Умереть в петле, под расстрелом -- все это часть его неотъемлемого
"авторского права". Поразмышляешь на такую тему в бессонную ночь -- и к утру
уверуешь, что подобные права охраняются не только какой-то конвенцией,
подписанной и ратифицированной не только множеством держав, но и самими
поэтами. А вынесенные в эпиграф слова Ходасевича -- такой же бред
несбыточной мечты, как надежды приговоренного в ночь перед казнью.
редко, но случается. Сходит с эшафота приговоренный к расстрелу Достоевский.
Случайно остается на свободе Андрей Платонов. Выздоравливает от рака
Солженицын. Можно бы поставить "и т.д.", да только не будет в том и
восьмушки правды -- список чудес всегда краток.
еще и белым офицером армии Колчака, в июне 1924 года решился бежать из
Владивостока на сопки Маньчжурии, через глухую тайгу и кишащие бандитами
заросли гаоляна, -- чудом было не его желание спасти жизнь, которой его,
участника Ледового похода, очень скоро бы в СССР лишили, -- чудом было то,
что до Харбина, центра русской эмигрантской жизни в Китае тех лет, он
все-таки добрался живым и невредимым. Как результат воспоследовала "отсрочка
в исполнении приговора" на двадцать один год. Из офицера успел вырасти
большой русский поэт, но затем "русское авторское право" его все-таки
настигло, и умер он, как положено, на полу камеры пересыльной тюрьмы в
Гродекове, столице дальневосточного казачества недалеко от Владивостока, --
умер в дни, когда в побежденной Японии на руинах спаленных атомными взрывами
городов люди продолжали многими сотнями умирать от лучевой болезни, когда
эшелоны освобожденных из немецких концлагерей советских военнопленных
медленно позли в районы Крайнего Севера, когда фельдмаршал Геринг, наивно
полагая, что в истории никто и никогда фельдмаршалов не вешал, -- в силу
этого ему не грозит опасность стать таковым первым, -- и отчитывался в
деяниях, совершенных им на ответственном посту в третьем рейхе... Моря были
полны мин, земля -- неразорвавшихся снарядов, лагеря и тюрьмы были набиты
виновными и невиновными. Одна маленькая смерть безвестного зека перед лицом
таких событий гроша ломаного не стоила.
оставался в живых (и на свободе) из числа лиц, близко его знавших, считали,
что дальнейшая судьба его неизвестна; в единственной справке о Несмелове,
приложенной в советское время к единственной советской попытке причислить
поэта к числу "печатаемых"*, было сказано, что поэт "по непроверенным данным
умер в поезде, возвращаясь в СССР". Выдумка, сочиненная для цензуры
оказалась неожиданно близка к истине. В 1974 году отыскался человек, а
следом еще двое, находившихся после ареста с ним в одной камере. Один из
трех свидетелей -- Иннокентий Пасынков, тоже, кстати, немного поэт --
позднее стал медиком, поэтому его письмо от 22 июня 1974 года содержит в
себе буквально клиническую картину смерти поэта. Этот документ надо
процитировать без сокращений.
Было это в те зловещие дни сентября* 1945 года в Гродекове, где мы были в
одной с ним камере. Внешний вид у всех нас был трагикомический, в том числе
и у А.И., ну, а моральное состояние Вам нечего описывать. Помню, как он нас
всех развлекал, особенно перед сном, своими богатыми воспоминаниями, юмором,
анекдотами, и иногда приходилось слышать и смех и видеть оживление, хотя в
некотором роде это походило на пир во время чумы. Как это случилось, точно
сейчас не помню, но он вдруг потерял сознание (вероятнее всего, случилось
это ночью -- это я теперь могу предположить как медик) -- вероятно, на почве
гипертонии или глубокого склероза, а вероятнее всего и того и другого. Глаза
у него были закрыты, раздавался стон и что-то вроде мычания; он делал
непроизвольные движения рукой (не помню -- правой или левой), рука двигалась
от живота к виску, из этого можно сделать вывод, что в результате
кровоизлияния образовался сгусток крови в мозгу, который давил на
определенный участок полушария, возбуждая моторный центр на стороне,
противоположной от непроизвольно двигавшейся руки (перекрест нервов в
пирамидах). В таком состоянии он пребывал долго, и все отчаянные попытки
обратить на это внимание караула, вызвать врача ни к чему не привели, кроме
пустых обещаний. Много мы стучали в дверь, кричали из камеры, но все
напрасно. Я сейчас не помню, как долго он мучился, но постепенно затих --
скончался. Все это было на полу (нар не было). И только когда случилось это,
караул забил тревогу и чуть не обвинил нас же -- что ж вы молчали..."*
документированную картину смерти. Немногочисленные в те годы поклонники
Несмелова после того, как письмо Пасынкова стало им известно,, по крайней
мере знали теперь примерную дату его смерти: осень 1945 года. Она и стоит в
большинстве справочников, ее как последнее, что удалось установить
относительно точно, я назвал в предисловии к первой книге Несмелова,
вышедшей в Москве*. Документ этот получил широкую известность..
и спустя много лет. В ответ на запрос Ли Мэн из Чикаго от 24 февраля 1998
года Прокуратура Российской Федерации (точнее -- собственно прокуратура
города Москвы) ответила таким письмом с неразборчивой подписью:
(псевдоним Арсений Несмелов) прокуратурой г. Москвы рассмотрен.
в 1889 году*, арестован 1 ноября 1945 г. по подозрению в контрреволюционной
деятельности. Место ареста неизвестно. 6.12.45 умер в госпитале для
военнопленных, в связи с чем уголовное дело 31 декабря 1945 г. Управлением
контрразведки "СМЕРШ" Приморского военного округа было прекращено. Не
реабилитирован.
реабилитации.
бессмыслицей последней фразы: уж хотя бы потому, что в запросе Ли Мэн из
Чикаго никакой просьбы о реабилитации не было. Впрочем, дочь Несмелова,
Наталия Арсеньевна Митропольская, будь ее отец реабилитирован, получила бы в
свое пользование авторское право на стихи и прозу Несмелова, притом право
это, по законам РФ, действует 50 лет со дня реабилитации. Увы, даже это
теперь бессмысленно, -- успев прочитать в No 213 нью-йоркского "Нового
Журнала" эту записку из прокуратуры, Наталья Арсеньевна скончалась в городе
Верхняя Пышма близ Екатеринбурга 30 сентября 1999 года на восьмидесятом году
жизни, и наследников больше нет, хотя -- честно говоря -- никто не
обрадовался бы такому "заветному наследству". Хотя Р.Стоколяс, биограф
Наталии Арсеньевны, и вспоминает, как она с Натальей Арсеньевной "поговорили
и решили, что надо оформить права наследования на публикации Несмелова
Витковскому"*. Авторское право Несмелова теперь не принадлежит никому --
даже если новая Россия удостоит белого офицера реабилитации. Хочется,
впрочем, надеяться, что откажет. Ибо состав преступления в действиях
Несмелова был -- вся его жизнь была направлена против советского режима.
Впрочем, про наше российское авторское право речь уже шла выше. Оно
действительно принадлежит всем и каждому -- "Право на общую яму // Было дано
Мандельштаму...", как писал Иван Елагин. В реабилитации А.В. Колчаку,
кстати, недавно было отказано. Господи, как хорошо-то!..
дата предъявления Несмелову обвинения; следовательно, больше двух месяцев он
провел в тюрьме даже без такой мелочи. Ну, а именование пола камеры
пересыльной тюрьмы гордым термином "госпиталь для военнопленных" -- видимо,
часть российского авторского права. Одно мы знаем точно: к концу 1945 года
Несмелова действительно не было в живых, и дата "6 декабря" вполне годится
хотя бы как условная дата его смерти.
был профессиональным писателем, притом весьма плодовитым. Он успел издать
более десятка книг, опубликовать многие сотни стихотворений, более сотни
рассказов, поэмы, писал статьи и рецензии, даже из эпистолярного его
творчества отыскалось кое-что, имеющее серьезную историко-литературную
ценность. Хотя в наследии Арсении Несмелова, собранном на сегодняшний день,
кое-какие пробелы есть, но в целом сохранилось оно достаточно полно, во
всяком случае, настолько, чтобы занять прочное место и в истории литературы,
и на полке любителя поэзии.
года в семье надворного советника, секретаря Московского окружного
военно-медицинского управления И.А.Митропольского, бывшего к тому же еще и
литератором. Старший брат поэта, Иван Иванович Митропольский (1872-- после
1917), тоже был военным, тоже был писателем, -- это ему посвящены строки
Несмелова из харбинского сборника 1931 года: "Вот брат промелькнул, не
заметив испуганных глаз: / Приподняты плечи, походка лентяя и дужка / Пенснэ
золотого..." Но брат оставался человеком иного поколения, он печатался с
середины 1890-х годов, -- Арсений Иванович был на семнадцать лет моложе.
иной раз в воспоминаниях о детстве, хотя псевдоним появился куда позже)
известны нам по большей части с его же слов, которым можно верить, ибо
таланта фантаста писатель был лишен начисто: почти все его рассказы так или
иначе автобиографичны и построены на собственном жизненном опыте. Дата его
рождения, обучение во Втором Московском кадетском корпусе, откуда
Митропольский перевелся в Нижегородский Аракчеевский, который и окончил в
1908 году -- все это известно, впрочем, и по документам, ибо послужной
список офицера царской армии сохранился в архиве*. В неожиданном рассказе
Сертаков Виталий
Лукин Евгений
Белов Вольф
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс