говорил, однокласснице, что ли. Она писала тебе. Забыл тебя спросить,
Олег. Давно хотел... Твою жену Таней зовут?
бензином железном стаде, нетерпеливо и густо скопившемся перед огромным
перекрестком, залитым солнцем. Ожидая зеленый свет, вибрировали, работали
вокруг на холостом ходу моторы, и Никита, выпрямившись после толчка
вперед, с непониманием увидел испуганное, оторопелое лицо Олега
Геннадьевича, услышал его внезапно рассерженный голос:
расплавленный, хоть выжимай.
сказал:
Тане, а Зоя тебя успокаивала, терла тебе уши и смеялась. Это ты, кажется,
о ней сказал: "Колокольчик из медсанбата"?
точно в эту минуту усиленно напрягая память, чтобы вспомнить, повторил
нащупывающим тоном.
"вальтером". Кажется, ты ей пистолет трофейный подарил. Синеглазая,
тоненькая! В тебя была без ума влюблена. Да, колокольчик, помню, как же,
Алеша! Ты же ведь был командиром роты. Сначала она бегала к тебе из
медсанбата, а потом перешла в роту санинструктором.
- Я бегал, а не она. Зоя погибла в сорок третьем. На Курской дуге. Во
взводе Рягузова.
Когда в стык прорвались немецкие танки и отсекли нашу роту... Седьмого
июля сорок третьего.
Геннадьевич и согнутым пальцем постучал себе в лоб. - Сколько лет, Алеша,
прошло! Как будто и войны не было. Не верится...
мелочах быта. К сожалению, забываем все. Прости, Олег, ты не ответил: Таня
стала твоей женой?
шинели. Она вроде меня не узнала. "Здравствуйте, до свидания". А потом,
когда в "Вечерке" было объявление о моей защите кандидатской, она все-таки
прислала поздравительную телеграмму. У меня жена инженер-химик. Доктор
наук. Я, видишь ли, женился поздно...
если бы... Если б еще послезавтра сдать вот это вождение - гора с плеч.
Глупо, но факт!
сцепления. Пошли. Зеленый свет.
машин, и Алексей отвернулся к окну, как будто не хотел и не мог видеть
суматошных движений рук Олега Геннадьевича, с металлическим рокотом
переводящего скорости, и его белой полоски зубов, прикусивших верхнюю
губу.
ритме. К вечеру устаю чертовски. А голова будто кибернетическая машина:
даны параметры - и все в одном направлении! - с горячностью заговорил Олег
Геннадьевич. - Будь это не ты, никогда не сел бы вот так за руль!
По-моему, у меня никаких шоферских данных!.. Если бы такая реакция была на
войне - ухлопало бы в первой атаке...
спокойствие. Это для тебя сейчас главное. Ясно?
стараясь подавить в себе странную к нему неприязнь, откинулся на заднем
сиденье, и тотчас Алексей внимательно посмотрел, спросил с сочувствием:
бы дождь, правда?
уж лучше жара.
Геннадьевич. - В ваши годы мы думали так же. Помнишь, Алеша, как мы
ненавидели на фронте дождь и снег? Слава богу, что ваши ощущения не
связаны с войной.
роты, из полка...
встречал! - поправился оживленно Олег Геннадьевич. - Лет пять назад. Ехал
в Кисловодск, вижу, в вагоне стоит проводник высоченного такого роста, и
знаешь, вижу - какое-то странно знакомое у него лицо. Будто во сне видел.
Где я его встречал? Когда? Вхожу в купе, говорю жене: "По-моему, с
проводником из нашего вагона я вместе воевал, но, хоть убей, забыл его
фамилию. Сейчас я его приглашу в купе и спрошу у него". Жена говорит:
"Неудобно. А если ты ошибся? Есть ведь похожие типы людей". Так, Алеша, и
не поговорили, знаешь. А в Кисловодске вдруг вспомнил: Баранов! Старший
сержант Баранов, мой командир отделения! Очень досадно было, да поздно!..
Но откуда точно, тоже забыл.
Никого. От нашего поколения немного осталось. Вообще нашего фронтового
поколения нет. Половина выбита под Сталинградом, остальные - под Курском,
потом на Днепре. Наш год призывался в сорок втором. И сразу - под
Сталинград. Нам просто повезло.
Алеша, левый? Но где же знак? - встревоженно завозился на сиденье Олег
Геннадьевич, подаваясь к стеклу. - Почему я не вижу знака?
сказал Алексей. - Это Профсоюзная. Какой твой дом?
к Алексею обрадованное, все в капельках пота лицо. - Просто не верю, что
это я сам вел машину через весь город! Вот этот дом, за магазином
"Мебель". Здесь я на пятом этаже.
в полную грудь воздух, с каким-то ребяческим облегчением ударил ладонями
по рулю и тихонько засмеялся счастливым смехом совершившего тяжелый труд
человека. Алексей, коротко взглянув на него, выключил сигнал поворота,
сказал ровным голосом:
Нет плавности. Рвешь скорости. Еще боишься машин. На сегодня все.
всегда комом. В нашем кабе в таких случаях говорят: приложим силы, доведем
до кондиции! Спасибо тебе за все! Подожди! - Олег Геннадьевич перестал
смеяться, положил руку на плечо Алексея, потянул к себе, затормошил его. -
Подожди, разве ты не зайдешь? Не-ет, прошу ко мне! Сейчас мы уютно
посидим, достанем что-нибудь ледяное из холодильника... Правда, нет жены
дома. Но мы сами. Есть, капитан? Прошу!
застегнул пуговичку, и при этом в лице его, в том, как он застегивал
пуговичку, было удовлетворение собой, некая растроганность даже.
Потом, как видишь, со мной мой брат, недавно приехал из Ленинграда, а я
еще с ним толком не поговорил. Будь здоров!
крепко схватил ее, удержал и с протестующим упорством потянул его из
машины, говоря:
машину и не берешь деньги... Даже на бензин. Могу же я хоть
когда-нибудь...
Во-первых, я получаю зарплату, а бензин - это гроши. Во-вторых, я
обкатываю машину фронтовому другу. В-третьих. Когда я учил тебя стрелять
по танкам из пэтээр, ты тоже платил мне?
комвзвода. Ты каждый раз затрачиваешь силы с таким бесталанным учеником,
как я! Это ж глупо, Алеша!
посунувшись к рулю, глянул на Никиту прищуренными глазами, распахнул
правую дверцу. - Садись, брат, рядом. Пока, Олег! Тебе действительно
полагается сегодня выпить. И если еще раз заведешь это самое - будешь
искать другого инструктора! Все!
Геннадьевича, топтавшегося с растерянной полуулыбкой около машины,
подождал, пока Никита пересядет на переднее сиденье, сам захлопнул за ним
дверцу, и, когда машина тронулась, поворачивая от тротуара, Алексей
Громыко Ольга
Максимов Альберт
Суворов Виктор
Круз Андрей
Суворов Виктор
Сертаков Виталий