сверкали, горели, поражая своей причудливостью. Каким образом
родилось это изысканное уродство химер? Или эта фантастичность
четырехглазки? Природа была неистощима на выдумку и всякий раз
проявляла безупречный вкус. Чего стоили сочетания цветов
коралловых рыб! Казалось, все это имеет какой-то глубокий
смысл, зачем-то нужно, чтобы эти рыбы были ленточные, а эти -
шаровидные. Но мне этого уже не узнать. Не придется попробовать
их на вкус, увидеть, как их ловят. Дразня своей огромностью и
новизной, приоткрылся передо мной уже недосягаемый мир. И
собственная жизнь, в который раз за последнее время, показалась
слишком короткой. Я подумал, что и японского языка мне уже не
выучить, и не дожить до той поры, когда люди сумеют понимать
друг друга без переводчика. Ведь будет же такое время. Да, и не
сменить уже специальность. На рыбалку и на ту уже не собраться.
Ни на что времени не осталось. Расписание стало слишком
жестким...
римского трибуна. - О вы, рыбовладельцы! - воскликнул он,
обращаясь к хорошенькой японке за прилавком. - Скажите мне,
ради чего природа трудилась миллионы лет, изощряясь,
совершенствуя эти организмы? Смотрите, какие диковинные вещи
она придумала: вот глаза, как перископы, а этот могучий хвост -
словно винт корабля. И все это, по-вашему, для того, чтобы
привлечь покупателя? Финиш всех усилий эволюции - прилавок? Все
для рыбы, а рыбы для продажи. Все для продажи. Смотрите, на
улице светает, и новые краски играют на жабрах. Кальмары
порозовели. Зарделись кальмарчики! Нынешний восход солнца
добавит вам еще двадцать иен на килограмм. Японка улыбчиво
кланялась. Мы с господином Конеко почтительно внимали
обвинителю этого рыбовладельческого общества.
фамилией, вы все, кто спешит мимо, не понимаете меня, и облик
мой бесследно исчезает из вашей сетчатки! Вы, барышники,
перекупщики, маклеры, лоточники, приказчики, торговцы! Я говорю
вам - должна же быть какая-то иная цель у этой красоты! Кроме
барыша и наживы! Что-то ведь и еще имела в виду природа! Милая
японочка надеялась, что Глеб все же купит парочку скатов или
хотя бы акулий плавник.
розовые рефрижераторы, груженные розовыми бочками. Грузчики с
узкими повязками на розово-бритых головах садились перекусить.
Аукционы кончились. Город просыпался. Улицы были еще пусты, но
мусорщики жгли на перекрестках маленькие костры из бумаг и
отбросов. Горький белый дым стлался по мокрому асфальту.
Куда-то пробежала женщина в черных брюках, с малышом за спиной,
в руках она держала охапку цветов. Ночные бары были закрыты, а
утренние еще не открылись.
хотел вставать, он притворялся спящим. В подъезд шикарного
отеля вышел швейцар. Начищенная золотая ливрея горела на нем.
Он стоял, выпятив грудь, чувствуя себя генералом. Он мечтал
стать генералом. Л вдруг подумал, что если бы японцы первыми
придумали атомную бомбу, он эту бомбу сбросил бы па
американцев.
увидел, все теперь будет питать эту предвзятость.
лежали, большие и маленькие, на земляной площадке. И на каждом
была цена. Камни стоили дорого. Мы так долго рассматривали их,
пытаясь понять, чем же определялась их стоимость, что не
заметили, как открылась мастерская. Полутемная
мастерская-магазин, плечистый хозяин в халате улыбнулся нам из
ее глубины, показав свои длинные, расходящиеся веером зубы, и
уселся работать. Он делал очередной камень. Он орудовал резцом
и молоточком, потом он водил напильником, брал какие-то
пропитанные краской губки. Действия его были странны, потому
что непонятно было, чего он добивается. Перед ним стоял камень,
обыкновенный камень. Он скалывал какой-то кусочек, прищурясь,
оглядывал и так, и этак, что-то еще выковыривал, где-то
заглаживал, втирал краску.
пояснил Конеко-сан.
Значит, эти камни изготовляются. Смотри, он втирает зеленую
краску. Делает камень старым.
Конеко-сан.
Глеб.
посмотри, какой получается старинный замшелый камень. Сколько в
нем поэзии и раздумий! На десять тысяч иен, не меньше. Хочешь,
я тебе куплю в подарок? Отправишь его багажом и поставишь у
себя дома. Вместо телевизора. Придешь с работы и смотри... Лицо
Глеба передернулось, как от боли. Он ничего не ответил.
Напрасно я так сказал, несправедливо.
угловатые. Скалистые, маленькие, как бы настольные, утесистые,
в трещинах, напоминающие замки; большущие, похожие на вулкан по
дороге из Кимамото; театральный вулкан, откуда шел оранжевый
дым и пахло серой, а кругом были желтые бетонные доты, на
всякий случай, чтобы укрыться от лавы. И дальше были горы,
похожие на эти камни со светлыми верхушками, или, вернее, эти
камни были куда более похожи на горы, чем сами горы, затянутые
понизу голубыми сетями от камнепада, а некоторые были залиты
бетоном, и бетон, чтобы не портить пейзажа, был покрашен в
зеленый цвет. Это были капитально отремонтированные, ухоженные
горы, снабженные канатными дорогами и отелями.
мы можем отличить настоящее от подражания. Мне и в голову не
приходило, что камнями здесь тоже торгуют. Дешевые копии,
дорогие копии. Но, может, мы не имеем права смеяться над этим.
И все равно, камни - это одно, а Сад камней - другое. Не важно,
как их располагать. - Он совсем развеселился: - Ты знаешь,
говорят, что древние японские художники время от времени меняли
свои имена. Они не боялись как бы начинать сызнова. Все-таки
это удивительно. И великолепно. И героично!
было. Я попробовал представить, как я, Сомов, принимаю другую
фамилию, появляюсь где-нибудь в Харькове, и нет у меня ничего -
ни звания, ни наград, ни трудов, а есть только то, что я знаю,
что умею. Ставят меня каким-нибудь младшим научным сотрудником,
и все начинается с нуля. Надо доказать, что ты что-то можешь,
тягаться с этими быстрыми, языкастыми, самоуверенными юнцами.
Что ты для них: стареющий специалист, который не достиг за свою
жизнь вроде бы ничего, кроме возраста, - следовательно,
неудачник. Легко вообразить, с какими насмешками принимались бы
мои замечания и всякие предложения. Бог ты мой, какое трудное
это было бы испытание!.. Но зато я был бы тот, кто я есть
сегодня, а не тот, кем я был... Лавочки открывались одна за
другой. Хозяева выставляли к входу обычные счастливые амулеты
торговли - больших гипсовых собак и кошек. Бежали школьники в
форменных костюмчиках, умытые, краснощекие. Шагали в свои офисы
клерки. На улицах становилось тесно. Двигались машины,
автобусы, мотоциклы, в воздухе нарастал запах бензина, запахи
гари, угля, асфальта, запахи толпы, запахи закусочных, но
сквозь все это еще можно было различить свежий запах рыбного
рынка.