у меня не были. А я побреюсь, и - хотите? - эти баки к черту!
Вы ведь ненавидите эти гвардейские баки. Посидите. Хотите, я эти баки...
Посидите, Ася...

Слова привычно подбирал полусерьезные, ернические, но голос звучал
просительно-мальчишески - ему нужно было живое дыхание в комнате. Он
боялся одиночества, боялся остаться один сейчас, казнясь воспоминаниями
вчерашней липкой нечистоты, которую хотелось содрать с себя.

Ася независимо отвернулась, разглядывая полки, заставленные пыльными
книгами, тихонько и настороженно шевелилась темная коса за спиной.

- Как вы живете странно! Как будто вы здесь не живете! Поставьте графин
на тумбочку, ему не место на полу. Возьмите и поставьте! - приказала она.
- Это ведь ужас какой-то!

Он поставил. И она спросила все так же строго:

- У вас есть какой-нибудь тазик, тряпка, швабра? Ну какие-нибудь орудия
производства? - прибавила она тем тоном, который не разрешал ему
улыбнуться.

- Ася, ничего не надо!

- Это мое дело. Не командуйте.

- Там, в коридоре, под столом, кажется.

- Я сейчас. А вы брейтесь хоть. У вас ужасно неприятное лицо. Наверно,
так и думаете, что вы нравитесь женщинам? - спросила она дерзко и
покраснела.

- Асенька, мужчина должен быть чуть красивее обезьяны, - ответил
Константин, привычно пытаясь обратить все в шутку.

Но она пошла к двери, покачивая за плечами косой, стукнула дверью, и
наступила тишина.

- Неприятное лицо... - бормотал он, делая злые гримасы в зеркале,
намыливая щеки. - Пакостная физиономища... Парикмахерская вывеска... О,
как я тебя ненавижу! Баки косые отпустил, болван!

Когда послышался скрип двери, он даже задержал дыхание - увидел в
зеркале Асю: она внесла ведро, швабру, милое лицо неприступно хмурилось, и
Константин готов был на то, чтобы она хмурилась, презирала, ненавидела
его, но только была бы, двигалась, что-то делала здесь. Он смотрел на нее
в зеркало, все медленнее водя бритвой по щекам, - и неожиданно ее голос:

- Думаете, я все делаю это с удовольствием? Нет! Мне просто жаль вас -
погрязли, утонули в окурках!

- Ася, я сбрил баки, видите, я вас послушался, - с грустным весельем
проговорил Константин. - Я не такой уж пропащий человек.

- Поздравляю! Бурные аплодисменты, все встают" Кстати, у вас есть
какие-нибудь тапочки? Вы думаете, я буду портить свои единственные туфли?

С намыленной щекой он чрезвычайно поспешно кинулся к дивану, вытащил
из-под него стоптанные тапочки, неуверенно покрутил их в руках. Ася, стоя
возле ведра, поторопила его:

- Ну давайте! Что вы их разглядываете? Брейтесь!

Он с непривычным замешательством покорно подошел к зеркалу; в глубине
его было видно: она, опираясь на швабру, быстро сняла туфли, надела
тапочки; потом подтянула юбку, заправила ее за поясок. Он заметил, ноги у
нее были прямые, высокие, с сильным подъемом, - и тотчас узкие черные
глаза испуганно-гневно скользнули по его лицу в зеркале. Она крикнула,
одергивая юбку:

- А ну отвернитесь! Как вам не стыдно!

- Ася, милая... - сказал Константин.

- Какая я вам еще "милая"?

- Ну хорошо, просто Ася, почему вы меня так терпеть не можете? -
спросил Константин, уставясь мимо зеркала в стену, с опасением ожидая
треск двери за спиной.

Она помолчала. Она как будто замерла, всматриваясь в его спину.

- Вот что. Идите к окну и добривайтесь наизусть! - подумав,
по-взрослому опытно приказала Ася. - И не смейте смотреть в зеркало, что я
буду делать! Я не люблю, когда за мной наблюдают.

- Я буду так... как приказано... Только приказывайте.

Он послушно двинулся к окну, сияющему морозно-солнечной насечкой на
стекле, вздохнул облегченно, стал добриваться "наизусть", ощупью, слыша ее
несильные движения, плеск воды, мокрый шорох швабры по полу; ее
возмущенный голос звучал в его комнате:

- Понимаю: у вас пол заменял пепельницу! Журналы - половую тряпку. А
это что за бутылки у стены? Это вы все выпили? К вам что - приходили
всякие женщины?

- Ася!.. - взмолился Константин, делая попытку обернуться.